на стол, который подломился, по каменному полу растеклась пивная лужа с
глиняными осколками и объедками шашлыка.
После такого толчка вестибулярный аппарат восстанавливается минуты за
две, но громила поднялся почти сразу и присел на полусогнутых, выставив
вперёд волосатые руки. Пританцовывая, он продвигался к Максиму, а тот ждал,
приняв боевую стойку.
Когда он отслужил в армии ровно год, привезли новобранцев, и "деды"
(девятнадцатый месяц службы) быстренько их превратили в покорное стадо.
Всех, кроме одного. Щупленький кореец Егор Тхак выполнял все уставные
команды, кроме откровенно издевательских, "дедов" без сержантских или хотя
бы ефрейторских "лычек" вообще не замечал. Прописали ему "пять штук": двое
хватают за руки и гнут до положения "буквой гэ", а третий пропечатывает
сзади - просто ремнём или пряжкой, в зависимости от строптивости "салаги".
"Пять штук" не вышло - все трое, а потом и те, что бросились на помощь,
получили лёгкие телесные повреждения. Пробовали устроить "тёмную", но и тут
дьяволёнок-кореец в последнюю секунду выскочил из-под наброшенного одеяла, и
опять - "лёгкие телесные"... Уходил он и из последующих коварных и даже
смертельных ловушек.
О противостоянии узнал замполит, пригрозил наиболее звероватым "дедам"
дисбатом, и тогда корейцу объявили бойкот. Никто - ни "салаги", ни
"черпаки", ни "духи" под страхом расправы не смели заговорить с отверженным.
Максим тогда выступил на комсомольском собрании батальйона против
бойкота и с критикой дедовщины. На расправу с ним после публичного
выступления никто не отважился, но "деды" объявили бойкот и ему, от чего
Максиму было ни жарко ни холодно, поскольку все остальные общались с ним,
как и прежде. Зато у него появился новый друг, который за год передал ему
многое из своего искусства.
Максим только сейчас понял, что он не учитывал в боевом искусстве самое
главное - концентрацию энергии и управление нею. Рассуждения Егора на эту
тему он тогда считал пустым трёпом и старался освоить только механическую
сторону телодвижений и ударов.
Из правой ладони Идущего вырвался невидимый для других огненный шар, и
Максим, сам не понимая, как это получилось, мгновенно блокировал его
встречными потоком энергии. Идущий изумленно поднял голову, на его туповатом
лице появилось выражение радости - радовался он настоящему противнику,
которому он покажет, что такое настоящий мастер, слуга Небесного. Ему
надоело убивать жалких говорящих животных, которые возомнили себя людьми...
Идущий кинулся в атаку, как уссурийский тигр. Могучая сила сочеталась в
нём с кошачьей мягкостью, и Максим, блокируя удары, видел, как струится по
телу ингруннского берсерка энергия эфирного и астрального миров. Ментал у
него почти не просматривался. Руки и ноги Максима выписывали сумасшедшие
траектории, а сознание в это время готовило удар, и вот он - ослепительный
жёлтый шар полетел в межбровье нападающего, и сумрачный незнакомец осел на
колени, тупо глядя, как тело противника пробивает застекленные рамы. Занятый
ментальной посылкой, Максим-таки пропустил последний удар - открытой ладонью
чуть ниже левой ключицы.
Идущему потребовалось полминуты, чтобы вернуть себе подвижность, и он
впервые ощутил страх от собственной беспомощности. Он знал, что по меньшей
мере неделю придётся восстанавливать нормальную энергетику. Такой удар могли
нанести разве что жрецы Небесного, но Идущий знал их всех, и в России, и в
Польше, и в Турции. Парень явно был шпионом какой-то далёкой страны.
Шатаясь, Идущий подошёл в выбитому окну. В полусотне метров шлёпал
плицами по воде "Хлебороб" - рейсовый пароход, что плавал из Одессы в Керчь.
Выбраться на трёхметровую каменную стенку причала было нельзя, плывущего
нигде не было видно, и слуга Небесного решил, что шпион утонул.
А Максим упал на палубу отходящего "Хлебороба". Его, оглушенного, тут
же затащили в трюм смекнувшие свою выгоду матросы.
Только через полчаса он очнулся на привинченной к стене койке. Разогнул
руки, потянулся. Каждая клеточка тела отдавала болью, но кости, по всей
видимости, чудом остались целы. Хорошо, что вовремя сработал подарок ворона,
иначе везли бы его сейчас в местный морг на вихляющейся по ухабам телеге.
Вверху заскрипело, и через проявившийся квадрат света вниз спустился
один из матросов.
- Очухался?
- Вроде бы. Болит только всё.
- Ну а что ты хотел? Четыре метра пролететь, о палубу плашмя
шмякнуться, и чтоб не болело? С кем дрался-то?
- Не знаю. Он пытался ограбить женщину. Идущим себя называл.
Матрос вздрогнул и застыл с выпученными глазами и открытым ртом,
наконец, проговорил:
- А... как же... как же ты живой-то остался?
- Остался вот. Кто такой Идущий?
Матрос медленно опустился к нему на койку и рассказал, что жрецы
разыскивают детей с необычными способностями и воспитывают их при храмах
Небесного. Таких детей мало - если посчитать во всех сопредельных странах,
то взрослых Идущих не наберётся и десятка. Достигнув совершеннолетия, Идущий
покидает храм и начинает служение. Он - кара Господня, идёт по земле и
убивает всех, кто нарушает заповеди. Всё, что ему нужно, он берёт, и ему
нельзя отказывать, иначе - смерть. Ни в коем случае нельзя и заговаривать с
ним первым.
- И как же он определяет грешников?
- Стража на них указывает. Иногда сам видит, а как - это уж я не знаю.
- Но ведь он сам творит зло, где же справедливость?
- А как иначе? Мы все живём во зле, один только Небесный добрый. И
всё-таки удивительно, что ты жив. Лежи, я принесу лекарство.
Через несколько минут матрос вернулся и протянул Максиму глиняную
кружку.
- Пей! Проснёшься - будешь, как новый.- Он убедился, что Максим пьёт,
повернулся и молча вскарабкался по лестнице. Люк закрылся и снова стало
темно.
Обдумывая странности местной государственной религии, Максим провалился
в сон. В кружке действительно было общеукрепляющее и тонизирующее средство,
но капитан, узнав, что человек в трюме остался живим после драки с Идущим,
приказал добавить к лекарству сильную дозу снотворного. Упавшего на палубу
спрятали мгновенно, поэтому его навряд ли будут искать, посчитают утонувшим.
Парень крепкий, до прихода в Голую пристань оклемается, а там за него
хорошие деньги дадут, гривень сто, не меньше. Пусть поспит, а то, чего
доброго, буянить начнёт, когда поймёт, куда попал. Такого и вдвоём не
скрутишь.
И Максим спал. Ещё два раза приносили ему терпкое питьё, которое он
глотал, не открывая глаз, а проснулся уже не на корабле, а в телеге, со
связанными руками и ногами.
Перед ним покачивалась широкая спина ездового в белой домотканной
рубахе, подпоясанной плетёным кожаным ремешком. Пахло травами, разбегались
белые облака на синем-синем небе и стрекотали кузнечики.
- Эй, вуйко! - окликнул Максим возницу.
Тот повернул светлобородое лицо под надвинутой на глаза широкополой
шляпой из белого войлока и ухмыльнулся.
- Ты дывы, воно вже щось лопоче! А ну, лежи тихо! - И огрел Максима
плёткой, без злобы, так, на всякий случай, но на правой щеке и шее пленника
сразу же вспух рубец.
Максим подавил в себе вспышку ярости - пока связан, лезть в драку не
разумно. Вот освободится, тогда поглядим, кто будет лежать тихо!
Попробовал прокачать энергию по основным каналам, но вместо бушующей
силы ощутил лишь её слабенькие струйки. Яд снотворного заблокировал чакры, и
у него сейчас была лишь сила обычного человека. "Наверное, удар того
сумасшедшего всё нарушил,- подумал он, не ведая о приказе капитана.- Но
ничего, будем живы - не помрём. Что-нибудь придумаем, а пока - тихо! Зачем
зря давать себя колошматить?"
Телега въехала под арку, на которой вязью было написано: "Кроко-дил
Гена", и остановилась у ворот двухэтажного белого дома, обвитого виноградом.
Возница спрыгнул на землю и наклонился над Максимом.
- Слухай сюди, худобо! Я щас тя розвяжу, коли хозяин выйде. Будешь
рыпаться, так приголублю, що... Короче, не возбухай!
На крыльцо вышел мужчина лет тридцати, в таком же, как у ездового
полотняном одеянии и широкополой шляпе. У него была фигура борца-тяжеловеса,
на поясе телепались вышитые ножны с внушительным тесаком, и похожие на
сардельки пальцы отсвечивали массивными серебряными перстнями.
- Здоровый будь, Дронго! Ось, забырай, прывиз тоби бугаёночка. З тебе
сто двадцять монет!
Дронго подошёл к телеге, сгрёб пленника за шиворот и рывком сбросил на
землю.
- Развяжи его.- Возница вынул складной нож и двумя резкими движениями
освободил его от верёвок. Максим сел.
- Встань, собака! Перед хозяином стоять надо!- И хозяин пинком помог
ему подняться. Затёкшие ноги подвели, и Максим снова упал, за что снова
получил пинок.
- Чебурашка хренова... Стоять не можешь! - Тяжеловес повернулся и
достал пухлый бумажник, часть которого перекочевала к ездовому.
Александр Починок, известный в уголовном мире Причерноморья, как
Дронго, был владельцем крокодильей фермы, и только что получил нового раба.
Рабство на Ингрунне было вне закона, поэтому рабочими фермы официально
считались такие, как уехавший возница, но у них были другие обязанности. На
Починка работали почти все капитаны проходящих судов, и естественная убыль -
от болезней и зубов рептилий - легко восполнялась.
Починок был помешан на рассказах о приволье на новом континенте - вроде
бы именно оттуда появилось его блатное "погоняло" и своих рабов он тоже
называл американскими именами.
- Так! Ты, говорят, кого-то там в Одессе отметелить пробовал. Будешь у
меня Майком Тайсоном, короче - тебя звать Майк. Услышу, что кто-то тебя
по-другому кличет, прибью. Тебя, конечно. - И тяжеловес по-лошадиному
заржал.
Кто такой Майк Тайсон, Максим не знал. И не мудрено: земной Тайсон
только начинал свою карьеру, и ещё никому не откусывал ухо, ещё не сидел в
тюрьме. Да и о профессионалах в Союзе ничего не писали, не попадали они и на
экраны телевизоров. За полторы недели на Ингрунне Максим не раз убеждался,
что похожесть местных реалий на земные очень и очень относительна. Как потом
оказалось, ингруннскую Америку открыли только полвека назад, и туда
устремились проходимцы со всего света. Индейцев в местном варианте вообще не
существовало. Была большая земля, а на ней горели костры и между ними ходили
кони и люди. Кони пили воду, а люди - маисовую бормотуху. И было им от неё
больно на следующий день, поэтому хватались они с похмелья за мачете и часто
убивали друг друга. А ингруннский Тайсон был легендарным бойцом. Он жил
долго, а его противники - значительно меньше.
Дронго на Земле был суперагентом из абдуллаевских романов, и
неизвестно, в какой переплёт попало его имя на космических дорогах, чтобы на
Ингрунне прилипнуть к совсем не похожему на него Починку. Вот уж
неисповедимы пути вселенских информационных моделей!
- Пошли, Майк, со мной. Ты ведь жрать хочешь, а обед заработать надо.
Давай-давай, шевели мештами! Кстати, мешты у тебя ничего! Снял с кого-то,
что ли?
Вопрос был чисто риторический, и Максим молча шёл впереди хозяина.
Надеть чужую обувь здесь считалось позорным, и только поэтому вороново чудо
до сих пор защищало его ноги.
- Ну, вот и пришли. Хлопчики, это - Майк. Поясните ему, что к чему. И
не забудьте сказать, что бывает с бегунами. Адью! Работать, лентюхи!- Хозяин
развернулся и пошёл назад по тропинке, косолапо переставляя борцовские ноги.
- Едри ж твою! Студент!- Опираясь на черенок лопаты, воткнутый в кучу
строительного мусора, на Максима удивлённо смотрел курчавый продавец с
одесского Привоза. Тот, что продал ему блок "Отамана".
Г л а в а 8
Да, это был тот самый продавец с Привоза. Даже вылинявшая футболка и
старые джинсы остались те же, только на них появились многочисленные пятна
засохшей известки. Чуть в отдалении топтались возле тачек с деревянными
колесами два парня лет двадцати пяти, один белобрысый, а второй - рыжеватый.
Все трое были измождены и небриты. Максим провёл ладонью по щекам и
подбородку - наверное, и он выглядел не лучше. Как-то не задумывался, что
надо побриться.
- О'кэй, кореш! Я - Васька, а проще - Крот, те два придурка - Кеша и
Гога, который из них Кеша, а который Гога, я сам не знаю. Фюрер их зовёт
Джек и Джим, а меня - Гарри. А ты кто, Майк, если по-нормальному?
- Максим.
- Ладно! Максим так Максим. Хватай тачку и делай всё, как вон те
крысята, а я эту дрянь вам насыпать буду. Побазарим вечером, а то охрана за
разговорами застукает, плетками картину Дали на роже каждому нарисует.
Вечером, когда все четверо улеглись на соломе в глиняном сарайчике с
решёткой на единственном окне, Максим услышал рассказ Крота о житье-бытье в
Чабанке, о том, как тарелка в берег врезалась и как он ехал в Одессу -
загнать остатки "штучек" на Привозе. Он помнил, что "крысята" - теперешние
сокамерники - вытолкнули его из машины, после чего Васька очнулся уже у
ворот "Крокодила Гены", вполне трезвый и неповрежденный. Его заметили
охранники и тут же притащили к Дронго, халявный раб - он тоже раб. В тот же
день приволокли и Кешу с Гогой, у которых что-то с памятью сталось. Помнят
только, что пили в лесу под Тирасполем, а потом им поплохело и уже здесь
очухались. Ваську не вспомнили, и когда он им обоим по мордам съездил,
обиделись, мол, за что ты нас, горемычных? До сих пор его сторонятся -
стражники каждый день "угощают", а тут еще он...
- Знаешь, Макс, по-моему все мы умерли и сейчас в аду пребываем, потому
что жили не по-божески. Я ни во что такое раньше не верил, а теперь верю - и
в Бога, и в чёрта. А ты как думаешь?
- Думаю, что этот ад называется Ингрунн. Параллельный мир с
перпендикулярным к земному вектором времени. И мы пока что не умерли. Это,-
Максим постукал себя по лбу,- сотворено вокруг наших психоматриц, ну, вокруг
душ, что ли, а твои и мои тельбухи там, на Земле, ждут, когда наши души
вернутся. Как у этих,- Максим показал на Кешу и Гогу,- не знаю.
- И откуда такая осведомлённость?
- Учитель по дороге сюда объявился. "Но внезапно черный ворон
примешался к разговорам..."
- Однако! "...Вспыхнув синими очами, он сказал: "А на фига?" -
продолжил Васька. - Не ожидал, что в аду кто-то будет "Озу" декламировать!
- Ещё раз говорю, мы не в аду. И "Оза" - так, к слову. Ворон был
учителем. Думаю, что и ты с ним не разминулся, раз уж мы оба здесь.
Ваську словно молния ударила. Вдруг ярко и отчетливо из памяти выплыло
дикое похмелье перед уходом в Одессу и глумливый ворон в милицейском
мундире.
- Да, ты прав, и я с ним не разминулся. Только вот не учил он ничему.
Хотя, что-то такое было: "Объективная реальность - это бред, вызванный
нехваткой алкоголя в крови!"
- Это в его стиле. Клоун. Но мне довелось от него серьёзную лекцию
выслушать - про Ингрунн, здешний мир. Говоря про Бога и чёрта, ты был
недалёк от истины, но всё сложнее. Бог - это персонификация единого закона
Космоса, он самосущий и сверхразумный, а мы лишь - пешки в игре сил
помельче.
- И что хотят от нас силы помельче?
- Не знаю. Вот этого как раз и не знаю. Ты, кстати, летать не пробовал?
- Что? Как это - летать?
- Я - летал. Как птица. Захотел и поднялся в небо. Только вот сейчас
ничего не могу,- и Максим рассказал о поединке с Идущим. - Я научу тебя,
если сила вернётся. И летать, и ещё многому. Ведь отсюда как-то надо
выбираться, эта дурацкая ферма - одно из испытаний, которые зачем-то надо
пройти нам обоим.
- Давай, учи. Я буду прилежен, как Танечка-отличница.
- Спи, Танечка! У обоих уже язык заплетается. Вон, твои киллеры уже
давно храпака выдают.
И они заснули, а утром для Максима началась череда однообразных и
унылых дней в рабстве.
Удрать с фермы было сложно. На днепровском лимане дугой были отгорожены
круглоячеистой медной сеткой вольеры с крокодилами, и дуга эта с трёх сторон
обнимала полуостров с постройками. Там, где стояли ворота с вывеской
"Крокодил Гена", от степи ферму отделяла колючая изгородь. Она усиленно
охранялась - стража пряталась от посторонних глаз в многочисленных яминах,
специально вырытых для маскировки. Стражников никто не видел, но они из
высокой травы наблюдали за всеми перемещениями людей с обеих сторон границы.
Говорили, что попытки побега раньше случались, но все они заканчивались
инфернально. Для устрашения стражники гнали рабов берегом лимана и на их
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг