назвать, так - две суповые тарелки, наложенные друг на друга. Дно верхней
застеклено, а в нижней расположено убирающееся шасси в виде трех опор. И
садился самолет странно - без пробежки. Просто диск завис над полем,
выпустил треногу и, мягко покачнувшись, утвердил себя на земле.
- Здорово, - воскликнул Фридрих. - Вот это техника! Ей не нужны
аэродромы, она может приземлиться на любом поле!
К аппарату не подпускали, но и со стороны было видно, что корпус
выполнен из металла, совсем не похожего на дюраль.
- Классная машина, - сказал всезнающий Фридрих. - Обалденные летные
характеристики. Представляешь, она может ходить на двадцати тысячах, чуть
ниже "зенгера". А уж скорость! Вот на таких мы будем летать. Американцы и
русские окажутся в заднице, Ганс!
- Непонятно, - подумал вслух ун-Леббель. - Где у него пушки?
- Это испытательная модель, - объяснил Фридрих. - Ее собрали в Бреслау,
а теперь гоняют над рейхом. У нее скорость больше трех тысяч километров в
час, ей тесно над Германией.
Тарелкообразная боевая машина улетела на следующий день, но разговоры о
ней продолжались почти неделю. Кто-то даже врал, что сидел в кабине
истребителя и видел панель управления. Ерунда, конечно, кто бы этих вралей
туда пустил! Однако Мюнхгаузены везде случаются, поэтому ун-Леббель
переносил эти сказки без особого раздражения. Понятное дело, кому не хочется
похвастать, что он сидел в кабине совершенно секретного истребителя? Гансу
ун-Леббелю этого тоже ужасно хотелось, но врать он не любил, а потому слушал
вралей с едва заметной усмешкой: гору лжи и гномы не перелопатят!
***
А вот в кабине Me-262U он сидел уже через два месяца.
- Почему-то курсанты думают, что едва их выпустят в полет, они сразу
начнут кувыркаться в воздухе, как акробаты, - сказал грузный инструктор
Рудель, бывший легендарный летчик, гроза французского и русского неба,
закончивший летать, но не потерявший желания подняться в воздух. Скоростные
машины были не для него, поэтому Рудель завидовал курсантам, как завидует
домашний гусь, наблюдающий с земли за полетом своих диких собратьев. -
Никаких отступлений, Ганс! Взлет, набор высоты до полутора тысяч метров,
потом полет по кругу и по команде - посадка. Ты меня понял?
- Так точно, господин майор, - вытянулся ун-Леббель.
- И без фокусов, - погрозил пальцем Рудель. - Выполнить полетное
задание и сесть. Запомни, Ганс, те, кто пренебрегал инструкциями и
приказами, давно гниют в земле. Небеса любят рассудительных и умных.
Ганс едва не запел, когда тяжелая, но послушная машина, повинуясь рулю
высоты, оторвалась от земли. Тысяча чертей вырвалась из сопла ее двигателя.
Тысяча чертей орудовала в реактивной топке так, что машина трепетала подобно
норовистому коню, набирая скорость и пожирая пространство.
- Молодец, Ганс, - послышался в наушниках голос Руделя. - Полторы
тысячи, ты меня слышал? И полет по большому кольцу вокруг аэродрома.
Внизу был лес, сосны и ели выделялись ярко-зелеными пятнами. Небеса
были синими, и с правой стороны в светофильтр колпака ударяли лучи солнца.
С левой стороны простирался аэродром. Вокруг бетонной линейки
взлетно-посадочной полосы зеленела майская трава, справа, там, где горбились
ангары, серебрились такие же сильные птицы, как та, в которой сейчас сидел
Ганс. Истребитель набрал заданную высоту, послушно лег на курс, и ун-Леббель
ощутил себя всемогущим властелином. Это была та самая эйфория, о
недопустимости которой предупреждал Рудель.
- Прекрасно, малыш, - снова одобрительно сказал Рудель. - А теперь
вспомни, как надо садиться. Следи за разметкой посадочной полосы, у машины
слишком большая посадочная скорость, ты можешь не рассчитать.
Как же! Ганс весело хмыкнул. Не для того он зубрил инструкции и
проводил личное время на тренажерах, чтобы в первом же самостоятельном
полете дать пенку!
Он сбросил скорость.
Машина клюнула носом и заметно пошла на снижение.
Нельзя сказать, что посадку ун-Леббель совершил без погрешностей, но
все-таки приземлился он куда лучше многих из его группы и ориентиры выдержал
так, что обошлось без выпуска тормозного парашюта, уменьшающего скорость
пробежки при посадке.
Заглушив двигатель и пользуясь инерционной скоростью машины, чтобы
вырулить со взлетно-посадочной полосы в ряд стоящих у ангаров машин,
ун-Леббель откинул колпак кабины и радостным жадным глотком схватил свежий
воздух.
Он сделал это! Он летал самостоятельно и почти без ошибок! Выбравшись
из машины, он одобрительно похлопал по прохладному корпусу ладонью,
благодаря за то, что он его не подвел и дал возможность показать мастерство.
Радостный и возбужденный, он прошел на пункт управления полетами,
ожидая похвалы инструктора. В ПУПе царила мрачная растерянная тишина. Рудель
кивнул ун-Леббелю, сделал неопределенный жест, показывая, что полет прошел
нормально и довольно чисто, а потом отвел взгляд в сторону.
- Что-нибудь случилось? - недоуменно спросил ун-Леббель.
- Фюрер умер! - выдохнул унтер-офицер Шрайнер, обеспечивающий в этот
день связь. - Берлин передал... В одиннадцать часов десять минут по
берлинскому времени!
***
Империя исключает демократию.
Во главе империи всегда стоит сильная личность. Демократические
институты в империи сохраняются больше для видимости, чтобы придать власти
характер народности, хотя, скорее, правы те, кто утверждает незыблемость
золотого правила - народ жаждет того, чего хочет вождь. При желании эти
понятия можно поменять местами, но суть не изменится. Вождь лучше своего
народа знает, чего тому следует хотеть. Империи авторитарны - метрополии
должны управлять колониями. Придание колониям какой-либо самостоятельности
снижает роль метрополии и приводит к утрате метрополией своей лидирующей
роли. В свою очередь, чтобы жестко проводить эту линию в жизнь, власть
метрополии тоже должна быть авторитарной. Один фюрер - один народ. При
наличии множества лидеров в народе начинаются шатания, которые приводят к
развалу империи.
Империя - это вождь. Он может называться царем или деспотом, он может
именоваться проконсулом или императором, генеральным секретарем или
президентом - неважно, как он именует себя, важно то, что это сильная
личность, которая держит в жестких руках свору сановников, не давая им
грызться между собой и направляя их энергию на благо империи.
Гитлер пришел вовремя - потерпевшая унизительное поражение в войне,
разодранная на части стихийной революцией, ослабевшая, потерявшая союзников,
Германия ждала жесткого и непримиримого лидера, который смог бы вернуть
нации самоуважение, а стране прежнее положение в европейском сообществе.
Адольф Гитлер решил эти задачи с лихвой - он положил к ногам нации всю
Европу, разгромил загадочную и опасную Россию, избавил немецкий народ от
засилья жидов и построил национал-социализм - строй, при котором одна нация
жила за счет покоренных народов, не особо задумываясь о будущем этих
народов.
Неудивительно, что в Германии фюрера боготворили.
Для немцев он был богом, поднявшим нацию до немыслимых высот.
Вечером казарма с замиранием сердца слушала сообщение из Берлина.
Сознание Ганса ун-Леббеля выхватывало отдельные бессвязные строки: "После
непродолжительной болезни... верный сын немецкого народа... гениальный и
неповторимый... потеря речи... дыхание участилось... скончался в окружении
верных соратников, стоявших рядом с ним в суровые годы борьбы".
Ганс ун-Леббель непонимающе вслушивался в эти слова, вытирая кулаком
предательские слезинки, текущие по щекам. Что теперь будет с Германией? Что
теперь будет со всеми ними, о ком ежечасно думал вождь? Недобитые враги
поднимут головы, несомненно, придется применить силу, чтобы успокоить
волнения. Поднимет голову недобитый АРС (Американо-Российский Союз),
обнаглеют японцы, которые и без того в последние годы вели себя слишком
заносчиво по отношению к союзникам. Со смертью фюрера менялся мир.
"Согласно политическому завещанию фюрера, его преемником в должности
рейхсканцлера Германии назначен Бальдур фон Ширах, - сообщил далекий
берлинский диктор. - Сегодня в Нюрнберге партийные активисты дадут Бальдуру
фон Шираху клятву на верность. Это будет грандиозное зрелище, на него
приглашено полтора миллиона представителей из разных земель рейха.
Похороны великого вождя германского народа состоятся через три дня.
Согласно завещанию, фюрер будет похоронен на родине, в городе Бранау, на
берегу реки Инн. Лучшими скульпторами Германии там будет воздвигнут
мемориал, призванный увековечить память о лучшем сыне германского народа.
Именно сюда, на лесистый берег реки Инн, будет вечно стремиться сердце
каждого настоящего немца".
Тяжело и печально заиграл траурный марш, нагоняя уныние и тоску.
Ганс ун-Леббель сидел в комнате служебной подготовки и бездумно рисовал
слоников на промокашке тетради. Рядом кто-то сел. Ганс поднял взгляд и
увидел сразу постаревшего Руделя.
- Как же так? - спросил Ганс. - Как же мы без него? Бывший воздушный ас
покачал головой.
- Люди смертны, - сказал он. - Умирают даже вожди. Но жизнь
продолжается, она никогда не заканчивается со смертью одного человека.
***
На следующий день в Минске начались волнения.
Город был рядом, поэтому школу перевели в состояние повышенной боевой
готовности - курсантам раздали автоматы и гранаты, офицеры надели на пояса
кобуры с личным оружием.
- Грязные свиньи! - возмущался начальник школы оберштурмбанфюрер
Заукель. - Они решили устроить по случаю кончины фюрера праздник! Даром им
это не пройдет! Передавим их как бешеных собак!
Однако восстание ширилось. Упрямые белорусы не сдавались, они даже
разгромили охранную дивизию СС и танковую роту, прибывшие на подавление
восстания. Школе пришлось выдержать несколько ожесточенных боев с
партизанами, в одном из боев был убит Фридрих ун-Лахузен. Ун-Леббель остался
в комнате один. На память о товарище ему остались две любимых книги Фридриха
"Тигр Волховстроя" Вальтера Новотны и "Двести побед за тринадцать месяцев"
Германа Графа. И маленький нахальный чертенок с пивной кружкой в руке.
Чертенок был талисманом Фридриха, но в последний бой ун-Лахузен его не взял.
Забыл в комнате. "Потому и погиб", - грустно подумал ун-Леббель, разглядывая
чертенка. Чертенок походил на Мефистофеля.
Между тем положение становилось угрожающим.
И тогда в полдень прилетел "зенгер". Ун-Леббель впервые видел
пикирующий межконтинентальный бомбардировщик в работе. Машина, похожая на
наконечник копья, стремительно свалилась на город сверху и так же
стремительно исчезла в высоте. Над городом повис одинокий парашют, который
медленно кружился в потоках воздуха, то приближаясь к земле, то вновь
набирая высоту. А потом в небе вспыхнуло ослепительное солнце. Ганс закрыл
глаза, но вспышка продолжала жить на сетчатке его глаз. От нее было больно.
Когда ун-Леббель открыл глаза, над городом стоял чудовищный черно-сизый
гриб, в котором что-то сверкало, окрашивая шляпку в алые и белые тона.
Тоненькая, утолщающаяся к земле ножка медленно расползалась. Послышался
грохот, и с ближайших к ун-Леббелю деревьев полетела оборванная листва. В
зданиях школы пронзительно зазвенели бьющиеся стекла. Круглая шляпка гриба
медленно оторвалась от своего основания и поплыла вверх, стало видно, как
над землей, там, где располагался город, гуляют воздушные смерчи. Из-за
расстояния город был невидим, но сейчас он четко обозначил себя шлейфами
черного дыма от многочисленных занимающихся пожарищ.
- Вот так! - сказал Рудель и подмигнул Гансу. - Все-таки наши сделали
ее! Теперь американцы попляшут!
Вечером они слушали сообщение берлинского радио.
"В целях подавления мятежа, - деловито сказал диктор, - и демонстрации
мощи германского оружия по приказу нового фюрера рейха Бальдура фон Шираха
вооруженными силами Германии применено секретное оружие возмездия, в котором
при расщеплении атомов выделяется колоссальная энергия разрушения. Отныне
секрет, которым до настоящего дня владели американские плутократы, перестал
быть таковым для германских ученых. Германия официально заявляет, что она
намерена в любое время и в любом месте применить это оружие для защиты
интересов рейха и в случае угрозы жизни ее граждан. Благодаря настойчивости
и прозорливости нашего фюрера Адольфа Гитлера мы получили атомную бомбу,
благодаря новому вождю Бальдуру фон Шираху Германия заставила ужаснуться
весь мир".
- Триста пятьдесят тысяч! - восторженно сказал штурмбанфюрер Заукель,
поблескивая с трибуны стеклышками круглых очков. - Вы только представьте,
камрады, триста пятьдесят тысяч мятежников превратились в дым при взрыве
одной-единственной бомбы! Отныне война перестает быть кровавой для
германского народа. Нам не придется нести невосполнимые потери. Великий
Адольф Гитлер не раз говорил, что войны выигрывают люди, но только тогда,
когда они пользуются совершенной техникой. И мы видим, как эти гениальные
слова находят свое подтверждение в нашем мире! Одна-единственная бомба - и с
мятежниками покончено навсегда. Единственная бомба - и город стал прахом в
назидание каждому, кто усомнится в силе и величии рейха!
Я видел это собственными глазами!
Штурмбанфюрер не лгал. Он и в самом деле объехал город на служебном
"хорьхе", жадно разглядывая развалины домов и закопченные тени на них.
Трудно было поверить в то, что все эти разрушения произвела
одна-единственная бомба. Он видел мертвых людей на улицах и умирающих, едва
передвигающихся среди развалин. Несомненно, применение атомной бомбы
означало переворот в военном деле.
Но штурмбанфюреру Заукелю не пришлось долго размышлять об открывающихся
перспективах. Через три дня он почувствовал тошноту и головокружение, а к
вечеру его увезли в госпиталь, где штурмбанфюрер скончался, не приходя в
сознание. Никто не знал о губительных последствиях радиации, все
воспринимали бомбу как обычное оружие, только чрезвычайно мощное. За
незнание законов физики офицерам и рядовым немецкого вермахта из тех
подразделений, что участвовали в подавлении мятежа, еще только предстояло
заплатить дорогую цену.
Рыцари СС не являлись исключением. Курсантам школы люфтваффе здорово
повезло, что их не задействовали в патрулировании зараженного города.
Пострадал только штурмбанфюрер Заукель. Его подвело излишнее и
несвойственное немцу любопытство.
Его похоронили через два дня после погребения фюрера.
Август 1956 года
ВЕСТФАЛИЯ
- В "Саге о викингах Йомсборга" мы сможем найти проторыцарский кодекс
военного братства, - сказал доктор Херцог. - В начале пути существовала
суровая доблесть тацитовых хаттов. У них не было ни дома, ни имущества, они
презирали собственное благополучие, равно как и благополучие и права других
лиц. Хатты занимались войной и только войной. Но времена менялись, и
политическим лидерам того времени потребовались люди, способные поумерить
свой пыл и соответствовать задачам и духу времени. Таким типом воина стал
берсерк - участник авантюрных странствий викингов. Это уже не прежние воины,
занимающиеся грабежом ради грабежа, набегами ради набегов. Образцом для
подражания могут служить товарищи Одина, то воинское сообщество, которое
описано в "Эдде": за сражением следует пир, а смерть на поле боя считается
почетной. По сути дела, именно берсерки явились предтечей ордена СС,
носителями истинного нордического духа в относительно недавнем прошлом.
Одним из важнейших постулатов рыцарства является верность своему вождю.
Вспомните "Беовульф". Там дружинник Виглаф видит, что его господин погибает
в пасти огнедышащего дракона и вспоминает клятву, которую он давал своему
вождю. Именно любовь и верность удерживают Виглафа на месте и побуждают
принять бой в то время, как остальные дружинники спасаются бегством.
Другим важным постулатом рыцарства является проклятие трусости.
Пренебрегая долгом и верностью, воин добровольно деградирует до положения
раба. Трусость несовместима с положением свободного человека. Если для раба
трусость является естественным состоянием, то для воина она невозможна, ибо
ведет к нарушению клятвы. Трус всегда изгонялся из всех общественных
группировок, начиная с племенных союзов. Ведь он разрывает священный
договор, связывающий всех членов общества. Еще Тацит заметил, что всякий,
кто бросил щит на поле боя, отстраняется от участия в народных сходах и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг