число...
Всеволод Серов, пятница, 11 июня
Гром, в миру более известный как брат... пардон, теперь уже господин
Тандыров, обитал в чистеньком белом двухэтажном флигелечке, приткнувшемся
аккурат посреди законных полковничьих соток. Вообще-то отставному
инквизитору землицы могли бы отвалить и поболе, но сам Гром по этому поводу
философски заметил: "Мне ее что, пахать?"
И то верно.
Я подергал за шнурок колокольчика. Дверь отворилась и на порог
выглянула криво обструганная двусаженная коряга.
- Ты еще не в камине? - искренне удивился я.
Дворецкий пропустил мое замечание мимо ушей, который у него, кстати, и
не было. Чудо големотехники, называется.
- Как прикажете доложить о Вас, сэ-эр?
- Передайте, что пришло большое гнездо, - буркнул я.
- Извольте подождать, сэ-эр, - исключительно по-английски проскрипел
дворецкий.
- Серов, это ты? - донесся одновременно голос Грома откуда-то
изнутри. - Пропусти его, Дуремар.
Коряга посторонилась.
- Прошу Вас, сэ-эр.
- А рожок для обуви у вас найдется? - поинтересовался я, переступая
через порог.
- Да, сэ-эр. Рядом со стойкой для обуви. Справа, сэ-эр.
Я нацепил пушистые домашние тапочки и, осторожно ступая по ковру,
прошел в гостиную.
Однако!
- Хорошо, что зашел, Сева, - небрежно заметил Гром. - Ты садись,
садись. У меня тут, видишь, перестановка небольшая.
- Да уж.
С момента моего последнего визита - а это было всего неделю назад - с
гостиной действительно произошли изменения. Если раньше она была похожа на
благопристойную немецкую пивную, куда захаживает по вечерам десяток-другой
окрестных бюргеров, то теперь это напоминало... это очень напоминало
внутренности эльфийского чайного домика. И сидящий на полу перед
лакированным столиком хозяин в шелковом халате прекрасно вписывался в
интерьер.
- А куда садиться-то? - поинтересовался я.
- А прямо на пол и садись! - предложил Гром. - Или ложись, это уж как
тебе удобнее. В ногах, знаешь ли, правды нет. Чай вон бери, свежий, только
что заварили.
Я осторожно прикоснулся к тонкой фарфоровой чашечке, настолько
хрупкой, что больше всего она напоминала мыльный пузырь, зачем-то
раскрашенный под гжель, поднес ко рту, принюхался - пахло чаем - и
осторожно прикоснулся губами к светло-синей жидкости.
Чай был настоящий.
Я бы удивился куда меньше, углядев на столе у Грома полную чашку
бриллиантов. Не то, чтобы я был великим знатоком аланового чая, но у меня
все-таки есть свой домашний эльф, который его заваривает. Так вот, чай,
который я только что попробовал, отличался от него настолько же, насколько
творение Шара отличалось от общепитовского. Такой чай могла заварить только
чистокровная эльфийка... минут пять назад.
Чистокровная эльфийка в доме бывшего инквизитора - невероятно! Сколько
ей должно быть? Сто пятьдесят? Двести?
- Я вижу, ты оценил искусство Аэллы, - заметил Гром, вдоволь
налюбовавшись моей отвисшей челюстью. - Так уж и быть, не буду добивать
тебя окончательно, чашки она уберет потом.
- Какого черта, полковник? - выдавил я.
- Эх, Сева, Сева, - вздохнул Гром. - Вот доживешь ты до моих лет и
поймешь, как мало есть на этом свете вещей, которые могут нас, стариков, на
нем задержать.
Три раза "о". Можно подумать, брат-подполковник уже завтра собрался в
рай переселяться. Он еще и меня переживет, и эльфийку эту. Он всех нас
переживет.
Гром - человек нужный. Всем нужный. Есть у него одно замечательнейшее
качество - он умеет хранить тайны. И не умеет их выдавать. Поэтому я,
например, могу иметь с ним дело совершенно спокойно - Гром не заложит меня
никому и никогда. Он не может этого сделать. Просто не способен. Этим
замечательным качеством его наделили в славные времена Великой стройки Рая
на Земле. Магов, способных распутать наложенные на него чары, во всем мире
не наберется больше десятка - а после развала ССР они как раз по всему миру
разбросаны.
А человек, который не может предать, в наше смутное время ценится ох
как высоко.
- Ты уж извини, Сева, что приходится два раза подряд тебя
беспокоить, - смущенно проговорил Гром. - Но тут заказ поступил. Не то,
чтобы сложный, но деликатный, а, главное, срочный. А у меня, как на грех,
кроме тебя, из настоящих мастеров никого под рукой нету.
- Кто? - спросил я.
Гром протянул мне сложенную вдвое газету.
- Ха. - На первой странице, рядом с аршинными буквами заголовка
"Независимый журналист разоблачает" красовалась безнадежно испорченная
зеленой краской физиономия.
- Парамонов В.С., - прочитал я вслух надпись под рисунком. - Ну и ну.
Он же вполне официальное помойное ведро для слива компромата. Задницу
подставляет всем поровну. Кому ж это он не угодил?
- Зарвался господин Парамоша, - пояснил Гром. - Стыд и совесть он уже
давно потерял, если они у него отродясь были, а вот чувство меры - недавно.
За что и поплатится... вскорости.
Я приготовился слушать. Информацией подполковник делился щедро - той,
понятно, которой считал возможным поделиться - и, самое ценное, информация
эта была достоверной. Гром мог не сказать что-то, и "что-то" весьма важное,
но говорил он только правду, по крайней мере то, что сам считал таковой.
- Господин Вэ-эс, - начал Гром, - решил подзаработать по крупному. В
ближайшие дни он выдаст на-гора серию убойнейших, действительно убойнейших
материалов. По никелевому делу. Помнишь такое?
- Не очень.
- Скандал был четыре месяца назад, - напомнил Гром. - Газетеры,
эфирник, даже специальные слушанья в Госдуме проходили.
- Кажется, припоминаю. - Там вроде бы был замешан Синдикат норильских
кобольдов и еще кое-кто. - Сколько там сперли - миллионов сорок?
- Золотыми - около того, - кивнул Гром. - Как ты понимаешь, такая
сумма произвела большое впечатление на всех, кроме тех, кому досталась и
костер тлеет до сих пор. И стоит В.С.Парамонову хорошенько дунуть -
полыхнет до небес.
- Ему что, в самом деле сдали кого-то? - удивился я.
- Вот это-то и есть самое интересное, - улыбнулся Гром. - Господину
Парамонову сдали компромат на корсуньских. Хотя на самом деле корсуньские в
этой операции осуществляли только общее прикрытие, по своей линии. И
досталось им процентов семнадцать от общей суммы, никак не больше.
- Ха! - повторил я. - И кто ж это посмел поднять лапу на хохлов?
- Гаримовцы, - спокойно произнес Гром. - Они с корсуньскими еще с
прошлого лета любимые враги, а тут еще недавно грохот приключился - у
подопечного купца пылевсоску рванули, свежеотстроенную. Кто конкретно
рванул - один Бог знает, но гаримовцы решили, что корсуньские.
- Ясно. - Я на всякий случай заглянул в чашку и удостоверился, что чай
не возникает в ней сам собой.
- Сложность заказа, - невозмутимо продолжил Гром, - состоит в том, что
его надо исполнить как можно быстрее. Как говорили...
На моей прежней работе - вчера!
- ...На моей прежней работе - вчера.
- Охрана? - быстро спросил я.
- Магическое прикрытие господина Парамоши обеспечивает некий магистр
Обдунир. Знаком тебе такой?
- Слышал. Заговоры-амулетики?
Интересно, фамилия его происходит от реки Андуин или глагола "дурить"?
- Есть еще и личка.
- Сколько и откуда?
- Один. Из охранного агентства "Чингисхан"?
- Один? - удивился я. - Точно?
Кумыса они, что, в этом "Чингисхане" перебрали? Один охранник может
разве что пьяных домовых в подъезде шугануть.
- Один, - подтвердил Гром. - Я понимаю, выглядит подозрительно, но так
и есть. Скорее всего, Парамонов просто-напросто пожадничал.
Я вздохнул. Нет, таких как В.С. убивают не киллеры. Их губит
собственная жадность.
Гром наконец допил свою чашечку и вопросительно посмотрел на меня.
Я задумался. Два заказа подряд - это, конечно, чересчур. Может
подняться нежелательный шум. Тем более убийство газетера. Тут уж шакалы
пера и папируса такой вой подымут, что хоть уши затыкай. Да и гаримовцы -
твари злопамятные. Хохлы, правда, тоже.
Зато на два гонорара можно будет минимум на полгода залечь на дно
аквариума, закопаться в ил и не отсвечивать.
- Берусь, - решительно заявил я. - Но... с условиями.
- Что за условия.
- Первое и главное - мне нужно два дня.
Подполковник поморщился.
- А не жирно будет, Сева?
- Павел Михайлович, - медленно, четко выговаривая каждое слово, сказал
я. - Вы меня знаете не первый день. Лишнего я не прошу. Вы сами в начале
нашего разговора сказали, что заказ деликатный. Я встречусь с клиентом на
третий день.
На этот раз задумался подполковник.
- Хорошо. Два дня. И не минутой больше.
- И второе. Половину вперед.
- Ну, Сева! - Гром слегка развел руками. - Знаешь, есть у ляхов такая
поговорка...
- .. Шо занадто, то не здраво, - закончил я. - Знаю, вы, Пал
Михайлович, мне ее цитировали, и не раз. Но, согласитесь, и дело у нас не
на три вареника. Так что, если я берусь решать ваши проблемы, то вы уж и о
моих похлопочите. Объясните панам хохлам, что раз я взял заказ, то господин
В.С.Парамонов может считать себя ангелом.
- Ангелом - это, конечно, хорошо, - заметил подполковник. - Но выбить
из корсуньских пятьдесят процентов аванса, да еще в валюте... тебя ведь
деревянные не устроят?
- Извините, камина дома не держу, - ухмыльнулся я. Предпочитаю зеленых
"виннету".
- А талер, как ты знаешь, сейчас растет. Фунты тебя устроят?
- Только те, на которых королева в профиль, а не коала анфас, -
попросил я. - А то у меня на эвкалипты аллергия. Кто-то ими простуду лечит,
а я чихать начинаю.
Валентин Зорин, понедельник, 14 июня
Ступив через порог своего кабинета я из-за всех сил рванул за собой
ручку двери... и в последний момент придержал ее подошвой.
Эх, жизнь моя, жестянка. Страсть как убить кого-то хочется, но дверь,
во-первых, казенная, а во-вторых - моя. И новую дверь взамен выбитой мне
никто ставить не будет, потому как в соответствие с планом реконструкции
капремонт нашего участка запланирован на первый квартал 2005 года и не
минутой раньше. Сильно подозреваю, что при утверждении сего плана господа
из главка втайне надеялись на то, что до 2005 здание участка рухнет само
собой и погребет под своими развалинами всех обитающих в нем стражей
правопорядка вместе с подотчетным нечистым контингентом. Не дождетесь,
господа! Зло бессмертно, а с ним и мы как-нибудь, да раскопаемся. Хотя бы
для того, чтобы получить зарплату за ноябрь месяц. Прошлого года.
А-а, к лешему! Я протиснулся за стол, сел, обвел взглядом свою
каморку - и мне вдруг страшно захотелось взвыть так, чтобы с потолка
посыпалась вся оставшаяся на нем штукатурка, а все - и даже детский опер
Лисохвостов - задрожали от ужаса.
На самом деле ничего такого уж страшного в моем кабинете не
наблюдалось. Кабинет как кабинет. Причем мой, отдельный, что я весьма ценю.
Ну, размерами поменьше, чем склеп у уважающего себя вампира, так ведь
живому меньше надо, чем покойнику? Или я не прав?
У меня ведь даже личное служебное зеркало есть. Правда треснутое и с
отбитым уголком, но все же. Вещь, на которою могут позвонить все, желающие
полюбоваться моей небритой рожей. Эльфки, например, или просто красивые
девушки. Я с надеждой покосился в зеркало и оно послушно отразило
физиономию невыспавшегося за день упыря. Судя по синюшным мешкам под
глазами, помер этот упырь от последствий прогресса в области алхимии, а
именно - процесса дистилляции. Нет, не так, как вы подумали, просто вид
после суточного дежурства у меня был такой, словно меня действительно
испарили, пропустили через змеевик и сконденсировали заново.
Естественно, никакой рапорт я писать не стал. Какой рапорт, я даже
чернильницу из ящика не вытащил бы, она у меня тяжелая, бронзовая. Да и
руки словно свинцом налитые, такими только по чей-нибудь морде постучать, а
писать - мигом всю бумагу на клочки, а бумага тоже вещь дефицитная. Ну а
пишмашинка на участок всего одна, причем раздолбали мы ее настолько, что
буквы "и" и "е" она пропечатывать отказывается категорически, а заменять их
буквой "ы" тоже нежелательно. Начальство сие не одобряет. Начальство, как и
Остап Ибрагимович, не желает принимать рапорта, напечатанные с
ярковыраженным эльфийским акцентом. Так что приходится работать руками, то
есть ручкой. Хорошо хоть не гусиными перьями.
Я вспомнил, как третьего дня Коробкин с двумя серафимами, кряхтя от
натуги, приволок в участок шикарнейший "Гномвуд", который он конфисковал у
какого-то барыги. Выяснилось, однако, что сей продукт враждебной механики
печатает во-первых исключительно рунами, а во-вторых, бустрофедоном -
справа налево, потом слева направо, и обратно. После чего оскорбленный до
глубины души Коробкин поднял агрегат над головой, попутно установив новый
рекорд участка по подъему тяжестей, и с размаху шмякнул об пол. Пол
выдержал, "Гномвуд" - нет.
Кто-то осторожно поскребся в дверь.
Я затаил дыхание и с надеждой прислушался. Может, крысы?
В дверь поскреблись снова, а затем она приоткрылась и в образовавшуюся
щель просунулась острая мордочка Печенкина.
- Валь, ты сильно занят?
- Нет, - просипел я, одновременно старательно телепатируя на всех
волнах одну-единственную мысль: "Шел бы ты..."
Увы, даже если мои мозги и были способны на что-то, кроме как не
вытекать из ушей, Печенкин это проигнорировал. Ему это легко, благо своей
фамилии он соответствует дословно - сидит в печенках у всего участка.
- Ну чего тебе?
- Валь, тебя шеф зовет.
- На кой ляд? - вслух полюбопытствовал я. Полюбопытствовал зря, потому
что Печенкин наверняка не знает. А если и знает, то ни за что не
признается, рожа лопоухая.
- А я знаю? - пожал плечами Печенкин.
- Ладно, - вздохнул я. - Щас. Вот как только, так сразу.
Дверь закрылась. Я снова вздохнул, заглянул под стол и с сожалением
убедился, что ни в одной из трех пустых бутылок само по себе ничего не
возникло. Только две дохлые мухи и один таракан. Таракан был еще жив. Пока.
Стена кабинетика мягко, но ощутимо содрогнулась. Глухой шлепок,
донесшийся из коридора, сопроводил сей катаклизм.
Так, это уже что-то новенькое. Нас что, уже сносят? Или это Смазлику
опять нервный подозреваемый попался. Очень они ему часто попадаются - как
увидят гоблина за столом, так и норовят стену лбом прошибить. Причем, что
характерно, в одном и том же месте. Там уже вмятина здоровущая, надо будет,
кстати, сказать, чтоб он ее прикрыл чем-нибудь... образом, например. Хотя
нет, не стоит. Еще настучат - пропаганда старого раешного режима...
Я поправил покосившееся зеркало, выбрался из-за стола, прислушался -
ничего, само собой, не услышал - и с интересом выглянул в коридор.
- Что за шум, а драки... А-а, привет, Ки.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг