сей тяжкий и опасный труд?
- Попович, - отрицательно мотнул головою Добрыня. - У него страх перед
небом с молоком матери всосан.
- Эй, гусляр, - вдруг спросил розмысл. - Есть в тебе отчаянность и
желание что-то доброе сотворить на пользу матушке отчизне? Не все же тебе
охальные песенки петь по кабакам, расхожим местам и теремам?
Гусляр приподнял зажаренную баранью ляжку, взмахнул ею укоризненно,
торопливо пережевывая откусанное и всем своим видом показывая, что вот-вот
будет готов к ответу.
- Оно, конечно, отчизна! - сказал наконец он, глотая полупрожеванный
кус и напрягаясь шейными жилами оттого. - Только что она мне доброго
сделала, чтобы заради нее расстараться хотелось? Нет, это не по мне. А
охальные песни что ж, за охальные песни всегда больше платят.
- Разве не хочется видеть родину свою во славе и силе? - удивился
розмысл.
- Сам посуди, - взмахнул бараниной гусляр. - Станет родина богатая да
сильная, правители мудрые, воины отважные, купцы тороватые, землепашцы
усердные, ремесленники умелые, женщины верные, дети разумные, попы
бескорыстные - о чем тогда песни петь? Где острое слово взять, чтобы
слушающих до глубин души проняло? А пока... Погляди вокруг - родина нищая да
слабая, правители глупые да бездарные, воины трусливые, купцы жадные,
землепашцы ленивые, ремесленники безрукие, женщины блудливые, дети... черт
их делал этих детей и неизвестно чем... Тема! А мне душевно хорошо, когда я
в теме. С диатрибами всегда легче выступать, им народ внимательнее
славословий внимает.
- Ты про воинов трусливых... - грозно сказал Добрыня.
- Да я ж не про всех, - поднял примирительно руки гусляр. - Есть и
истинные богатыри, один из них даже с нами за одним столом сидит, но в
массе-то, в массе! Ты одну лишь Кантемировскую дружину возьми - алчны,
глупы, безрассудны!
- Такого орла только в небо пускать, - сказал Добрыня недобро, - всех с
высоты обгадит. Да, что и говорить - каждый орел свою цель на земле имеет.
Сиди тихо, пока в ухо не блябнул! Нечего мне здесь кадыком трясти да горло
распускать!
И по глазам отчаянным и диким видно было, что желает блябнуть, едва
даже сдерживается, жаждущий кулак другой рукою удерживает.
И все же открыла, открыла немытеха певучая глаза им на жизнь!
Поэтому, провожая гусляра, розмысл жадить не стал - добро ему серебра и
ходовой торговой меди отсыпал. Знать бы, где доведется упасть, соломки бы
подстелил!
5.
"Жить стало лучше, жить стало веселей", - сказал князь Землемил.
Может, оно и так, скоморохи с детинцев не уходили, ложкари рассыпчатые
мотивы выстукивали, плясуны да плясуньи хороводы водили, крутились с
отчаянным визгом и притоптыванием, иной раз из далеких земель кудесники да
алыры приезжали, бесконечные ленты из черных шляп вынимали, пламенем
плевались, метровые сабли заглатывали с аппетитом невероятным, гусляры то и
дело выступали - Князь на зрелища денег не жалел. Успех любому правителю
обеспечен, аще дал он подданным своим хлеба и зрелищ. Если же не хватает
хлеба - дай водки. Тогда и на зрелища тратиться не придется, пьющий человек
представления разные сам создает, и скандалов хватает. Немедленно по
Энску-граду расползлись тайные и явные блу-дилища, где народ предавался
порокам. Каждый мог найти занятие по душе. А по городам и весям толкались
борцы, черную дань собирая для князя. Известное дело - без денег любое
начинание кажется бесплодным.
Князь к празднику готовился по всем направлениям. И бочки выкатывать на
площадь его челядь готовилась, и отборные скоморохи ждали своего часа, и
гусляры струны настраивали, чтобы в унисон грянуть: "Небо, князя нашего
храни...". И готовились чудесные и невероятные шутихи в небе ночном. Для
этих целей специально был выписан из далекого города Шанхая толстый и вечно
сонный китаец, который и в таком своем состоянии ежедневно привезенные
припасы, отмеченные китайскими ванзами, перебирал, прикидывал, что и за чем
в небо пускать, чтобы лепота и полное благолепие вышло.
Довелось и розмыслу с этим китайцем поручкаться.
Китаец был смышленым, по-русски неплохо говорил, только постоянно в
слова ни к селу, ни к городу мягкие знаки вставлял и обожал уменьшительные
суффиксы, отчего всегда казалось, что говорит он не со взрослыми людьми, а с
малолетними несмышленышами.
Звали китайца Жо Бень, так что и сомневаться не стоило, как его в
народе прозвали. Да и то сказать - в наличии имелось, впечатляло и
соответствовало!
- А что, Жо, - ровно бы шутя сказал как-то Серьга. - Если все твои
шутихи собрать да одновременно под троном специальным запалить, то и
человека в небо поднять можно?
Китаец прищурился, хоть и казалось, что невозможно это для болванчика
узкоглазого. Носик у него был маленький, глазок совсем не стало, отчего
напоминало лицо китайца желтый блин, испеченный на масленицу.
- Тысячи лет назад, - наставительно сказал китаец, - в эпоху Мин во
времена под девизом "Беспокойное сердце нуждается в крыльях" в провинции Хун
жил мудрый человек, звали которого Дай Нам Лун. И вот однажды, имя ль тому
было виной или другие причины, которых мы по своему невежеству понять не
можем, решил он, что Луна не так уж и далеко и надо ему применить свою
мудрость и оседлать медный серп, став, таким образом, выше всех иных
мудрецов и правителей земных. Изготовил он специальный трон, под которым в
специальном порядке были привязаны ракеты для праздничного украшения неба. И
в назначенное время, а мудрец на него потратил не один день своих
вычислений, сел он на трон и специальным факелом, укрепленным на тонком
стержне из нефрита, принялся поджигать ракеты. И действительно, благословили
его Небеса, дали ему мощь и невидимые крылья, благодаря которым Дай Нам Лун
поднялся в небо и скоро исчез в сверкающей высоте. Завистливые чиновники
объявили его мужественный поступок преступлением против управления
государством и ждали возвращения мудреца, чтобы совершить над ним
несправедливую казнь. Но напрасно они ждали... - китаец устало прикрыл
ладонью узкие щелочки черных глаз.
- Так он что, инно с Луны не вернулся? - нетерпеливо прервал молчание
розмысл.
- Нет, - сказал китаец. - Он вернулся. Дай Нам Луна нашли в соседней
провинции, тело его было страшно разбито, голова имела повреждения темени, и
это заставляло предположить, что он долетел до медного серпа, но по
неосторожности ударился об него головой, потерял сознание, а с ним и
способность к дальнейшим рассудительным действиям. С тех пор никто и никогда
не повторял этого безумного поступка, быть может, еще и потому, что
чиновники объявили такие полеты преступлением, заслуживающим смерти.
Потом он угощал розмысла рисовым напитком маотай, а розмысл в свою
очередь угостил желтолицего китайца хлебным вином, глаза у Жо Беня стали
совсем уже узкими, начал он уговаривать нового русского друга даже не
пытаться пойти по гибельному пути Дай Нам Луна, а потом они вышли из терема,
в котором проживал Жо Бень, смотрели в небеса, усеянные звездами,
разглядывали полную смешливую луну, которая, по мнению китайца, была похожа
на русскую женщину, в то время как розмысл полагал, что она вылитая
китаянка, потом попытались спеть на китайском языке народную песню чайной
страны "Алеет восток", но через некоторое время набежали ночные стражники,
которым показалось, что у терема грабят и режут кого-то.
Искали татя, а нашли двух буслаев, смешавших хлебное вино с рисовым
маотаем, а оттого не вязавших лыка.
Что и говорить, вечер удался. Так, по крайней мере, считали русский
розмысл и китайский мудрец.
Между тем огненный змей обретал форму.
Грозно смотрелся огненный змей - шесть раструбов, уже готовых изрыгнуть
пламя полированным зерцалом внутренней поверхности, отражали, искажая, лица
розмысла и его верного помощника Янгеля. В верхней части змея был устроен
алембик, который прикрывал медный шар размером с горшок для хранения зерна,
припасенного на зиму. Медные пластины, из которых состоял шар, были так
искусно подогнаны друг к другу, что даже самый взыскательный и
наблюдательный взгляд не смог бы заметить швов. Внутри находилось хитроумное
устройство, состоящее из десятка хрустально и чисто звонящих колокольчиков.
По замыслу создателей хитроумная раскручивающаяся пружина должна была
заставить колокольчики через некоторые промежутки времени оживать и
вызванивать мелодию "Могучею Русью я в небо запущен".
- Лепота! - восторгался Янгель. - Грозен, велик, красив!
- Отстань, бубнилка, - отбивался розмысл. - Дай в тишине посидеть,
подумать немного. Представить боязно, что оплошаем.
- Полетит, - кричал Янгель. - Не может не полететь! - и вворачивал в
разговор уже полузабытые им самим немецкие ругательства. - Не вздыхай, майн
Готт, змей себя проявит в нужный час.
Иногда, как допущенный к государевым тайнам, в амбаре появлялся бранник
Добрыня, задумчиво ковырял нос змея, окрашенный кармином, ковырял желтым
ногтем краску, и доброе толстогубое лицо его становилось строгим и
мечтательным.
- Так, говоришь, пробовали китайцы? Дунь в Лун, говоришь? - спрашивал
он, перевирая безбожно имя летавшего в небо мудреца. - Умные люди китайцы,
мне нянька ихние сказки рассказывала. Как сейчас помню, у них тоже
огнедышащие змеи были, только их в Китае драконами называли. Я еще подумал
тогда - откуда?
Жидовин закончил свои вычисления.
- Хрустальный купол не повредим? - озабоченно поинтересовался розмысл.
- Нет там никакого хрустального купола, - неохотно сказал жидо-вин. -
Ты на горизонт смотрел?
- И не раз, - признался розмысл. - Особенно на закате.
- Это без разницы, - поморщился жидовин. - На каком расстоянии от тебя
горизонт?
- Верст шесть-семь, - прикинул розмысл.
- Ну, пройдешь ты эти семь верст, - терпеливо продолжал жидо-вин. - А
горизонт на каком от тебя расстоянии?
- На те же семь верст.
- И так всегда, - сказал жидовин. - Сколько бы ты ни шел, горизонт к
тебе не приближается. А что из этого следует?
- Изгиб! - догадался Серьга.
- Правильно, - удивился жидовин и особо уважительным глазом глянул на
собеседника. - Означает это, что Земля наша круглая, и свод небес тоже
круглый, и находится он в двухстах верстах от землицы. А потому и луну нашу
рукотворную мы запустим, и будет она крутиться между хрустальным сводом и
землей до тех пор, пока сама силу полета не потеряет.
- А что тогда?
- Тогда она просто упадет на землю. Может, пришибет кого-нито при
падении. Другого греха не вижу!
- Скажешь тоже, - недоверчиво промолвил розмысл. - Сказал бы, мол,
квадратная, я бы поверил. Но круглая!
Он попытался представить круглую Землю и не смог. С детства учили -
плоская она, как поднос, лежит на трех китах, а сверху хрустальным куполом
накрыта. А киты в Первичном океане плещутся. Хотя, если вдуматься, океан
тоже на чем-то плескаться должен.
- Слушай, - попытался он найти трещинку в сказанном жидови-ном. - А как
же люди?
- Какие?
- Те, которые внизу на шаре стоят. Они же падать должны или на головах
ходить.
- Глупости, - сказал жидовин и брыли свои недовольно развесил. - В
центре Земли есть шар железный, все к себе притягивает, оттого повсюду все
нормально ходят, свой постоянный вес имеют.
Умно он говорил! Вот таких в иных землях на кострах и жгут за
дерзостные и богопротивные речи! Некоторым для таких безумных речей
обязательно надо болотные поганки жрать, чтобы разум помутился и невозможное
видел, а жидовину и грибков не требовалось - с рождения безумным, наверное,
был.
- Значит, можно пускать медную луну в небеса? - переспросил розмысл.
- Не можно, а нужно, - сказал жидовин. - Наука от сего запуска много
новых знаний поимеет.
6.
Кому на Руси жить вольготно и хорошо?
Вот, говорят, скомороху хорошо живется, оттого он пляшет и на дудах
дудит день-деньской. Нет, братцы мои, может, скоморох иной раз и пьет
мед-пиво да брагу пенную, но живется ему несладко. Потому и пляшет, потому и
поет, потому и на дуде день-деньской играет. А не станет он этого делать,
кто же из людей скажет, что он скоморох? Кто хоть полугрошик заплатит?
Людская память забывчива - сегодня в ладоши хлопают, завтра в упор не видят.
Вот и приходится скомороху изгаляться, скандалы разные в обществе
закатывать, а все ради одного - надо ему, чтобы помнили. Нет, плохо на белом
свете живется скомороху, вся жизнь его на людской ладони, открыта каждому
жадному взгляду, покоя ни за какие деньги не купишь.
И князю плохо живется.
Все ему кажется, что извести его хотят или власти лишить. Если суп
соленый, то не травленный ли? Если брага горчит, не сок ли цикуты в нее
добавлен? Если близкие тебе улыбаются, уж не собрались ли они тебя заколоть
в полуденный сон после обильной трапезы? Так и следи, о чем воеводы говорят,
уж не мятеж ли сговариваются учинить? Нет, не хорошо живется князю! Ближних
своих опасайся, бояр за пищик держи, воевод рыком повелительным по стойке
"смирно" ставь, а ночью проснешься, шум голосов услышишь, и поэтом тебя
обольет - что там, не мятеж ли?
И боярам плохо живется. Плохо боярину введенному - сегодня сам судишь,
а завтра тебя самого кто-то судить горазд: за мзду, за приговоры
неправедные, да просто за то, что князю на глаза при его плохом настроении
попался. Плохо боярину путному - сегодня тебя на кормление поставили, с
городов да деревенек доходы назначили, а завтра всего нажитого лишат. Как
тут в бессоннице иной раз не кряхтеть, пуховую подушку под собой не ломать?
Еще хуже боярину ближнему, которого за близость к княжьему телу еще
комнатным называют. Тут уж любой косой взгляд, каждое лыко в строку
поставят! Редко кто из ближних бояр доживает до седин. Чаще всего его раньше
подручные князя за пельки берут да на плаху тянут.
Еще хуже живется воеводам. Обязанностей у них много, но главная
задача - охранять государство от врагов внешних и внутренних. А каждый враг,
как известно, твоей смерти алчет. И князь косо глядит: комплотиста в тебе
подозревает. Да и солдаты, к которым ты с отеческой строгостью относишься,
зуботычины ради их собственного блага раздаешь, тоже горазды при случае
жизни тебя лишить коварным ударом в спину. Нет, воеводой быть нехорошо, хоть
и живешь на всем готовом, и жалованье получаешь, и ходишь в бахтереце из
серебряных блях, нашитых на полукафтанье хорошего сукна.
Плохо земледельцу - днями кружишься то в поле, то на скотном дворе, но
Господь твоих стараний не замечает - то ящур на скотину нашлет, то градом
огурцы с помидорами в огороде выбьет, а коли совсем не в духе - засуху на
поле нашлет, безо ржи с пшеницей оставит. А десятину отдай, а налог
заплати... Плохо крестьянину.
Еще хуже ремесленнику - ремеслом-то владеешь одним, но никто не знает,
будет ли спрос в завтрашнем дне на твою работу. А иной раз куешь мечи, а
надобно орало, возьмешься за орала, глядь, надобно уже ковать мечи. Трудна и
неблагодарна работа ремесленника.
Получается, нет на свете счастливых людей, кроме детей малых. Смотришь
иной раз, как ботвенки или ботвята около дома резвятся, душа радуется за
счастье малых сих. Впрочем, и тут не без сомнений - ребенку провиниться, как
собаке с цепи сорваться. Только что играл и счастием светился, на миг
отвлечешься, а со двора уже крик обиженный - порют детишек за разные и
постоянные провинности по семи раз на дню.
Вот и задумаешься, есть ли оно, счастье, вообще или миг этот настолько
краток, что ему и порадоваться не успеваешь.
И все-таки в жизни человека случаются подлинно счастливые для него дни.
С утра закружилось базарное веселье, крутились ременные карусели вокруг
столба, катая отважных парней и счастливо визжащих девок, которые
проносились в высоте, сверкая полосатыми андораками из-под цветастых
праздничных юбок. Счастливая детвора бережно облизывала разноцветные
сахарные петушки - у кого петушок больше других, у того и родители
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг