Постепенно Мишка со своим железным норовистым другом к взаимопониманию
пришли. Или, точнее сказать, притерпелись друг к дружке. Мотоцикл нуждался
если не в ежедневном ремонте, то через день - непременно, по-нормальному
заводиться категорически не хотел, разве что такое иногда чисто случайно
происходило, однако Мишка наловчился запускать аппарат "с толкача" в
одиночку, без всякой посторонней помощи. Правда, нередко, запустив-таки
движок, еще минут двадцать отпыхивался, и радужные круги плавали перед
глазами.
А однажды, когда "крякнуло" сцепление, пришлось километров пятнадцать
эту сволочь до дому катить. И все вроде ничего, но наутро Мишка на ноги
встать не мог, даже не на шутку перепугался, что совсем обезножеет. Но жена,
плача, натерла его перетруженные члены каким-то вонючим втираньем и сама,
пользуясь своим более высоким авторитетом, объяснила Мишкиному начальству
сложившуюся ситуацию. И он два дня дома без содержания просидел, хотя,
конечно, мог бы законный больничный оформить, но раз начальство навстречу
пошло, то и Мишка не стал наглеть, на третий день мужественно приковылял на
работу.
И все же документом на право вождения он обзавелся именно при
посредстве первого своего мотоцикла. В сущности-то парень он был способный,
только маленько шалопай - что если годам к двадцати пяти не проходит
бесследно, то остается на всю жизнь, - оба экзамена легко с первого захода
сдал, тогда это было намного легче, "восьмерку" крутить, не спуская ног с
подножек, не заставляли. И уже вечером Мишка "корочки" с чувством глубокой
своей правоты вовсю обмывал.
А надо заметить, став моторизованным, он впрямь реже стал поддавать.
Пусть, по-прежнему, до соплей, как говорится, зеленых, но существенно реже.
Чем на несколько лет отсрочил свое полное алкогольное созревание. И
рыбалкой, как сказано было, занялся. Ведь, вопреки расхожему и в основном
женскому предубеждению, далеко не все заядлые рыболовы ездят на озера и
реки, чтоб непринужденно вдали от надоедливой жены попировать,
покочевряжиться. Многие, совсем наоборот, вступив в изнурительную
пожизненную войну с зеленым змием, - не с целью геройски одолеть, а с целью
освободиться от ставшего абсолютно невыносимым ига - сразу на подмогу зовут
эту наиболее доступную страсть. Чтобы, как говорится, "клин клином"...
В те времена еще слыхом не слыхивали о пластиковых телескопических
удилищах, пределом мечтаний и предметом рыбацкой гордости была бамбуковая
трехколенка, достать которую - естественно, не одну - не составило труда
преданной и терпеливой Марии. Самых лучших поплавков Мишка даром по берегу
речушки своего детства насобирал - там же многочисленные гуси в ту пору
постоянно паслись, да кормились - лески, крючки свободно в магазине купил,
какие были, грузил просто наделал из свинца, остального-прочего тоже
наделал - никакого мастерства тут не требуется. И готов рыбак. Нет, конечно,
хорошо б еще было надувной лодкой обзавестись. И лодки совершенно свободно
продавались в магазине, что было по тем временам почти фантастикой. Однако
стоили целую Мишкину зарплату за месяц. Так что на первом этапе он решил
ограничиться покупкой достойных любого рыбака сапог "болотников".
Конечно, теперь пескарики, в изобилии водившиеся в своей речке, Мишку
уже никак удовлетворить не могли. И он сперва за карасей взялся, до
которых - пятьдесят кэмэ. Путь дальний, а карасики - что те пескарики. То
есть - "неспортивно", как говорят наши рыбаки.
А "спортивно" лещей добывать, коих в ту пору вдруг несметно
расплодилось в прудах да и озерах, вполне доступных моторизованному
рыболову. И стал Мишка это высокое искусство с присущим ему с детства
упорством осваивать, хотя быстро и без чьей-либо подсказки осознал, что
рыбацкого таланта, какой из некоторых просто-таки прет, у него нет. И то,
что у другого с ходу получалось, Мишка осваивал, так сказать, экстенсивным
напором - беспримерной усидчивостью и частотой поездок (благо, он имел
свободное время не только в календарные выходные-праздники, а и так, посреди
недели). И добился-таки своего, стал такие экземпляры добывать, что родня
только ахала. А по осени он еще наловчился промышлять щук на кружки.
Это было впечатляющее зрелище: как Мишка на рыбалку собирался, как
трогался со двора. Мотоцикл-то - "одиночка", все, стало быть, на себе.
Удочки в специальном чехле приторочены к мотоциклу сбоку, прочие пожитки - в
рюкзаке, рюкзак - либо за спину, как обычно, либо - на грудь, если еще
пассажир безлошадный напросился. И этакому утлому экипажу ехать, еле-еле
таща не то что пассажиров, но и самого себя, заезженного почти до смерти, аж
иногда сотню верст!
В конце концов у "ковровца" движок заклинило. То есть, по сути, пришел
транспортному средству полный капец. Нет, его, в принципе, квалифицированный
ремонтник при желании смог бы реанимировать. И такой бы специалист нашелся.
Но - запчасти. Но - их цена, даже если удалось бы достать по великому
блату... Да просто - данная матчасть уже не стоила столь значительных
затрат!
Разумеется, Мишка три дня пировал с горя да еще четыре - в себя
приходил...
И это еще огромное счастье, что она окончательно вышла из строя не на
дальнем озере каком-нибудь, а почти у самой сарайки, где Мишка ее сохранял
от воров и стихийных бедствий. Мишка же ни за что б не бросил просто так
железного друга, такое дело представлялось абсолютно немыслимым не только
ему, но и многим, хотя спроси - почему, вразумительно не объяснят.
Менталитет, видимо, такой: истратить на вино всю получку - запросто, бензин
тоннами жечь ради десятка жалких ершиков - хоть бы что; но в ином
каком-нибудь случае - удавимся за копейку...
- Этот мотоцикл вполне себя оправдал, - без тени сомнений заявила Мария
и этим квалифицированным заключением дипломированного финансиста-экономиста
подвела жирную черту под Мишкиными последними терзаниями, - к следующему
лету будем брать новый и с люлькой. Но при одном условии, любезный мой
Мишук. Мы прежде съездим с тобой в одно место. И полечимся маленько. Потому
что, сам же понимаешь, твоя пьянка уже становится совершенно нетерпимой...
Понимаешь хоть?
- Понимаю, - абсолютно искренне промямлил, понурившись, муж. Во-первых,
потому, что действительно понимал - за последнее время несколько раз на
мотоцикле рассекал пьяным, чего поначалу вообще не случалось - а во-вторых,
очень хотелось новый мотик, без которого уже жизнь не в жизнь, как, тьфу,
тьфу, тьфу, без Машки и детей, которых ведь тоже однажды лишиться из-за
пьянки можно. В-третьих, уже несколько работ из-за пагубного пристрастия
сменил, пока удавалось вовремя смыться без характерной статьи в трудовой
книжке, но это ж только до поры. В-четвертых, партийная жизнь давно
телепается на грани - оно б и неплохо враз покончить с нею, но ведь
безболезненно не получится, один мужик недавно захотел добровольно выйти,
так всю душу ему вымотали: с бригадирства сняли, недостоин, мол, разных
доплат лишили и вообще опустили мужика "ниже плинтуса", как сказали бы
теперь, всем дав понять, что из партии, как из бандитской шайки, выход
только один... И, в-пятых, Мишке казалось, что новый мотоцикл станет
решающим фактором в деле реального освобождения из алкогольного рабства, и
это, скажем сразу, потом замечательно подтвердилось. Вот как убедительно все
сам себе по пунктам разъяснил наш Михаил, так, может, только товарищ Сталин
умел, которого тогда как раз по-человечески похоронили наконец. А подобным
образом к важнейшему курсу лечения подготовиться, это, между прочим, уже
великолепный аутотреннинг, хотя слова этого в обиходе еще не было. Уже,
считай, половина успеха. И даже больше.
Правда, мысль о лечении ужасать Мишку даже в результате аутотреннинга
не перестала - среди российского пролетариата всегда ведь много жутких
слухов об этой отрасли медицины циркулирует - думал, что станет после
прохождения курса неполноценным мужиком. Кастрированным как бы. Хотя и знал
многих нормальных с виду рыбаков, которые "держались" годами, а все
равно....
Потому до того, как разделаться с болезненным пристрастием, Мишка
покуролесил маленько еще. Получку по неистребимой привычке постарался до
дому донести, но то, что удалось приработать, просадил полностью. А еще
пропил колеса от "Ковровца", на базе которых сначала намеревался прицепную
тележку к будущему "ижаку" смастерить, другие на что-то еще маленько годные
органы павшего товарища двухколесного своего - тоже пропил. За помин
бензиновой его души и собственной воли-волюшки мужицкой, которую, вступая в
законный брак, и то не считал настолько ущемляемой.
А потом он на работе две недели взял за свой счет, на это святое дело
любой начальник безоговорочно отпускал, пока не началась массовая симуляция
добрых намерений, и за недельку под присмотром всей родни как следует
"просушился". А уж потом они с преданной, но волевой, когда надо, женщиной
поехали на поезде в один небольшой город, где была знаменитая на весь
урало-сибирский регион "рыгаловка".
Там человек тридцать страждущих обоего пола исцелиться собралось, все с
женами, мужьями, матерями - таково было непременное условие - впрочем,
страждущими по-настоящему (к ним относился и наш пациент) были немногие,
большинство родственники приволокли силком.
Сперва нарколог прочел пространную лекцию по существу проблемы с
наиболее яркими примерами из собственной практики, потом отпустил на обед,
настоятельно порекомендовав побольше компота взять либо киселя. Однако Мишка
с Марией в столовку не попали, пришлось ему полторы бутылки кефира выдуть
под булочку. И потом, когда снова все оказались в сборе, врач приступил к
собственно лечению. Оно оказалось предельно простым: излечиваемому вкалывали
небольшую дозу апоморфина, затем ему принять надлежало полстакана водки,
запить ее стаканом некоей желто-зеленой гадости и блевать до полного
изнеможения. А для тех, кто не сможет на стуле перед тазиком усидеть, были
разложены на полу покрытые простынями матрасы.
И Мишка очень на себя досадовал, потому что у него единственного
блевать не получилось, хотя он по приказу врача и выпил всю оставшуюся от
других пациентов водку. Другие рыгали так, что их на матрасах натурально
подбрасывало, а на Мишку, к его искреннему огорчению и стыду, спасительная,
тысячекратно проверенная методика целительного действия совсем не оказывала.
И выходило, что он из всех этих тридцати с лишним был самый запущенный.
Нарколог страшным голосом орал: "Мерзкая теплая водка! Щ-щас мы еще
смешаем ее с "Лучистым"!" - и поливал из сифона спины уже было
проблевавшихся струей обыкновенной воды. А бедные родственники за дверью с
ужасом вслушивались в душераздирающие звуки, с новой силой рвущиеся из недр
лечебного помещения, уже всерьез опасаясь не за здоровый образ жизни, но за
саму жизнь близких, хотя и задолбавших своим пьянством, но все еще дорогих.
Мишка же, безо всякого интереса наблюдая диковинную оргию, с тоской
размышлял о своем будущем...
А потом курс закончился сам собой, сошел потихоньку на нет. И доктор
стал пациентов по одному, кратко напутствуя, из кабинета выпускать. И тех
встречали ликующие родственники с просветленными лицами. Мишку нарколог
напутствовал самым последним.
- Так что, молодой человек, - хотя сам был вряд ли старше "молодого
человека", - придется вам наведаться еще раз. Вам нужна более интенсивная
терапия. А все потому, что вы с женой были недостаточно искренни со мной и я
неправильно определил стадию...
- А прям сейчас нельзя, доктор?
- Ни в коем случае. Сердце может не выдержать. Сам же прекрасно видел,
что тут с людьми творится...
Заждавшаяся за дверью жена с разбегу кинулась Мишке на шею. Знать, не
чаяла уже видеть живым. "Видимо, любит все еще. А я, сволочь такая..." -
подумалось Мишке, и тоска ему только пуще горло сдавила. Однако - улыбнулся
через силу: "Ништяк, Машечка, все путем!"
И они, провожаемые завистливыми, ироничными и недоуменными взглядами,
поспешили на вокзал. А кое-кто из более благополучных пациентов, наоборот,
не обращая внимания на проклятия сопровождающих, подался в ближайший
магазин. Проверять, правда ли, что тотчас подохнешь, если выпьешь, или нет.
Чтоб вскоре, ликуя, убедиться - наглое вранье, ни хрена не делается, да и
нарколог опять шарлатан попался, рожа козлячья!
А Колобовы уже к тому моменту далеко отъехали от жутковатого, что ни
говори, места, и Мишка с юмором рассказывал жене о пережитых ощущениях да
забавных наблюдениях. Он сперва хотел скрыть от нее самое главное - что
доктор приглашал повторить курс для гарантированного положительного эффекта,
но, как всегда, не смог, выложил все. Конечно, лицо жены сразу сделалось еще
более озабоченным. А через минуту на нем обозначилась решимость.
- Значит, через неделю - снова.
- Нет, - с редкой для него твердостью возразил Михаил, - подождем,
поглядим.
- Что ты надеешься дождаться, чего углядеть?
- Видишь ли, мне кажется, я кое-что понял.
- А конкретно?
- Похоже, в этом деле самое важное - по-настоящему захотеть. Плюс -
пинок, который я как раз сегодня получил...
- А - "по-настоящему" захотел?
- Это - посмотрим. Чего попусту болтать.
- Ну, давай, посмотрим, - вздохнула жена, прекрасно понимая, что
действительно только время покажет, вышел из ее затеи прок или не вышел.
Это теперь ведь свозить мужика на "кодирование" или даже "лазерное
высокочастотное программирование" - банальнейшее дело. Только знай
раскошеливайся. А тогда отечественная наркология, по сути, лишь свои первые
робкие шаги делала и почти единственная на хозрасчете была, одновременно
поселяя и робкую надежду, и леденящий ужас в сердце пролетарского
государства - а ну как пролетариат поголовно и враз перестанет пить, в
момент обрушив величественное здание социалистической экономики?! Неоткуда,
конечно же, было знать этому государству, что в обозримой перспективе
причинами обрушения его экономики станут, как всегда, беспросветная,
несмотря на поголовное высшее образование, глупость и непомерная жадность
глубоко порочных "водителей" его, а не забавный научно-фантастический
фактор...
Ой, а что ж это мы Аркадия-то Федоровича совсем позабыли? Ведь
Аркадий-то Федорович наш, последним узнав о том, чего сотворила с его
слабохарактерным братцем неугомонная баба, сразу твердо решил: ни в коем
случае не допустить, чтобы с ним, если Мишка и впрямь завяжет, заботливые
родичи такое же проделали. И обороты резко сбавил. Впрочем, он и прежде от
брата в лучшую сторону отличался достаточно заметно.
А жизнь его, вообще-то, катила в то время по уже изрядно наезженной
колее. Настолько наезженной, что, кажется, хоть вовсе не рули. Гоняли
Аркадия Федоровича по командировкам, когда он в "огээме"
техником-конструктором числился, перевели в старшие инженеры отдела -
жалованье возросло символически, обязанности остались прежними. Потом он
очутился в отделе снабжения на должности заместителя начальника, и в тот же
день его закатали аж в город Чирчик Узбекской ССР, где процветал в ту пору
один, как ни дико для этой страны звучит, машиностроительный завод. Завода
как такового теперь, разумеется, нет, буде некому на нем работать, бог
весть, как Чирчик теперь именуется, но, скорей всего, так же, в отличие от
самой Узбекии. Впрочем, это - к слову.
Сразу скажем, чтобы не забыть потом, так вот Аркадий Федорович и до
заслуженного пенсиона доберется. Трудовая книжка у него сделается пухлой,
как у летуна матерого, однако он проработает на заводе, пережив вместе с ним
до десятка реорганизаций и переименований, сорок с лишним лет. То есть до
законодательно обозначенного возраста.
Но лично его, Аркашку Колобова, переименуют не десять, а ровно двадцать
два раза. Именно переименуют, потому что никогда он не заартачится, не
взбунтуется и даже не взмолится, когда начальство в очередной раз предложит
ему занять пост техника-конструктора по его собственному, разумеется,
желанию, потому что должность начальника отдела снабжения нужна одному
молодому, но очень грамотному и весьма перспективному кадру. И вся трудовая
Аркашкина биография приобретет вид хотя причудливой, но замкнутой и плоской
кривой первого порядка, в одном экстремуме которой будет должность
начальника отдела снабжения, на которую он совершал восхождение аж трижды, а
в другом, противоположном... Ага, совершенно верно.
И будет Аркашка саркастически полемизировать с начальством, уличать его
в некомпетентности и даже материть исключительно про себя. Да дома, в
присутствии родни, желая, чтобы и родичи прониклись да опечалились тем, как
недооценивают у нас толковых, но скромных в поведении специалистов. А еще
будет Аркашка чем дальше, тем невыносимей для близких, вымещать на них свои
обиды на судьбу и сильных мира сего, трепет перед которыми даже после выхода
на пенсию останется неким стойким психическим расстройством, этаким
"холопским комплексом", заставляющим выходить из себя и орать, брызгая
слюнями: "Да кто ты такой (такая)?!", если некто из тех, на кого можно орать
безбоязненно, вдруг позволит себе смелое или хотя бы непривычное слуху
суждение. Тогда как самому себе подобный грех Аркаша, опасливо оглядевшись,
обычно попускал. И чаще всего на почве разнообразных теоретических, по сути,
разногласий он ссорился чуть не до драки с единственным братом своим, куда
меньше сестер склонным потакать его загибам.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг