мелькают у него отрывочными видениями. Он еще не может в них разобраться.
Они похожи на галлюцинации.
Внезапно Бравин замолчал и долго молча глядел в окно. За оградой
клиники усатый мужчина в синем комбинезоне большими ножницами подстригал
кустарник. На аллее разгуливали сизые голуби.
- А ведь есть организмы, которые всегда чувствуют силовое поле, -
сказал^ Стив так, словно эта мысль только что пришла ему на ум. - Мы всегда
удивлялись необычайной способности перелетных птиц находить дорогу, по
которой пролетали их предки. Если даже летят одни птенцы без взрослых птиц,
они и тогда не ошибаются. И прежде высказывались догадки об органе чувств
наподобие компаса. Так что моя мысль не нова. Птицы читают записи,
оставленные на силовом поле земли.
- Чушь! - По-твоему, какая-нибудь цапля может видеть то, что
происходило во времена Римской империи?
- Да. Смогла бы, если бы у нее был мыслительный аппарат, такой, как
человеческий мозг. Но у птиц нет способности мыслить. Они настраиваются на
одно: узнать дорогу, по которой летели предки. Вероятно, у разных птиц это
чувство не одинаково развито. Мы удивляемся их способности, а удивляться
нечему. Представь на миг, что у нас нет обоняния. Каким загадочным покажется
нам поведение собаки, отыскивающей следы. Нам бы не скоро пришло в голову,
что у нее есть чувство, неизвестное нам. В мире много явлений, не
подвластных нашим пяти чувствам. Однако для регистрации неизвестных явлений
наш разум изобрел приборы.
- Так этот мальчик?..
- Да. Исключительный, патологический случай, - подтвердил Бравин. -
Возможно, даже не единичный и не первый. Есть много легенд и преданий о
людях - их называли ясновидцами - они могли видеть происходящее в другом
месте.
Глоб Диман подозрительно оглянулся на пустые стены кабинета и, переходя
на шепот, спросил:
- Значит, никакие стены не спасают нас?
- Да, не спасают. - Стив тоже понизил голос. - Он, если захочет, может
увидеть нас. Но не бойся, слышать он не может.
Диман характерным жестом передернул плечами и покосился на дверь,
ведущую в палаты.
- Это его я должен оперировать?
- Да, его. Я провел наблюдения над больным. Установил орган,
принимающий волны силового поля. Я назвал его центром магнетизма. Мне
думается, его легко удалить, он связан только со щитовидной железой.
- Со щитовидной железой? - удивился хирург.
- Да. Но сигналы, принятые им, поступают в мозг и могут быть
преобразованы в световые волны или в звуковые, когда он настраивается на
радиопередачу. Обычную звуковую волну на расстоянии он не улавливает.
Впервые он настроился на коротковолновую передачу в эфире и смотрел фильм,
который крутили по телевидению где-то чуть ли не в другом полушарии. Он по
ходу действия рассказывал содержание фильма. Возможно, это был и не первый
случай, когда он стал пользоваться своим необычным природным даром, но его
родители заметили именно этот случай. Позднее он чаще стал прибегать к своим
способностям и мало-помалу обучился управлению сигналами, которые поступают
к нему. Возможно, вскоре он научится читать чужие мысли. Мне кажется, иногда
ему уже удается это. Далось это ему не без труда. Мозг его утомлен
непривычной нагрузкой. Но его угнетает и другое. О своих родителях,
например, он узнал такие вещи, которых дети обычно не прощают. Супруги Стены
стали бояться мальчика. И они правы: скоро от него не будет тайн - он будет
знать все, что они делают и даже думают.
Диман снова болезненно дернул плечами.
- Ей-богу, - сказал он, - за мной не так уж много грехов, но мне жутко
при одной мысли, что кто-то может узнать всю мою интимную жизнь и даже то,
что я думаю. Честное слово, мороз по спине. Чем же вызвана такая патология?
- Это загадка.
- А знаешь, это забавно, - оживился Диман. - Представь себе: я знаю
все, что делают мои близкие и что они думают обо мне. Черт, страшно
подумать, сколько можно открыть неожиданного.
- Ну, довольно, - оборвал его Бравин. - Операция в четверг.
3
Глоб Диман, не подозревая того, своими словами затронул больное место
Стива. Почти на всякого, кто видел профессора в клинике или дома, Бравин
производил впечатление человека особенного, отрешенного от обыденных
житейских сует. И сам он умышленно старался поддерживать это
распространенное заблуждение недалеких людей, для которых ученые,
изобретатели и прочие избранные рисовались натурами, скроенными из другого
материала. Сознание этого дает обывателю право считать таких людей великими,
но позволяет относиться к ним с оттенком благодушного презрения. Все-таки в
глазах обывателя они неполноценны.
На самом деле душа Стива Бравина была легко ранимой. В последнее время
его постоянно мучила одна и та же мысль, вернее подозрение - он не верил
своей жене. Не может такая молодая и красивая женщина любить его - карлика,
хотя и талантливого, но все равно карлика. Она изменяет ему, должна изменять
с этим писаным красавцем Викентом.
Викент Климон - богатый бездельник, похожий на рекламного воскового
мужчину из магазина мод - с недавних пор стал "другом" их дома. В то время
как Бравин, запершись в своей клинике, проводил новые опыты, Климон приезжал
за женой в открытом гоночном автомобиле нелепой конструкции, преимущество
которой заключалось в одном: она не походила ни на что, ранее известное.
Правда, Луиза каждый раз звонила Стиву, предупреждала, что едет развлечься.
Стив неестественно любезным голосом просил передать привет Викенту, отпускал
несколько легкомысленных шуточек, а после долго не мог сосредоточиться.
Глядя на розоватые и зеленые колбы с новой жидкостью "Бравина" под номером
двенадцать - уже двенадцать! - он мысленно видел всегда одно и то же -
счастливых любовников. После Луиза рассказывала ему, где они были с
Викентом, и жалела, что его, Стива, не было с ними. Но ведь это обычная
уловка. Чаще всего измена кроется за внешними признаками искренности и
доверия. Любовники просто умело дурачат его. Они нарочно приглашают его с
собою, зная, что он откажется. Должна же понимать эта безумная женщина, как
мучительно находиться ему рядом с нею на виду у людей, когда его до
нелепости смешной рост будет выставлен на публичное обозрение. Она делает
вид, будто не понимает этого.
Сомнения особенно сильно терзали Бравина сейчас. У него была
возможность узнать правду. Стив каждый день боролся с искушением спросить у
своего необыкновенного пациента про жену. Но не спрашивал - боялся правды.
И не один страх перед горькой истиной удерживал его. Жалким
ничтожеством, вызывающим чувство омерзения, гадливости, представлялся он
самому себе в минуты, когда его одолевал соблазн спросить мальчика о жене и
ее любовнике. Это казалось так же подло, как если бы ему захотелось
подсмотреть в чью-то замочную скважину.
На свидание к мальчику Стив шел с мучительной болью в душе. Он не мог
смотреть ему в глаза - страшные глаза. В них навеки застыла печаль, и мука,
и горькая ирония - ирония малолетнего циника, рано узнавшего скрытую
подлость близких ему людей. Детское сердце его не научилось еще прощать. Это
был старец с легко уязвимой душою ребенка. И странно было слышать от него
такие совсем детские слова:
- Дядя профессор, вылечите меня. Мне тяжело, дядя. Я не хочу так много
знать.
- Скоро, скоро, мой малыш, мы поможем тебе, - утешал мальчика Стив.
Сердце в груди профессора затихало от незнакомой непривычной боли: Пати Стен
был первым пациентом, которого Бравин полюбил просто по-человечески.
Операция прошла успешно. Пати медленно выздоравливал. Первое время
Бравин ежедневно навещал его. На второй день после операции больной пришел в
сознание. Профессор почти не узнал его: так привык он к пронизывающему,
старчески печальному взгляду, что глаза ребенка, испытывающего одну только
физическую боль, показались Стиву почти радостными. Это был обычный
простодушный детский взгляд. Он молил только об одном: чтобы умные добрые
дяди и тети в белых халатах облегчили его страдания, помогли ему. Острое
жало привязанности кольнуло сердце профессора. Он отвел глаза, чтобы скрыть
слезы. В клинике еще никто не видел его слез.
Здоровье мальчика быстро улучшалось. У него появились обычные детские
желания: он любил сладости и фрукты, любил, когда ему читали вслух детские
книжки. Хотел видеть папу и маму. А к дяде профессору-так он называл Стива -
питал особую привязанность. Он начисто забыл все, что узнал, пользуясь своим
шестым чувством. Словом, Пати стал обыкновенным, ничем не примечательным
мальчиком, который перенес тяжелую болезнь и выздоравливал.
И Стив перестал навещать больного. Сестра Анна Палон, добродетельная
старая дева, угрожая навлечь на себя немилость Бравина, ежедневно передавала
ему просьбу мальчика видеть дядю профессора.
- Теперь это уже ни к чему, - холодно заявлял Бравин.
Древовидная сестра вызывающе сердито пожимала плечами. Ее поражала
жестокая черствость профессора.
Но было не так. Стив боялся видеть маленького Пати, встреча с мальчиком
могла поколебать его решимость.
Бравин занялся новыми опытами. Результаты оказались ошеломляющими. Стив
брал капельку мутноватой жижи, удаленной из железы больного, растворял ее в
сложной комбинации из открытых им ранее стимуляторов нервной деятельности -
для краткости и из законного тщеславия он назвал их жидкостями Бравина, -
полученную смесь вводил в кровь крысам, обезьянам и собакам. Ровно через
неделю у подопытных животных появлялась способность чувствовать силовое
поле. Бравин убедился в этом, проведя множество наблюдений. По его указанию
Глоб Диман делал операции, и у всех животных обнаруживался новый центр в
форме небольшого вздутия, точно такой же, какой был удален у Пати Стена.
Перед Бравином открылись невиданные перспективы: теперь он сможет
полностью удовлетворить свое тщеславие - стать самым величайшим ученым.
Сделав себе прививку, он будет знать все, что захочет. Ну, хотя бы то, что
он, как никто другой, сможет ставить диагнозы. Ему даже не нужно будет
расспрашивать больных. Стиву обеспечена будет слава нового чудотворца. Много
времени Бравин отдавал мечтам.
Ампулу со смесью для прививки себе он держал запечатанной в сейфе. Ключ
от него стал носить при себе. Но сделать прививку все же не решался.
Мысленно он назначил срок: день, когда будет выписан больной мальчик Пати
Стен. Стив ждал этого дня и боялся его. На всех своих знакомых и служащих в
клинике он стал смотреть другими глазами. Что-то он узнает о них! Даже
преданная ему сестра длинноногая Анна Палон, которая всегда пользовалась его
особым доверием, стала внушать ему подозрения.
Он вспомнил случай пятилетней давности. Тогда он читал лекции в
медицинском колледже. Одна из студенток особенно внимательно слушала его.
Ему льстило видеть, как загорались ее глаза, когда он произносил особенно
удачные и новые свои мысли. Собственно, ради нее он и старался. Он
чувствовал: она почти влюблена в него. Это была очень симпатичная девушка. А
умственные ее способности едва ли не равнялись красоте. И эта необыкновенная
девушка влюблена в него, в некрасивого и ничем не примечательного внешне
человека.
Однако заблуждения его вскоре рассеялись. Однажды в зеркале он увидел,
как она передразнивает его напыщенную походку. При этом она сгибала в
коленях ноги, чтобы показать, какой у него ничтожный рост. Бравин вспыхнул.
Студентка встретилась с ним глазами, испугалась и убежала.
Он отомстил ей по-своему. Завалить любого студента на экзаменах ничего
не стоило. Он заставил ее прийти вторично. Она понимала: это месть, но
вступить с ним в борьбу не смела. Он принял ее в кабинете одну. Она сидела
покорная и напуганная, но такая же красивая, как и прежде. Ему было больно
смотреть на ее красоту. Она приготовилась к самым каверзным вопросам и
внутренне дрожала перед ним. Но ее страх не давал ему удовлетворения. Он
предпочел бы, чтобы она восхищалась им. Он дал ей вопросы. Пока она
готовилась, наблюдал за нею. Лицо ее выдавало мучительные переживания.
Наконец она решилась, подошла к столу. Но он не стал спрашивать, сказал, что
выводит ей самый высший балл.
Она удивленно смотрела на него.
- Можете идти, - сказал он.
Изумленная, она направилась к двери.
Она все еще не пришла в себя. Счастливый исход, видимо, не очень
обрадовал ее - он слишком легко достался. Она поняла: злобный профессор
только забавлялся над нею. У самой двери она остановилась и оглянулась. В
глазах вспыхнул дерзкий вызов.
- Карлик, карлик! - по-детски обиженно выкрикнула она.
А что если и эта добродетельная ханжа Анна Палон в душе презирает его,
смеется над ним.
Где бы Бравин ни слышал за своей спиной смех, он всегда принимал его на
свой счет, но никогда не оглядывался. Напротив, походка его становилась еще
более важной.
Теперь в его руках будет оружие, которым он сможет сразить кого угодно.
Он заставит бояться себя. Его мозг - это не мозг ребенка. Тяготы новых
знаний не придавят его натуру, а сделают ее крепче, неуязвимей. И все же
сомнения не давали ему покоя.
Наступил решающий день. За мальчиком явились родители. Он уже совсем
выздоровел. В клинике все привязались к нему и расставались с сожалением.
Один Стив не навещал больше своего пациента.
Стены приехали на той же машине. В этот раз они оставили ее далеко от
входа. Бравин стоял у окна. Левый рукав у него был засучен выше локтя.
Ампула лежала на столе, шприц кипятился в стерилизаторе. Все готово.
Оставалось сделать только укол, легкий и совсем не болезненный. Но Стив
медлил. Он отказался принять Стенов. Они хотели благодарить его. Даже
мальчика не допустил в своей кабинет. Анна Палон с немым укором посмотрела
на него, но промолчала. Должно быть, ее смутил странный блеск в глазах
профессора.
По двору мимо скучных кактусов Стены вели мальчика за руки. Он шагал
между ними вприпрыжку сияющий, веселый. В открытую форточку доносился его
звонкий голос. Не верилось, что два месяца назад этот мальчик походил на
обремененного заботами согбенного старца с недетскими печальными глазами,
Бравин разбил ампулу и наполнил шприц. Через неделю для него не будет
тайн. Может, не через неделю, немного больше, пока он научится управлять
новым чувством - это не важно. Он узнает, как развлекается его жена со своим
любовником, красавцем Викентом, узнает все, что о нем думают близкие. От
этой мысли по спине пробежали судороги. Рассматривая на свет жидкость в
шприце, он видел, как мальчик вырвался от родителей и побежал вдоль забора,
палкой ударяя по металлическим прутьям больничной ограды. Мелодичный звон
долетал до слуха Бравина. Мальчик возбужденно кричал:
- Папа, послушай, какая музыка! Слышишь, папа? - Палка барабанила по
стальной решетке - нехитрая музыка достигала окон клиники.
Бравин раскрыл окошко и высунулся наружу, чтобы еще раз увидеть
мальчика. Сейчас он пожалел, что не навещал его все эти дни. Он добровольно
лишал себя простого человеческого счастья.
Бравин сдавил в кулаке шприц и ампулу. Неожиданно с размаху швырнул их
на пол. Желтоватая жижа лаковым пятном растеклась на паркете.
Вбежала испуганная сестра.
- Боже, вы разбили ампулу!? - ужаснулась она. Анна Палон была уверена:
произошло несчастье, ведь профессор так оберегал эту таинственную ампулу.
- Соберите осколки и вытрите пол, - приказал Стив, поправляя рукав
халата.
журнал "Ангара", © 2, 1964 год
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 22.02.2018 11:24
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг