приспособление фотокамеры и в теодолит.
Лена работала с теодолитом и через каждую минуту делала отсчеты.
Одновременно Терехов с такими же интервалами фотографировал облако-столб
целиком.
Несомое воздушным потоком, оно смещалось в пространстве, меняло свой
вид, изгибалось и, медленно расплываясь, становилось все бледнее и бледнее.
Минут через пятнадцать облако стало невидимым для невооруженного глаза,
лишь в теодолит Лена наблюдала его еще некоторое время. Но вот и она уже
больше ничего не смогла различить на фоне неба и, вздохнув, выпрямилась и
провела рукой по волосам, приглаживая растрепавшиеся локоны.
- Больше не видно? - спросил Терехов.
- Нет, - с сожалением ответила Лена. - Расплылось, развеялось... А как
вы думаете, этих данных будет достаточно?
- Несомненно! Я уверен в этом. Оно так чудесно изменялось, извивалось!
Сейчас Трубокуров сделает нужные вычисления по своим и твоим данным. А мы
тем временем проявим пленки. Бежим, Леночка, навстречу нашему профессору! Он
уже идет к нам.
Терехов схватил девушку за руку и, как мальчишка, вприпрыжку побежал по
лугу.
Трубокуров был очень доволен опытом. Терехов понял это сразу, хотя
внешне его друг оставался таким же спокойным, как всегда.
- Да, Михаил, на этот раз, кажется, мы будем иметь такой способ,
который нам нужен! - сказал он. - Надо теперь быстро организовать серию
наблюдений за ветрами высот здесь и в ряде других мест страны.
- Правильно! - воскликнул Терехов. - Конечно, надо собрать поскорее
побольше данных о зоне вечных бурь. Я сейчас же пойду и радирую об этом в
ЦЭИ, академику Никольскому.
- Нет, подожди. Сначала я произведу расчеты. А ты прояви пленки.
- Я это и хотел сделать.
- Ну вот и хорошо! А Николая и Вальшира мы попросим убрать теодолиты.
Ведь больше у нас нет оболочек и, следовательно, мы не сможем сегодня
ставить новые опыты.
- Оболочки, наверно, можно достать на областной метеостанции, - сказала
Лена. - Можно, я съезжу туда?
Обсуждая вопрос, как достать нужные им оболочки для шаров-зондов и
медленно горящий бикфордов шнур и как лучше обставить новые опыты, Терехов,
Трубокуров и Лена незаметно подошли к "конторе" опытной станции. Здесь они
разошлись. Трубокуров взял у Лены тетрадь с записями и вошел в дом, сказав,
что он запрется в кабинете начальника часа на два на три. Лена побежала к
своим ветродвигателям: начинался ветер, и надо было проследить, как автоматы
включат их в действие. А Терехов, возбужденный и радостный, зашагал к
домику, где он жил с Трубокуровым, напевая себе под нос строфы песенки,
запавшей в память с детства. В ней были слова, которые очень нравились ему:
"Кто ищет, тот всегда найдет".
Глава XII
НОВОЕ ЗВЕНО
Телефон звонил настойчиво, и Трубокуров, вздохнув, поднялся с дивана,
подошел к столу и взял трубку.
- Я вас разбудил? - услышал он голос академика Никольского. - Нет?.. Вы
просто прилегли помечтать? Ха-ха! Профессор Трубокуров - и мечтания! Ваши
студенты ни за что не поверили бы, что их наставник в области точных наук
обладает способностью к мечтаниям! Впрочем, что это я говорю ерунду, когда к
вам есть срочное дело... Да нет, у них все благополучно. Мой звонок вызван
обещанием нашему уважаемому Ивану Михайловичу Дубникову привести профессора
Трубокурова к нему на чашку чая... Да, сегодня... Сейчас... Он сам
постеснялся позвать. Ну вот я по старой дружбе с вами обоими и вызвался быть
герольдом. Итак, согласны?.. Тогда приходите немедленно в нашу "контору".
Познакомитесь, кстати, с интересными телефонограммами астрономов. До скорого
свидания!
Трубокуров еще раз вздохнул, вешая на рычаг телефонную трубку. По
правде говоря, ему не хотелось сегодня, в последний вечер пребывания на
опытной станции, идти в гости. Но, конечно, отказаться от приглашения этого
чудесного старика-богатыря было нельзя. И, накинув пальто, Трубокуров вышел
из домика.
Много раз с крыльца этого домика он любовался просторами степи, могучей
зеленью лесных полос, стройными башнями ветряков, уютными домиками-дачками
поселка опытной станции. И каждый раз в этой картине было что-то новое.
Степь постоянно менялась, точно море. И вместе с ней изменялся облик всего,
что лежало на ее широкой груди. Весной в ясную погоду степь бывала голубой
утром, изумрудной - днем и розовой - вечером. А когда набегали облака,
переливалась и мерцала в жемчужном сиянии. Летом, в пору суховеев, ее
окутывала желто-пепельная дымка, и тогда иной раз казалось профессору
Трубокурову, что смотрит он на старую фотографию. И всегда от бескрайной
степи веяло могучим простором. Это очень нравилось ученому-горожанину.
Сегодня степь была снова иной. Еще вчера холодный ветер гнал по ней
шары перекати-поля. Эти странные растения, точно огромные ежи, забегали на
территорию опытной станции и долго сновали туда и сюда, пока не скапливались
ворохами у заборов, стен домиков и в посадках. Сюда же ветер забрасывал
разноцветные листья кленов, дубов, вязов, акаций, безжалостно, со свистом
срывая их с трепещущих ветвей деревьев. А сегодня воздух был неподвижен и
чист, и глубокая тишина стояла кругом.
Трубокуров расправил плечи.
"Хорошо, однако, что старик извлек меня из комнаты", - подумал он и,
запрокинув голову, оглядел небосвод в зените. В последние дни каждый, кто
выходил из дому, делал так же.
Даже если тучи плыли над землей, люди смотрели на небо, пытаясь
проникнуть взором через них и увидеть новую СЭС.
Сегодня Трубокуров сразу увидел ее - светлую, розоватую каплю как бы на
дне гигантской прозрачной голубой пиалы - и, удовлетворенно хмыкнув, зашагал
по тропке к зданию "конторы" опытной станции.
Конечно, мысли его перенеслись туда, в заоблачные высоты, в зону
неукротимых вечных бурь, ныне отдающих часть своей энергии великому делу
строительства коммунизма.
И в который раз за последние дни Трубокуров, так же, впрочем, как и
все, кто был участником создания новой СЭС, ощутил гордость за свою Родину -
страну, где претворяются в жизнь самые дерзновенные мечты человека-творца!
- Чудесно! - воскликнул он во весь голос и, подражая Терехову, взмахнул
руками. - Чудеснейше, дорогие товарищи!.. Вон смотрите - ходит трактор, и не
слышно, как он тарахтит. Это энергия покоренных вечных бурь, дорогие
товарищи, движет его, а он поднимает целину! А за ним - вы должны видеть
оттуда лучше, чем я, - над степью встает стальная решетчатая башня
электрической дождевальной установки над артезианским колодцем. И ваша
энергия будущей весной заставит пролиться животворными брызгами воду недр
земли на новые поля... Привет вам, друзья! - Трубокуров снова взмахнул
руками. - Привет!
Он хотел еще раз крикнуть это слово, но язык, как говорят, присох у
него к гортани. Трубокуров увидел высоко в спокойном небе темный кружочек,
отсвечивающий красным в лучах заходящего солнца. Сомнений быть не могло: это
опускался парашют.
"Опять отцепились!" - с ужасом подумал ученый и неловко, вприпрыжку
побежал.
Через минуту он ворвался в кабинет начальника опытной станции. Академик
Никольский поднялся к нему навстречу:
- Что случилось, Сергей Степанович?
- Парашют... Опускается... - задыхаясь, прохрипел Трубокуров и, чтобы
не упасть, оперся обеими руками о стол.
- Парашют? - переспросил Никольский. Но тотчас же тень беспокойства,
появившаяся в его глазах при виде Трубокурова, исчезла. Он улыбнулся. - Не
волнуйтесь, дорогой профессор. Все в порядке... Это...
- Что же это?
- Фотографии.
- Фотографии?
- Ну да... Выпейте воды, профессор. Вот уж не предполагал, что вы
можете быть таким...э-ээ... невыдержанным.
- С кем поведешься, от того и наберешься, - немного приходя в себя,
полушутя-полусерьезно ответил Трубокуров и, глотнув из стакана, уже обычным
своим спокойным голосом снова спросил, о каких фотографиях помянул академик
Никольский.
Академик хлопнул рукой по кипе листков, лежащих перед ним, и сказал:
- Вот телефонограммы астрономов, находящихся там, в стратосфере, на
СЭС. Они подытоживают первые свои наблюдения, произведенные с первой в мире
высотной аэрообсерватории. Я не очень сведущ в астрономии, но и мне
совершенно ясно из сообщений профессоров Кукарина и Трынова, что высотная
аэрообсерватория открывает новую эпоху в астрономической науке. Вот
пожалуйста... Сообщение о том, что они получили спектрограммы и фотографии
оболочек Солнца, в том числе короны, которые, по мнению этих ученых, дадут
большой материал для решения проблем строения атмосферы дневного светила. А
до этого были сообщения, что они получили также спектрограммы и фотографии
атмосферы Венеры, газового хвоста Земли, открытого несколько лет назад
академиком Фесенковым, и так далее. И вот эти-то спектограммы и фотографии
сейчас спускаются на парашюте.
- Ясно! А я - то подумал, что опускается трос! - воскликнул Трубокуров.
- Нет. Теперь этого не может случиться. Да и не опасно, если
случится, - сказал Никольский и продолжал увлеченно: А сегодняшней ночью
Кукарин и Трынов начнут документировать фотометодами свои наблюдения за
звездными скоплениями! У них есть новые камеры, приспособленные для съемок,
с большой экспозицией, несмотря на вибрацию. Ведь СЭС работает и, конечно,
немного сотрясается. Есть и небольшая качка. И все же наши астрономы уверены
в получении исключительно ценных данных. Кукарин мне вчера говорил по
телефону, что звездный мир нашей Галактики просматривается с первой
заоблачной обсерватории настолько хорошо, что вскоре Амбарцумян получит
новые "вещественные" доказательства правильности своей теории группового
происхождения звезд.
Академик Никольский откинулся на спинку кресла и замолчал. Глаза его
сощурились. Казалось, что он глядит куда-то далеко-далеко.
- Эх, профессор! - немного времени спустя воскликнул он
встрепенувшись. - Много чудесного видел я на своем длинном веку! Иногда вот
так закроешь глаза - и проходят перед внутренним взором научные события,
одно примечательней и ярче другого. Кто бы мог подумать в начале нашего
века, что возможны такие открытия, свидетелями которых мы стали! Я -
работник науки, и мне понятны эти свершения, и особенно гигантская поступь
науки нашей Родины. Вспомним... Расшифрованы многие тайны атома, тайны
живого вещества, тайны жизни на планетах, тайны рождения миров... А успехи в
области техники? Кто бы мог подумать в дни моей юности, что будут машины,
заменяющие труд десятков тысяч людей, заводы-автоматы, самолеты, мчащиеся
скорее звука, микроскопы, увеличивающие в сто тысяч раз, приборы для видения
не только ночью, но и в туманах!.. А что еще будет! К великим дерзновениям
зовет нас, ученых, народ, партия. Эх, профессор! Как хорошо! Как широки
пути-дороги для советского человека! - Академик Никольский стремительно,
по-молодому поднялся. - Ну, идемте, дорогой, теперь к нашему деду. У него
вас ждет сюрприз. Какой - не скажу! Идемте...
...Иван Михайлович Дубников встретил ученых на пороге дома. Он с
большим достоинством поклонился и, широким жестом указывая на дверь, сказал
своим густым басом:
- Прошу гостей в мой курень! Благодарствую за уважение.
В столовой, также поясным поклоном по старинному обычаю, приветствовала
Никольского и Трубокурова матушка Акулина:
- Не обессудьте! Чем богаты, тем и рады!
- Ого-го! Вот так "чашка чая" у Дубниковых! - весело воскликнул
Никольский, здороваясь с хозяйкой. - Ведь на столе столько всего, что глаза
разбегаются.
Удовлетворенно улыбаясь, дед Дубников огладил усы и пригласил садиться.
Но как только все заняли места, он встал, осторожно поднимая полную стопку.
- Правильно! Тост! - сказал академик.
Лицо деда стало серьезным.
- Так точно - тост, - тихо начал он и затем взволнованно произнес: -
Предлагаю за счастье народное, за партию, что привела нас к нему!
Благодарность ей от всех трудовых людей на земле!
Через полчаса примерно, когда гости отведали разнообразные кушанья,
чудесно приготовленные хозяйкой, Дубников снова встал из-за стола, шагнул к
простенку между окнами и раздвинул занавеску, закрывавшую нечто похожее на
комод.
Академик взглянул на часы и, подмигнув Трубокурову, сказал:
- Как раз вовремя.
- В аккурат! - ответил хозяин и отошел в сторону. И тогда Трубокуров,
догадавшийся, что "сюрприз" связан с этим комодом, увидел то, что никак не
ожидал увидеть: экран телевизора новейшего типа! Экран светился зеленоватым
огнем, по нему бежали волны.
- Москва?.. Здесь?.. - не удержался Трубокуров от восклицания. - Каким
образом?
И, точно отвечая ему, из громкоговорителя раздался так знакомый ему
голос Терехова:
- Внимание!.. Внимание!.. Говорит телепередатчик, установленный на
стратосферной электростанции. Начинаем опытную передачу...
В этот момент на экране возникло веселое лицо говорящего. Он взмахнул
руками и продолжал:
- Товарищи! Сейчас я познакомлю зрителей на земле с нашей новой СЭС.
Экскурсию начнем с рубки управления в секции "А". Она находится на носу
левого дирижабля. На командирском месте несет свою вахту пилот Панюшкин.
Экран точно раздвинулся, и Трубокуров увидел Панюшкина в кресле перед
пультом управления и за ним, в большие круглые иллюминаторы - окна, -
мерцание вращающихся ветровых колес, и еще дальше - нос второго дирижабля
СЭС.
Один из иллюминаторов вдруг занял весь экран, и тогда стала видна
ферма, соединяющая в пару дирижабли, и огромный план стабилизатора над ними.
- Товарищи! - продолжал между тем Терехов. - Сейчас вы видите рабочую
часть СЭС - ее ветросиловые установки. Первая опытная СЭС имела одно
ветроколесо, лишь один воздушный винт. Когда проектировалась СЭС-2, вначале
предполагалось на ферму, соединяющую дирижабли, монтировать двадцать
ветроколес, вращающихся в плоскости воздушного потока. Другими словами, с
осями, перпендикулярными ему, или, грубо говоря, похожими на водяные
мельничные колеса. Однако эта мысль была оставлена, и теперь силовая система
СЭС состоит из шести быстроходных ветроколес, подобных гигантским
пропеллерам. Эти сверкающие диски, чередой расположенные на ферме, и есть
вращающиеся ветроколеса.
На экране снова возник пульт управления. Панюшкин повернулся лицом к
зрителям и, приветливо кивнув, указал на один из приборов.
- Смотрите, товарищи, - сказал он, - вот указатель работы нашей СЭС.
Сейчас суммарно все ветродвигатели развивают мощность в тысячу сто киловатт.
Но сейчас у нас здесь относительное затишье. Изучение воздушных потоков в
стратосфере методом "искусственных облаков" и наши наблюдения показали, что
здесь не всегда одинаковы не только структура, но и сила ветра. Вихревые
потоки возникают главным образом при перемещении больших воздушных масс -
при глубоких циклонах и антициклонах. Сила ветра также иногда уменьшается.
Но... даже затишье у нас - это сильная буря на земле!
На экране возникли стрелки анемометров*. Они дрожали у цифры "40". Со
скоростью 40 метров в секунду, или около 150 километров в час, мчались в
стратосфере воздушные струи. Затем экран снова как бы раздвинулся, и зрители
увидели Панюшкина и подошедшую к нему Лену Павленко с блокнотом, а затем
дверь. Она открылась, и за ней возникла длинная, светлая комната. По стенам
ее висели различные приборы, а у окон стояли небольшие столы и кресла.
______________
* Анемометр - прибор для определения силы (скорости) ветра.
В громкоговорителе снова послышался голос Терехова:
- Здесь, товарищи радиозрители, наша кают-компания и лаборатория.
Дальше расположены каюты экипажа, а еще дальше наше энергетическое
хозяйство, и в том числе - электромоторы. В случае нужды или при маневрах
приземления они могут вращать обычные пропеллеры и сообщать собственное
движение дирижаблю и тем самым делают безопасным подъем на этой системе СЭС.
Ведь это своего рода гибрид между привязным аэростатом и дирижаблем!
В глубине комнаты показались две фигуры.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг