Профессор сидел со своими ассистентами довольно долго, они пили кофе,
разговаривали. Под конец господин профессор встал, гордо взглянул на своих
гостей и сказал:
- Сегодня, господа, можете меня поздравить и не только с рождеством. Я
добился своего. Рефлекс времени - не фикция, не химера. Со вчерашнего
вечера, вернее, с сегодняшней ночи, такой рефлекс - полная реальность.
Потом профессор еще что-то говорил, употребляя всякие научные слова,
которые я, конечно, не запомнила, и попросил меня позвать к нему господина
Никифорова. Я сходила наверх за русским.
Он тотчас спустился в гостиную. Его пригласили за стол. Я села на свое
место. И опять начался научный разговор. Господина Никифорова все время
спрашивали о времени. Он отвечал.
Ассистенты господина профессора проверяли его ответы по своим часам,
щелкали секундомерами, потом все дружно восклицали: "О! Это превосходно!" А
господин Зайлер сказал даже по-русски: "Карашо!" Он был в плену в России и
не пропустил случая показать свои знания в русском языке.
Господин Никифоров смеялся вместе со всеми, оживленно разговаривал.
Потом, когда он услышал, как господин Зайлер опять сказал по-русски:
"Карашо! Давай-давай!", резко повернулся к нему и спросил:
- Что "давай-давай"? "Давай-давай, матка, яйки"? Или, может быть,
"давай-давай, матка, сало"? Так?
Он встал, отодвинул с грохотом стул и, сказав:
- Простите, господа, уже поздно, двадцать одна минута одиннадцатого.
Спокойной ночи! - ушел к себе наверх.
Все почувствовали себя очень неловко. Я так и не знаю из-за кого.
Наверное, некоторые из-за господина Зайлера, другие - из-за господина
Никифорова. Но разговор больше не клеился. Тогда профессор поднялся.
- Я считаю, господа, не нужно придавать значения этому факту.
Благодарю вас всех за подарок и за внимание к моей персоне.
Все тоже поднялись и потихоньку разошлись. Так и закончился первый
день рождества.
На следующий день, 26 декабря, господин профессор с самого утра поехал
делать разные визиты. Русский не вышел к завтраку. Он заперся у себя в
комнате и опять очень много ходил. Меня даже стало раздражать шарканье его
ног по полу.
Я постучала в дверь. Шаги прекратились. В замке повернулся ключ.
Господин Никифоров выглянул в коридор.
- Что вам, фрау Гросс? Что-нибудь случилось?
Я спросила:
- Почему вы не выходили к завтраку? Может быть, вам сюда что-либо
принести?
- Да, пожалуйста, принесите. Я бы с удовольствием чего-нибудь съел. И
еще прошу, фрау Гросс, приготовьте мне бутерброды и. сделайте, пожалуйста,
расчет, сколько причитается с меня за питание и квартиру по сегодняшний
день включительно.
- Господи! - удивилась я. - Неужели вы хотите уехать от нас, от
господина профессора?
- Да, фрау Гросс, я уезжаю.
- Надолго ли?
- Навсегда.
- Почему же?
- Это слишком сложно и долго нужно было бы объяснять, и все такое...
Я никогда не видела его таким серьезным и сосредоточенным. Со мной он
бывал веселым, обычно шутил. А тут вдруг такая серьезность. Меня это очень
удивило. Я будто ненароком заглянула к нему в комнату. У шкафа стояли два
небольших чемодана.
- Куда же вы уезжаете?
- В Москву, фрау Гросс...
Я ожидала какого угодно ответа, только не этого. Ей-богу, я не
удивилась бы, если бы он сказал: "В Африку" или "На Северный полюс". Но он
сказал: "В Москву". Как он поедет в Москву?
Как он может ехать в Москву? Ведь его там...
У нас об этом много говорили. И сам господин Никифоров тоже не уехал
сначала потому, что боялся очень. Ему кто-то сказал, что с ним и говорить
бы не стали.
Однако скоро вернулся господин профессор и привез с собой
корреспондентов всяких газет и журналов. Эти господа сразу же завертели
объективами фотоаппаратов. Снимали дом, снимали лабораторию, кабинет,
самого господина профессора, сняли даже меня. А потом, когда появился
господин Никифоров, в комнате вообще наступил ад. Кто снимает сверху со
стула, кто наоборот, снизу, протиснувшись между ногами своих коллег.
Господин профессор дал натешиться им вволю. Потом обратился к
корреспондентам: - Господа, позвольте представить вам единственного в мире
человека, co способностью определять время без помощи часов.
Он показал на мрачного, безмолвно стоящего Никифорова, а затем
обратился к русскому.
- Скажите, Иван, который сейчас час?
- Двенадцать часов сорок восемь минут, - буркнул Никифоров.
Все корреспонденты, как по команде, посмотрели на часы. Один из них
сказал:
- На моих уже двенадцать часов пятьдесят минут...
- Проверьте свои часы, - любезно улыбнувшись, сказал господин
профессор.
Журналисты навалились на русского и на господина профессора с кучей
вопросов и еле успевали строчить в своих блокнотах.
Господин Никифоров еще несколько раз продемонстрировал свое чувство
времени. Профессор сказал, что такое чувство можно выработать у любого
человека. Людям не нужны будут часы...
- Скажите, а какое применение мог бы найти рефлекс в военном деле?
Кажется, такой вопрос задал кто-то профессору.
- Мне очень трудно ответить... - сказал профессор. - Я не имею права
отвечать вам, так как связан обязательством. Но могу намекнуть вам, что
замена механических часов "живыми" в армии и на флоте принесла бы очень
большую пользу. Всем известно, что господин федеральный министр... Вы ведь
знаете, о ком я говорю?.. Так вот, вам известно, что он является одним из
совладельцев нескольких фирм часов и хронометров.
И этим фирмам военное министерство дало большие заказы...
Хотя, конечно, не только в хронометрах дело. К сожалению, об остальном
я уже говорить не могу.
Журналисты быстро-быстро записали у себя в блокнотах. Я, конечно, не
уверена, что господин профессор говорил именно этими словами, но смысл его
ответа был таков.
Пресс-конференция закончилась. Профессор куда-то уехал.
Русский вызвал по телефону такси и отправился к себе в Москву. Так я
тогда думала...
Да, забыла сказать. На пороге он повернулся ко мне, пожелал счастья,
попросил передать привет господину профессору, самые лучшие ему пожелания.
И еще попросил извиниться за него перед профессором за такой неожиданный
отъезд.
Без господина Никифорова сразу стало как-то пусто в доме. Я ходила по
комнатам, убирала валявшиеся здесь и там разные вещи.
К вечеру приехал господин профессор. Он поставил машину в гараж и
поднялся наверх. Сразу было видно, что у него хорошее настроение. Напевая
какую-то мелодию, он подошел ко мне, спросил об ужине и поинтересовался,
где Иван.
Я ответила:
- Он уехал.
- А когда он вернется?
- Он сказал, что никогда...
- Что? - господин профессор прямо шлепнулся на стул. - Что? Никогда?!
- Он именно так и сказал. И еще очень просил извиниться перед вами. Он
также просил передать...
- Куда он уехал, черт его подери?! - в ярости закричал господин
профессор. - Куда он поехал? Вы догадались у него спросить, фрау Гросс?
- В Москву.
Эффект был, наверное, точно такой же, как и со мной.
- Как в Москву? - чуть слышно переспросил господин профессор и
несколько минут сидел молча. Потом он встал и решительно пошел к телефону.
- Это полиция? Алло! Это полиция?
9. "ВАМ, НАВЕРНЯКА, ИЗВЕСТНО БОЛЬШЕ!"
(рассказывает профессор Оттокар Шиндхельм)
Этого я не ожидал. После всего, что было сделано, после объединившей
нас работы, после этакого успеха он вдруг задумал исчезнуть.
Я так и не мог понять, для чего ему понадобилось шутить.
Конечно, это шутка. Не надумал же он в самом деле вернуться в Россию!
В Москву! Куда в таком случае он решил отправиться? Впрочем, это
безразлично. Главное, Никифорова нужно немедленно найти и вернуть.
Я позвонил в полицию. Меня спросили, кто этот человек. Я объяснил, что
это мой сотрудник, что он взял расчет и уехал неизвестно куда без моего
ведома. Мне ответили, что наше государство демократическое и любой может
ехать куда ему вздумается и когда он захочет. Я просил, умолял помочь мне
найти Ивана, но господа полицейские заявили, что у них много дела и без
розысков уволившихся сотрудников. Вот если бы этот русский украл или
что-нибудь вытворил предосудительное, тогда бы они, конечно, помогли.
И здесь мне пришла в голову мысль. Сознаюсь, это был не особенно
честный прием, но выбирать средства не было времени. Я сказал полицейским,
что убежавший от меня человек украл изобретение.
Очень важное изобретение, представляющее военную тайну. И он, этот
человек, собирается уехать в Москву, то есть продать изобретение
большевикам.
Как я и ожидал, это произвело впечатление. Мне сказали, чтобы я
немедленно приехал к ним и привез фотографию русского. Я сразу отправился в
полицию. Они тут же позвонили на все вокзалы, аэродромы и полицейские
управления Федеративной Республики.
- Можете быть спокойны, - бросил мне полицейский комиссар.
В общем, закрутился механизм. Я успокоился и вернулся домой.
Кончился второй день рождественских праздников. Сколько событий
произошло за эти два дня. Сначала радость победы, затем...
Я был, конечно, очень расстроен и ругал своего Ивана и заодно всех
русских вместе взятых. Разве можно было предвидеть такой оборот дела в тот
вечер, когда мы впервые встретились с Иваном на мокрой от дождя платформе
вокзала.
Ночью мне снился Иван. Вместо носа у него были громадные, во все лицо,
часовые стрелки. Он ходил по комнате, громко тикал и цеплялся за вещи
своими стрелками. Я проснулся утром совершенно разбитый и в ужасном
настроении отправился в институт. В лаборатории меня ждал какой-то
господин.
- Господин Шиндхельм? - на хорошем немецком языке, но все же с
заметным акцентом спросил незнакомец.
- Чем могу служить? - осведомился я.
- Меня зовут Уиллоби. Джекоб Уиллоби. Фирма "Джонс и Уиллоби"
Коннектикут. У меня к вам очень важный разговор. Неофициальный разговор.
Он посмотрел, нет ли кого поблизости, и продолжал:
- В сегодняшних газетах я прочел о ваших необыкновенных опытах с
"рефлексом времени". Если это действительность, а не вымысел журналистов,
мы можем с вами договориться о производстве серийной аппаратуры для
выработки "рефлекса времени". Я мог бы предложить вам двадцать пять
процентов доходов и единовременное вознаграждение за передачу документации.
- Он наклонился ко мне и, уже отбросив всякую официальность, продолжал
почти шепотом: - Мы с вам (профессор, побили бы все часовые компании мира.
Швейцарцы и русские с их часовой промышленностью и всемирным экспортом
часов окажутся банкротами. Время во всем мире будет в наших руках.
Понимаете, время, вре-мя! Как, мистер профессор? По рукам?
Я сидел растерянный и никак не мог сосредоточиться. Такое предложение,
с одной стороны, соответствовало моим мечтам, с другой стороны, меня смущал
этот сверхделовой подход к вопросу.
- Покажите мне, мистер Шиндхельм, вашего русского.
- Его нет. Он уехал.
- Куда, черт возьми?
- Он заявил, что уезжает в Москву.
- Что?!
- Я, конечно, не верю этому заявлению, но он действительно уехал в
неизвестном направлении.
- Когда? - спросил американец.
- Вчера. Я уже обратился в полицию с просьбой разыскать его.
Внезапно затарахтел телефон. Нет, звонили не из полиции, это оказался
директор нашей фирмы. Он сразу же стал кричать в трубку, что будто бы я
разгласил тайну, устроив вчерашнюю пресс-конференцию, и совершил величайшую
оплошность, упустив русского.
Господин федеральный министр очень недоволен. Полицией предприняты все
меры к розыску Никифорова, но пока ничего не известно. Военное министерство
распорядилось, чтобы фирма не допускала в дальнейшем распространения
сведений о "рефлексе времени".
Я положил трубку и обратился к мистеру Уиллоби:
- К сожалению, не могу сейчас принять вашего предложения. Я только что
получил указание от руководства нашей фирмы.
- Может быть, вы согласитесь на тридцать процентов?
Я отрицательно покачал головой.
- Тридцать пять! - воскликнул мистер Уиллоби.
- Поймите меня... я не могу... Видите ли, наша фирма...
- Если я правильно понял, фирма сначала отказалась от вашей работы.
Почему же теперь она предъявляет права на нее?
- Это зависит не только... Вернее, это совсем не зависит от нашей
фирмы... Есть кое-кто повыше... - я отвечал совсем сбивчиво и растерянно,
озадаченный телефонным разговором и бесцеремонным напором американца.
Он засмеялся:
- Я прекрасно понимаю, в чем дело. Я хорошо знаю, кто заинтересован в
том, чтобы похоронить ваш "рефлекс времени". Но вы подумайте о себе,
господин Шиндхельм. Что, если здесь, в Европе, вам так и не удастся
воплотить в жизнь ваше изобретение?
Я снова покачал головой. Мистер Уиллоби, вставая, вынул из кармана
визитную карточку и сказал:
- Возьмите на всякий случай. Я буду здесь до завтрашнего вечера. Если
решите, позвоните в отель "Фремденгоф". Наши военные, возможно, окажутся
дальновиднее ваших. А этого болвана русского нужно обязательно разыскать...
Гуд бай, господин профессор!
Я попрощался с гостем. Оставшись один, сел в кресло и задумался. Что
же делать? Американец прав. Здесь, да, возможно, и во всей Европе мне вряд
ли удастся реализовать свое изобретение.
Господин федеральный министр не позволит шутить с собой и как с
министром и как с совладельцем часовых фирм. И тридцать пять процентов
доходов.....
Я стал прикидывать, сколько бы это могло быть в долларах и марках.
Получалось: на эти проценты можно открыть собственный институт - не только
что маленькую лабораторию. И можно заниматься любыми проблемами, ну,
например, проблемой Аихологии времени...
Собственный институт! Только идиот не будет мечтать о нем. А если
стать совладельцем фирмы "Джонс и Уиллоби". Как бы это звучало? "Джонс,
Уиллоби и Шиндхельм!" Можно было бы открыть и свою фирму...
Постепенно я начал совсем реально подходить к мысли о том, что нужно
принять предложение мистера Уиллоби. Вы видите, я говорю обо всем
совершенно откровенно. И к вечеру, когда я вернулся домой, у меня
выработалось окончательное решение: лучше пусть американцы, чем ничего.
Я хотел связаться с отелем "Фремденгоф", но позвонили из полиции и
рассказали о событиях в Бонне. Я сразу же забыл об американце и помчался в
столицу. Но мне кажется, что дальше рассказывать нет смысла, так как вам,
наверняка, известно больше!..
10. И ТОЧКА!
(рассказывает И.М.Никифоров)
Меня вывел из себя этот дубина Зайлер. Как сказал: "Давай-давай", так
внутри будто закипело.
И вот тогда-то я впервые понял, что физически ощущаю время.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг