- А стеклянный гроб? - жадно спросил Антон.
- А я откуда знаю? Они нас к себе не приглашают. Встретимся в гроте,
обмен совершим - и разбежимся. А тебе что, принцессу чмокнуть захотелось?
- Интересно все-таки.
- Интересно будет, когда Кумок за город возьмется. Нам готовиться надо,
в этом деле без гномов не обойтись.
Гномы, проживающие в катакомбах, были великими искусниками во всем, что
касалось оружия. Они изготавливали пистолеты, похожие на кольты, пулеметы с
бесконечной лентой (главное достоинство всех видов огнестрельного оружия,
изготовляемого гномами, заключалось в том, что в них никогда не кончались
патроны).
- Ты ни разу не сталкивался с таким? - спросил Гнатюк. - Гонишь
бандюгу, он отстреливается, вроде бы все патроны давно кончились, а он знай
себе палит. Так будь уверен, пистолетик его гномами сработан. Как это у них
получается, не знаю, но нам очень кстати. Главное - в бою перезаряжаться не
надо!
Он озабоченно разглядывал тяжелый английский ботинок на своей левой
ноге. Ботинок "просил каши" - подошва его отстала и грозила оторваться
совсем.
- А ты, говорят, сегодня в парке с немцем, что на скрипочке пиликает,
философские базары вел?
- Следишь? - вспыхнул Кторов.
- Была нужда, - Гнатюк затянул подошву проволокой, для надежности
обмотал ее вокруг ботинка еще несколько раз. - Годится! Ты с ним осторожней
будь, он же контуженный, из немецкого батальона, в плен попал, да так и
остался. Кант ему фамилия будет. Буйный он. Попу нашему так врезал, тот два
дня в себя приходил, потом кинулся в церковь, орет: анафеме предам! А немцу
с того что, он лютеранин!
Притопнул ногой, проверяя, как держится проволока.
- Годится!
- Слушай, Паша, - спросил Кторов, - а тебе не кажется все это странным?
Такое ощущение, что мы играем в каком-то спектакле, и даже не играем, нет,
нас кто-то за веревочки дергает. Водолазы эти, кот говорящий, Голем
трехметровый, теперь вот гномы еще... Но не бывает так, не бывает!
- Водолазы - это показуха, - зевнул Гнатюк. - Если хочешь, обряд такой:
вроде, получается, никто никого не топил - вон они из пены морской на берег
лезут. Стыдно же признаться, что безоружных мужиков, которым воевать
надоело, словно кутят топили. Вот и придумали такое. Утопленники забудутся,
а водолазы каждый день под духовой оркестр маршируют, их долго помнить
будут. Он прошелся по комнате, приоткрыл дверь и крикнул:
- Оська!
- Га! - звонко отозвался Остап Котик и появился в дверях. Как чертик из
табакерки выскочил.
- Не га, а слушаю вас, товарищ начальник! - покровительственно и по
родственному тепло поправил его Гнатюк. - А ну, сынку, сбегай к Михайло
Поликарпычу, узнай, все ли они заготовили?
***
Кторов и Гнатюк в окно наблюдали, как выходит из ЧК юродивый.
На взгляд Митьке было за тридцать; одетый в странное рубище, бывшее
некогда строгим английским костюмом-тройкой, он был худ, длинноволос и
небрит. Поэтому заросшая морда его чем-то напоминала собачью.
"Это я от Баюна Полосатовича заразился", - с тревогой подумал Антон.
Митька постоял на площади, чухаясь и скребясь, по-собачьи встряхнулся,
неторопливо огляделся по сторонам и лениво поплелся в трактир.
- Лишь бы Сунжиков не подвел, - тревожно вздохнул Гнатюк.
- Не должен, - с сомнением сказал Антон.
Дверь распахнулась, и на пороге кабинета появился начальник Лукоморской
ЧК Гервасий Бонифатьевич Добужанский - невысокий лысый человечек, плотного,
если не сказать больше, телосложения в добротной шевиотовой гимнастерке,
ушитых синих полицейских галифе и хромовых сапогах. На гимнастерке
красовался орден Красного Знамени. "Мастифф", - определил породу Кторов,
едва Добужанский вошел в кабинет.
- Ну что? - тонким фальцетом спросил начальник ЧК. - Смотри, Гнатюк,
под твою ответственность я эту гниду выпустил. Скроется, ответишь перед
революционным трибуналом по всей строгости рабоче-крестьянского закона!
- Да хоть сейчас готов, - мрачно сказал Гнатюк. - Ей-богу, Гервасий
Бонифатьевич, вы столько пугаете, что уже и смерти не страшишься. На кой
черт она нужна, такая жизнь?
- Это ты здесь красиво поешь, - ласково улыбнулся начальник. - Поглядел
бы я на тебя в подвале у Ангела Смерти!
Кторов уже знал, что Ангелом Смерти прозвали местного исполнителя Ваню
Глухоту - здорового, постоянно смеющегося парня двадцати пяти лет, который в
течение дня в серой косоворотке и люстриновом костюме бродил по кабинетам,
маялся бездельем и приставал к товарищам с идиотскими вопросами. Еще он
любил садиться за громоздкий "Ундервуд", заправлять в него чистый лист и,
нажимая на клавиши негнущимся пальцем, наблюдать, как на бумаге появляется
новый знак.
- Ты смотри, - грозил ему начальник. - Сломаешь аппарат, я тебя самого
в расход пущу. Не думай, у меня рука не дрогнет. Ферштейн, Ванька?
- Зер гут, - счастливо смеясь, отвечал Ангел Смерти и примерялся
выстучать новую буковку. - Яволь, Гервасий Бонифатьевич!
- Смотри, Павел, - снова сказал Добужанский. - Слишком хитро ты все
придумал, я бы проще поступил - Митьку и трактирщика к стенке, а банду
встретил бы на въезде и порезал из пулеметов.
- Пулеметы и у них есть, - сказал Гнатюк. - И хорошие пулеметчики. А
откуда они на город пойдут, Гервасий Бонифатьевич, какими силами? Вам это
известно?
- Все ты, Павел, усложняешь, - вздохнул начальник. - У них тоже Лениных
и министерских голов в банде нет. Полезут по старинке - от Разбойной
слободы. Сначала разведка на тачанках, а потом и сам атаман с основными
силами. Мы б тачанки пропустили, пусть их засада в тылу встретит, а атамана
зажали бы. Нет, ты маракуешь, маракуешь... Прямо Наполеон, задумавший
Кутузова разгромить.
Начальник недовольно сморщился, посмотрел на Кторова, ища поддержки у
столичного гостя, не дождался ее и недовольно сказал, забавно надув губы,
отчего усики его собрались в единую черную щепоть:
- Я ж говорю - чистый Наполеон. Только моя думка проста: контриков
перевоспитывать бесполезно, их в штаб к Духонину отправлять следует, тогда
они быстрее умнеют.
Он ушел.
Гнатюк прислушался к удаляющемуся стуку сапог начальника, уныло
пробормотал:
- Вот так и живем. Голимый пузырь, но - начальник! Весь город поборами
обложил, а пикнуть никто не смеет. И вокруг него таких же сучков кучка
собралась, за Гервасия горло дерут. А как же - рука руку моет!
- Не подарок, - согласился Антон, - но начальников не выбирают, их тебе
дают. Ты не волнуйся, такие долго не держатся, и, как правило, они плохо
кончают.
- Ладно, - сказал чекист. - Ты бы отдохнул, товарищ Кторов, нам еще
вечером силы понадобятся, А я, пожалуй, схожу посмотрю, все ли правильно наш
меломан из трактира сделал.
- Чего уж там отдыхать, - проворчал Антон. - Пошли вместе.
***
- Все, как вы сказали, - трактирщик смотрел в пол. - Все, как вы
сказали, господин чекист.
- Глупыш, - улыбнулся Павел Гнатюк. - Ну чего ты так расстраиваешься,
Сунжиков? Это же и для твоей пользы.
- Знаете, - сказал трактирщик, - ужасно надоело быть марионеткой.
Каждый пытается нащупать твое слабое место, а когда нащупывает его, считает,
что взял тебя за глотку и может приказывать тебе сделать все, что угодно.
Понимаете, господин чекист, это слишком унизительно для человека. Я так
больше не могу. Никто и никогда больше не будет приказывать мне. Никто и
никогда. Мне надоело дергаться на веревочках.
- Да ну? - ухмыльнулся Гнатюк. - И ты придумал, как с этим справиться?
Кторов понял.
- Зачем? - сказал он. - Зачем, Сунжиков?
- Чтобы быть свободным, - криво усмехнулся он. - Поверьте, это
оказалось не так больно.
- Вы о чем? - непонимающе вклинился в разговор чекист.
- Он побил все свои пластинки, - объяснил Антон.
- Не может быть! - Гнатюк ринулся в зал.
Зал был усеян черными осколками самой разнообразной формы. Около стойки
чернела целая груда осколков. У виктролы оказалась сорванной крышка. Здесь
действовал человек в бессильной и безрассудной ярости.
- А чего ее жалеть, - объяснил Сунжиков. - Для кого?
Глаза у него были сухие и спокойные, как у человека, твердо уверенного
в том, что через несколько минут он умрет.
- Дурак, - искренне сказал Кторов.
- Так что же, - ответствовал тот. - Зато теперь у меня нет слабости. Я
свободен!
- Самому умирать еще страшнее, - угрюмо сказал Гнатюк.
- Вы знаете - нет, - трактирщик посветлел лицом. - Умирать самому
значительно легче. Смерть - это черта, о которой страшно думать и которую
совсем не страшно преступить. Куда тяжелее расстаться с тем, что составляло
мою жизнь. Я - коллекционер. Вам этого не понять. Но не волнуйтесь, ваше
поручение я выполнил в точности. Бандиты и революционеры - две стороны одной
медали, но меня успокаивает, что вторые вооружены идеей, а это значит:
однажды им надоест резать, и они придут к мысли, что мир живет созиданием.
"Мир - хижинам, война - дворцам!" - лозунг хлесткий, не спорю, но к чему
рушить дворцы, если они уже принадлежат тем, кто пока еще живет в хижинах?
- Арестовать тебя и все дела, - сказал Гнатюк. - Испортит ведь всю
кашу, что мы заварили!
- Не надо, - возразил Кторов. - Я ему верю.
- Вы умный человек, - вздохнул трактирщик. - Только пока не можете
разобраться в истинных и мнимых идеалах. Хотите музыку? Специально для вас.
Одну я все-таки оставил. Для души.
И поставил пластинку. Зашипела игла, и трактир заполнили звуки рояля.
Мелодия была красивой, ее следовало слушать не здесь, ее следовало слушать
ночью у моря, под шум набегающих волн, под звездами, возраст которых
исчислялся миллионами лет, она поднималась и замирала, она умирала и вновь
рождалась из бороздок, выдавленных машиной, мелодия была похожа на полет
ночной бабочки, порхающей в черной пустоте.
- Дай-ка я и эту грохну! - шевельнулся Гнатюк. - Чего она одна
осталась? Чистое сиротство!
- Тише, мой друг, - негромко сказал Кторов. - Это же "Аппассионата"!
Любимая соната нашего Ильича!
Глава пятая
В сумраке грот действительно казался похожим на огромный человеческий
череп. Особенно устрашающе выглядели кривые зубы валунов. В проеме,
обозначающем отсутствующую переносицу, светились непонятные огоньки.
Второй день Кторова не оставляла мысль, что в своих исканиях он что-то
упустил из виду. Казалось, где-то в стороне осталась разгадка важной тайны,
но Антон никак не мог сообразить, что его так смущает. Днем, стоя у
исполинской фигуры переправленного в подвалы ЧК Голема, он чувствовал это
особенно остро. Он разглядывал лоб Голема в поисках начертанных там знаков,
но лоб был чист, а тайну знаков каким-то образом хранил христианский Бог.
Ничего, что могло бы раскрыть тайну оживления чудовища, он в церкви не
нашел, а пожилой поп с седой бородой и прозрачными голубыми глазами
бесцветно смотрел на Антона, пожимая плечами, и было видно: он искренне
недоумевает о причине такого пристального внимания к своей персоне.
И все-таки... Что-то было упущено, Антон чувствовал это, но чем
разрешишь сомнения?
- Пошли, - позвал Павел Гнатюк. - Мигают вроде. Значит, так: вопросов
лишних не задавать, с хозяевами ни о чем не спорить, глядеть всем на меня,
как имеющего опыт общения. И оружием не махать, тут свои стрелки имеются!
Гномов было семеро.
Ростом невеликие, до пояса Антону не доставали, широкоплечие, отчего
казались квадратными, бородатые, они, стоя у входа в пещеру разглядывали
идущих людей. Каждый был в отсвечивающей при лунном свете кольчуге, у
каждого за поясом - боевой топор с узорной рукоятью и льдисто поблескивающим
лезвием. Металл кольчуг и топоров совсем не походил на сталь, Кторова это
заинтересовало, и он спросил о металле Гнатюка.
- Особый металл, браток, - негромко сказал тот, - мифрил называется. Ты
пока помалкивай, не любят они, когда мы между собой шушукаемся.
Переговоры шли трудно. Дважды Гнатюк поворачивался, делая вид, что
уходит, но его возвращали обратно, один раз гномы сделали вид, что обижены
предложенной низкой ценой, но, в конце концов, договаривающиеся стороны на
всем сошлись и даже купечески хлопнулись ладонями в знак того, что ударили
по рукам.
Один из гномов ушел и вернулся, держа на каждом плече по длинному
свертку, а за ним следовало странное существо, одновременно похожее на
верблюда и товарную железнодорожную платформу. На это существо сразу стали
укладывать принесенные припасы, а Павел Гнатюк еще продолжал говорить с
главарем, оживленно и бодро размахивая руками. Гном поглаживал бороду и
согласно кивал. Вид у него был довольный, словно он навязал чекисту свои
условия и теперь радовался, что умело облапошил партнера по сделке.
Остап Котик, сидя на корточках, начал развязывать сверток, но был
остановлен пинком Гнатюка.
- Гном сказал, - объяснил начоперотдела, - гном сделал. Верно я говорю,
Гимли?
Старший гном что-то одобрительно проворчал, наблюдая, как
железнодорожный верблюд, нагруженный припасами, исчезает в черном чреве
пещеры. Живописно выглядел гном, у себя в пещерах он не иначе как в дамских
любимчиках ходил. Кторов попытался представить себе женщин этого странного
племени и не смог. Воображения не хватало. Вместо этого все время
представлялся ему прозрачный хрустальный гроб с тоненьким созданием в белом
платье, с пламенеющей розой на груди. Антон поймал на себе внимательный
взгляд гнома по имени Гимли. Некоторое время тот молча рассматривал Кторова,
потом негромко спросил что-то у чекиста. Тот так же тихо ответил ему. Гном
чуть слышно рассмеялся, полез в сумку, висящую у него на боку, достал
какой-то предмет и сунул его Гнатюку, продолжая приветливо улыбаться
разведчику. Они с Гнатюком троекратно обнялись, гном Гимли махнул своим
рукой, и все гномы одновременно исчезли во тьме пещеры.
Гнатюк постоял немного, потом что-то сказал сидящему на камне Котику, и
оба направились в сторону ожидающих их товарищей.
- Удачно получилось, - сказал Гнатюк. - Очень удачно!
- Он тебя что, обо мне спрашивал?
Павел Гнатюк посмотрел на растерянного Кторова, добродушно хлопнул его
по плечу.
- Не дрейфь, разведка! Понравился ты ему. Так понравился, что он тебе
даже подарочек поднес. Держи! - и сунул в руки двустороннее круглое
зеркальце.
- Я что, баба какая? - ледяным голосом поинтересовался Антон. - Может,
мне еще маникюр сделать?
- Чудак человек, - засмеялся Гнатюк. - Да я б такому подарку не то что
обрадовался, из рук бы его не выпускал! Это же не просто бабье зеркало,
Гимли мне уже объяснил, как им пользоваться. Приходишь, скажем, на место
преступления, а зеркало тебе показывает, что здесь происходило за двое суток
до преступления и что произойдет еще через двое суток после него. Да такому
подарочку, ежели его с умом использовать, цены нет!
- Ну и оставь его себе! - Гнатюк искренне протянул зеркало чекисту. -
Тебе оно больше понадобится.
- Э-э, нет, браток, подарки гномов передаривать нельзя. Если
передаришь, то вещь сразу лишается всех своих качеств. Пусть у тебя
остается.
- А ты что выменял?
- А я, брат, нужные вещи взял. Два пулемета с нескончаемой лентой.
Легонькие, удобные. Их к нашим двум - и привет Кумку!
Антон задумчиво вертел зеркальце в руках. Полированные поверхности его
отражали что то невнятное, торопливое, размывчатое.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг