давала деньги, я тянула из себя жилы для того, чтоб он искал, искал хоть
всю жизнь, если это доставляет ему удовольствие. Но не для того, чтоб он
нашел!
Пятна румянца рдели на ее щеках, волосы растрепались, было даже как-то
жутковато на нее смотреть.
Кулаки ее были прижаты к груди, она сжимала пальцы так сильно, что
костяшки побелели. И говорила, говорила, точно вознаграждая себя за
многолетнее молчание, привычную скрытность:
- Когда мы с ним познакомились... у него была тетрадь, озаглавленная:
"Дезидерата". Ну, все знают, что это означает. "Желаемое". Так пишут в
библиотеках на списках книг - желаемое, то, чего у нас нет, что мы хотим...
А он заносил в эту тетрадь свои идеи, замыслы... то, что он мечтал найти,
осуществить. Писал об этих проклятых "лучах воздействия", о будущем
аппарате. Помню, я, смеясь, положила ладонь на эту тетрадь. И сказала вроде
как шутя: "О, как я хотела бы стать вашей Дезидератой!" Это было так давно.
Я была тогда наивна и думала, что жизнь - это исполнение желаний... поиски
идеальной гармонии, которая достижима.
Ее темные глаза смотрели мимо Писателя. Помнила ли она, где находится,
с кем разговаривает, зачем сюда пришла?
- Так я и не стала его Дезидератой Дезидератой осталось вот это. -
Взвесила на ладони рат. - Это перетянуло. - Усмехнулась. - Да, он мне не
изменял, оя ведь порядочный, честный человек, добрый малый. И когда ему
было изменять? Он терпел меня рядом с собой, привык, что помогаю ему жить,
работать, даже, иногда зам-ечал, что я женщина. - Порывисто повернулась к
Писателю. - Хотите знать, когда я была по-настоящему счастлива? Месяц. Один
месяц за все эти годы. Когда после одного неудачного облучения...
- Он впал в странное состояние полусна?
- Да. - Она не удивилась, что он знает, не задержалась на этом, ей
было не до того. - Страшно выговорить, я иногда мечтаю по ночам... а что,
если бы он опять стал такой, как в тот месяц... или слепой. Как бы он во
мне нуждался, как ждал моих шагов, прислушивался...
Она замолчала. Что-то ее насторожило. Писатель положил ей обе руки на
плечи, заставил ее присесть на корточки, спрятаться за стол.
Из-за полуоткрытого окна спрашивали:
- Писатель... тут живет Писатель?
Голос был женский. Серебристый, необыкновенно чистый и
обольстительный.
Писатель немного раздвинул занавеси, выглянул в сад. Очаровательное
создание, юное и женственное, плутало среди кустов. Зонтик не мог уберечь
от дождя ее элегантное белое пальто с черным игольчатым мехом на рукавах и
по подолу ("Шикарная модель парижской фирмы", - бегло подумал Писатель).
Старый дом, словно мстя за вторжение, злорадно извергал на нее бурные
потоки грязной воды, фыркая и сердито отплевываясь.
- Я сейчас выйду, - сказал Писатель, - встречу вас. Оставайтесь на
месте.
И задернул занавеси.
- Но я не хочу прятаться, - возмущенно шипела Медея, когда он тащил ее
за руку по коридору. - Я никого и ничего не боюсь. Что мне...
Писатель без особых церемоний подтолкнул ее к узкому деревянному ящику
часов. Открыл дверцу.
- Молчать! Мне надоели ваши штучки... А если эта новая тоже из шайки?
Что-то у нее слишком невинный вид. Через вас чересчур легко добраться до
вашего мужа, милочка. Извольте думать о муже.
Упоминание о муже сделало ее послушной. Она вошла внутрь часов,
закрыла за собой дверцу.
ЗАЛГАВШИЙСЯ АНГЕЛ
(Визит шестой)
Вблизи очаровательница оказалась не такой уж юной. Ей можно было дать
около тридцати. "Сорок пять", - спокойно констатировал Писатель, со знанием
дела оценив уровень затрат, мастерство обработки материала. Умело
загримированная, изыскаяно и со вкусом одетая, вся она была драгоценным
произведением искусства, созданным руками первоклассных портных,
парикмахеров, косметологов, массажистов, парфюмеров, ювелиров.
Если приглядеться, нельзя было не узнать эти прищуренные
нагловато-невинные глаза с подсиненными блестящими веками и большой, пухлый
рот, эту платиновую, почти бесцветную челку, спускающуюся на самые брови.
Все это столько раз мелькало в журналах, на стереотелеэкране, в кино...
Красавицз Флора! Да, конечно, это была она.
"Сегодня у меня побывают, кажется, все тринадцать вице-директоров
компании "Око Ра", - подумал Писатель. - Любопытно".
Она представилась. Стянула перчатку, привычно подала руку, как ее
подают для поцелуя - изогнув по-лебединому. Он взял эту руку, немного
повернул, поставил вертикально - и не поцеловал, просто пожал.
- Здесь можно курить? - Она достала из сумочки длинный-предлинный
мундштук и тонкую-тонкую папироску.
- Пожалуйста. Будьте как дома. - Писатель пододвинул ей пепельницу. -
Это лестно для любого: принимать у себя известную актрису, гордость
нации... прелестную женщину... а главное - видного деятеля нашего делового
мира.
Надо отдать ей справедливость: она была житейски умна. Посмотрела на
Писателя продолжительным взглядом прищуренных глаз и сразу отказалась от
роли соблазнительницы.
- Извините, что так врываюсь к вам. Ваш талант... - Писатель с трудом
изобразил улыбку. Он всегда выглядел глупо в таких случаях, не знал, как
себя держать. - Я привезла вам билеты. Хочу вас попросить посмотреть меня в
последней роли в спектаклеревю. Мне так дорого ваше внимание! - Щелкнула
замком сумочки, выложила билеты, придавила их одним из камней, которые были
разбросаны по всему письменному столу. - Два места в директорской ложе. Вы
придете?
- Возможно.
- Конечно, никакой рекламы я от вас не потребую, как другие звезды.
Никаких рецензий мне не надо, да ну их! - Когда она увлекалась разговором,
у нее прорывались вульгарные фразы, простонародные жесты. - Так, значит,
завтра...
- Постараюсь. - Про себя Писатель твердо решил, что отдаст билеты
своей старушке уборщице и ее сыну. Пусть посидят в ложе директора.
- Я буду ждать вас, смотреть в щелку занавеса, как маленькая
дебютантка. - Она мило улыбнулась Писателю. - У вас всюду камни? Я безумно
люблю камни, вообще все простое, твердое, грубое. Я ведь не пучок кисеи,
родилась не во дворце. - Вероятно, она считала, что Писателю это должно
понравиться. - Да, я простая, и у меня простые, грубые вкусы. Люблю
народные гулянья, танцы на улицах... карнавал в моих дорогих Плевках,
откуда я родом. - Плевками назывался самый подозрительный район города,
район трущоб, притонов, люмпенов. - Знаете, чтобы обливали водой... сыпали
из окон опилками, мукой. Очень весело!
Она удобно уселась в кресле, роняла ничего не значащие слова, пустые
фразы, явно тянула время, острым взглядом ощупывала комнату, кусок
коридора.
Чем дальше, тем сильнее в ней проступало что-то нахально-пробивное,
бесцеремонное, уличное, что резко не соответствовало ее парижскому туалету,
продуманной прическе и тщательно выполненной маске лица. Невольно он
сравнивал эту преуспевающую даму с той, что сидела в кресле до нее. Та,
одержимая страстями, раздираемая ими, не умела и не хотела позаботиться о
себе, о своей наружности, месяцами, наверное, не смотрелась в зеркало.
Заколки и шпильки не держались, стремительно вылетали из ее упрямых волос,
живые капли дождя стекали по живой, неоштукатуренной коже, и она их не
стирала с лица, даже, кажется, не замечала...
Обе были опасны. Обе были сосредоточены только на себе, на своем "я",
на своих желаниях, обе были эгоистичны, хотя и по-разному, обе не
посчитались бы с чужой жизнью, добиваясь своего. В обеих было что-то от
зверя-хищника и не хватало человеческого.
Эта, с купленным за деньги молодым лицом и немолодой шеей, хотела
удовольствий (вероятно, довольно низменного пошиба), денег, власти. И еще,
наверное, хотела борьбы и интриг, сильных ощущений, удовлетворенного
самолюбия, хотела острой радости победы над жертвой, той радости, которая
так необходима хищнику. А та - что нужно было ей? Чего хотела Медея,
затиснутая сейчас в узкий дубовый ящик часов, о чем она думала? Какие планы
роились в упрямой голове Медеи? Что будет делать дама в красном на черной
подкладке плаще, когда вернется к себе домой? Здесь возможны были полярные
варианты, самые неожиданные решения. Будет держать мужа под дулом
револьвера?. Или, наоборот, сама отвезет через несколько дней в город,
принимая меры предосторожности, заботливо оберегая от всяческих опасностей?
Кто знает, кто может знать?..
- Вы пришли ради изобретателя, - негромко, без всякого выражения
сказал Писатель.
- Что-о? - удивилась Красавица Флора.
Он опять повторил свою фразу - так же неторопливо, так же без всякой
интонационной окраски.
- Я не понимаю, о чем вы, - сказала она. На лице ее очень естественно
изображалось недоумение.
- Не лгите, ангел мой, - сказал Писатель, получая маленькое
удовольствие от того, что когда-то с этими же словами обратился д'Артаньян
к Миледи. - И, в конце концов, сколько вы будете так сидеть? Рано или
поздно вам все равно пришлось бы сказать...
Она отбивалась.
- Но я не знаю никакого изобретателя... Я из-за билетов. Мне хотелось
самой...
- Ложь! - Он повысил голос. - Ни одному слову не верю! Вам прекрасно
известно, что я ни за что не пошел бы на это ваше кретинское ревю. -
Стукнул кулаком по столу, так что камни подскочили. - Перестаньте меня
дурачить, слышите? В чем дело? Ну?
Он нарочно дал себе волю, разрешил кричать. Посмотрим, как такое на
нее подействует.
Она встала, уронила длинную перчатку, которую он не поднял.
Наступила на нее.
- Я не хочу с вами разговаривать. Вы хам! Я...
- Нет уж, теперь не уйдете. - Он загородил ей дорогу. - Извольте
объяснить, зачем явились. Мне надоели потемки. Сегодня день загадок, хватит
с меня...
Он стоял, расставив ноги, сжав кулаки.
Внезапно Красавица Флора сдалась, уступила. Она безвольно опустилась
обратно в кресло, откинула на спинку голову.
- Ну что ж... Хорошо. Я скажу. Мне тякело, но все равно. Наплевать!
Так знайте же: я не могу забыть его - с тех пор, как увидела тогда в
оффисе. Это как заноза... Будто меня околдовали, сглазили. - Она быстро
скрестила пальцы, как делают крестьянки в глухих горных селеньях, отгоняя
злого духа, нечистую силу. - И я ведь не сидела у стенки, пока все плясали,
о нет! Меня любили, у меня валялись в ногах, из-за меня стрелялись,
вешались, травились. - Этот послужной список она припоминала не без
удовольствия, как бывалый службист припоминает поощрения и награды. - А
тут... Он вошел, и, знаете, мяе сразу захотелось все послать к черту,
начать жить сначала. Быть ему скромной подругой, стирать его носки, делать
для него эти чертежи. Жить на мансарде. И подумать только, что это я, я.
Красавица Флора! О, какие только прозвища мне журналисты не давали: "Флора
Великолепная", "Флора Непобедимая"...
Писатель прервал ее.
- Вы что же, собираетесь его найти? И очевидно, с моей помощью?
- Да, - она опустила синие веки. - Я не могу жить без него... не могу
дышать.
Она была актриса. Но скверная актриса. И сыграла это плохо,
неправдоподобно.
ДЕЛО ЕСТЬ ДЕЛО
(Визит шестой, продолжение)
Писатель сказал жестко: - Значит, влюбились? Так, так. Чердак, хлеб да
вода... Пастораль. Необыкновенно к вам подходит. Парижские духи "Шанель"
изволите захватить с собой на чердак, мадам Флора?
Она сделала лицо невинной жертвы.
- Вы мне не верите, не доверяете?
- Нет.
- Но это оскорбительно!
Он всерьез обозлился.
- Поищите других простаков. Я стреляная птица. - Невольно бросил
взгляд на пулевое отверстие в стекле книжного шкафа и усмехнулся. - Для
меня совершенно ясно...
- Что ясно? - спросила она с тревогой, кажется, неподдельной,
приподнимаясь в кресле.
- Ясно, что вы хотите этим спектаклем на дому меня разжалобить, -
резко сказал Писатель. - А сами собираетесь выудить любой ценой адрес
изобретателя и передать его компании "Око Ра". Что? Раскусил я вас?
Как ни странно, она совершенно успокоилась. Села поудобнее в кресле.
Неторопливо открыла сумочку, перед круглым зеркалом большой черепаховой
пудреницы старательно поправила белые пряди челки. Провела пуховкой по
носу.
- Вы попали впросак, Писатель, - голос ее звучал насмешливо. - Что
поделаешь, даже умные люди иногда ошибаются. Нет, пусть компания нанимает
себе ищеек и сама с ними разбирается. У меня другое на уме.
Похоже было, что на этот раз она говорит правду.
- Этот тип уже был у вас, - она оглядела паркет, затоптанный, с
отчетливыми следами грязных сапог, - и, очевидно, еще появится. Он хочет
доверить свою судьбу порядочному человеку. Он мне сам об этом сказал. -
Презрительно оттянула нижнюю губу. - А такие пай-мальчики, как вам
известно, в современном обществе...
- Встречаются нечасто.
- Вот именно. Так что никуда он не денется. Все равно припрется сюда,
к вам. Искать его больше негде, как только тут, в вашей трухлявой халупе.
Писатель поклонился.
- Из ваших милых слов я, видимо, могу сделать лестный вывод, что вы
меня считаете...
Красавица Флора не дала ему договорить. Похоже, привыкла иметь дело с
подчиненными, которых можно прерывать безнаказанно.
- Ч-черт! Я тогда погорячилась. Была обижена. Зла на него - и как
взвилась! Это глупо - давать волю своим чувствам. Кто из нас может себе
позволить такую роскошь? Я не подумала, не рассчитала... Ну а теперь мне
надо во что бы то ни стало его заполучить. Это не каприз, а деловая
необходимость. - Голос ее стал властным. - И вы должны мне помочь!
Чувствовалось, что отвязаться от нее будет не так-то просто, что она
всеми доступными ей способами будет добиваться своего.
Писатель спросил:
- Скажите, это вы мне сегодня звонили? Поклонница - и все прочее.
Она пожала плечами.
- Ну да. Надо же было убедиться, что вы дома. Я пришла сюда пешком,
свою машину оставила у шляпного магазина. - Добавила предостерегающе: - О
моем приходе никто не должен знать. Это в ваших же интересах.
- Вы мне угрожаете? - спросил Писатель лениво. А интересно, у этой
тоже есть в сумочке дамский револьвер?
- Угрожать вам было бы просто неосторожно, - сказала Красавица Флора
очень спокойно. - Вы человек смелый, сильным, и угрозы могут только
толкнуть вас на сопротивление. Нет, с вами надо договариваться
по-хорошему... и без штук, честно.
Писатель усмехнулся.
Казалось, она раздумывала, чтото решала для себя. Наконец, видно,
решила. И спросила быстро, коротко:
- Он вам показывал это?
Писатель ответил, что да, показывал.
- Вы понимаете, чем это пахнет? - спросила Красавица Флора,
перегибаясь к нему через подлокотник кресла и щелкнув пальцами. - Пахнет
жареным!
Писатель поморщился.
- Это крупное научное открытие. Еще неясно теоретически даже самому
автору, какой характер носит это воздействие и к чему может привести...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг