***
Хельги Виглафссон и Торгейр Левша лежали рядом на палубе пестрого
корабля.
- Я еще не рассказывал тебе о Стране пруссов, что на берегу Восточного
моря, - сказал Торгейр. - Это ведь туда был мой последний поход.
Хельги повернулся к нему под одеялом:
- Я смотрю, ты, Торгейр херсир, умнее самого Локи и вдобавок умеешь
молчать. Потому что навряд ли теперь я поверну свой корабль...
Торгейр кивнул и с натугой отвел больную руку за голову.
- Это был конец лета, и ночи уже сделались темными... Мы пришли в
селение и увидели, что все жители собрались в большом доме на пир. Поэтому
никто не слыхал, как мы входили во двор и выходили обратно.
- Плохо ты поступил, - проворчал Хельги. - Я не стал бы так делать,
потому что я воин, а не вор! Торгейр кивнул снова.
- Ты прав. И я все думал потом, не из-за этого ли не стало нам удачи.
Тогда один из моих людей на полпути к кораблю сказал так же, как ты
сейчас. Его слова показались мне справедливыми, и мы вернулись. Я приказал
трубить в рог, чтобы предупредить пировавших... Тогда они вышли из дома, и
мы сразились...
Торгейр замолчал. Хельги продолжил за него:
- Одних из вас перебили, а другие попали в плен и стали рабами, так?
Это там тебе изувечили руку? Торгейр медленно покачал головой:
- Нет... для чего калечить раба? Те, к которым я попал, жили совсем
небогато. На таких нападают ради славы, а не для добычи. Они даже не всех
детей, которые рождались, оставляли в живых, потому что не всех могли
прокормить.
- Как у нас! - сказал Хельги. - Только у нас никто не считает, что это
хорошо. Торгейр усмехнулся:
- А ты думаешь, там не любят детей? Однако там ходят в море
разбойничать по большей части оттого, что есть надо, а земля не родит. У
моего хозяина было шестеро сыновей и всего одна дочь. Были еще, но тех он
велел вынести. Поэтому там мало женщин, и говорят, что раньше у некоторых
было по несколько мужей.
Хельги перевернулся на живот и положил подбородок на сжатый кулак.
- У тебя, херсира, был хозяин! Торгейр продолжал:
- Потом мой хозяин купил себе молодую жену. Но сам он был уже дряхл и
вскоре умер, и она досталась в наследство его старшему сыну, потому что не
была ему матерью. Так уж у них принято. Старика понесли на костер. И с ним
двоих моих парней... Пруссы молились у священного камня и устраивали скачки
на лошадях, деля имущество. И жрец-вайделот указывал в небо факелом и
говорил, что умерший едет на огненном коне... А мои ребята мне крикнули -
удачи тебе, Торгейр херсир!
Он помолчал немного.
- Они были храбры... И я все это время рассказывал о них себе самому,
потому что больше было некому. Я сам с собой разговаривал на нашем языке, я
боялся, что позабуду его...
Хельги сказал:
- Если бы ты заговорил немножко пораньше, я не поленился бы разыскать
того вайделота. А что было потом?
Сын Гудмунда невесело скривил губы:
- Что дальше... Одни меня продавали, другие покупали. Я стоял на торгу
в Ратисбоне, и хозяин платил за меня пошлину, как за вьючную лошадь, - одну
сайгу. И мой корабль снился мне по ночам. А потом я попал на запад, к
саксам.
Саксы, я слышал, когда-то верили в наших Богов, но теперь там от тех
времен мало что осталось. Они теперь все христиане и на шеях носят кресты.
И мне, как ты видел, тоже подарили свой крест, и такой, что навряд ли я
когда-нибудь его потеряю. Я убежал, меня поймали и наказали мою руку,
которой я кого-то там ранил... А через некоторое время мой владелец решил
поехать в Бирку на торг, и ему показалось, что я могу быть полезен. Он
привез меня в Хамбург. Это такой город, и оттуда рукой подать до нашего
моря, и мне хотелось отгрызть свою ногу вместе с цепью и удрать еще раз,
хоть вплавь... Я заболел, и меня едва не выбросили на улицу умирать. А на
корабле мне пришлось петь вместе с монахами и молиться, когда молились они.
Так что если захочешь узнать молитвы Белого Бога, я могу рассказать их
тебе, Виглафссон. Мы шли теми же местами, где я ходил на своем корабле, и
берег был в тумане, но на нем белели кости моих людей... А когда монахи
засуетились, я подумал, что это венды, и решил, что незачем еще раз
даваться живым...
Торгейр закусил губы. Хельги сказал ему:
- Я смотрю, недаром у тебя полголовы седых волос. А ведь мы родились в
одно лето.
- А потом я услышал на палубе ваши голоса и то, как тебя называли
хевдингом. Я узнал корабль...
Хельги сказал:
- Ты будешь ходить на этом корабле, пока не добудешь для себя другого.
***
Великое море Нево широко лежало под светлым полуночным небом... Море и
небо были одинаково гладкими и розовыми, как перламутр. Только у горизонта
проступала какая-то темная полоска, и Сигурд кормщик все косился на эту
полоску, потому что ему казалось, будто она росла.
После битвы с ижорами Халльгрим хевдинг велел держаться подальше от
берегов... Не высаживались даже на ночь, но это никого не тяготило - погода
стояла ласковая. Можно было идти вперед от зари и до зари.
Весла кнарра падали не спеша, чтобы зря не тревожить спавших в трюме и
под скамьями; только изредка под палубой принимались плакать малыши, и
матери быстро их успокаивали. Иногда Сигурд слышал голос своей смуглянки
Унн, напевавшей что-то сынишке, и тогда ему хотелось улыбнуться.
Гребцы трудились слаженно и в охотку, и делать ему было почти нечего.
Сигурд думал... О том, что дома, в Халогаланде, в эту пору года было
много, много светлее. Если бы не горы, солнце знай ходило бы по небу
кругами, светя в полночь, как в полдень... Очень далеко был теперь этот
дом, их Морской дом. Два с половиной месяца пути, а сколько еще впереди? А
едва в десятке шагов на палубе кнарра чуть слышно постанывал во сне раненый
брат. И от этого мысли Сигурда были совсем не веселы.
Он все пытался представить себе, как они войдут в гавань Стейннборга.
И встретятся там с Торлейвом конунгом. Сигурд никак не мог привыкнуть к
тому, что Торлейв конунг не ходил в море на корабле, а все больше ездил на
лошади. И, по слухам, даже сражался не слезая с седла... Сигурду упорно
виделся могучий викинг вроде Халльгрима хевдинга. И на таком же, как у
Виглафссона, длинном драккаре. Он отчалит от берега, чтобы их встретить. И
спросит, держа руку на рукояти: с чем пожаловали? С миром или с немирьем?
Они покажут белый щит и ответят, что с ними Ас-стейнн-ки. И останутся у
него жить, и скоро станут своими и в походах Торлейва конунга, и на пирах в
его дружинном доме. И мертвые станут уходить в курганы, насыпанные на земле
Гардарики...
Однако следить за темной полосой Сигурд не забывал.
Что же это было? В конце концов он даже поднялся на ноги, желая
разглядеть получше. Рябь? Сигурд покосился на два драккара, шедшие рядом, и
увидел там Бьерна и отца. Двое кормщиков, как и он сам, посматривали на
север.
Спустя некоторое время полоса подошла совсем близко: сплошной стеной
молока с озера надвигался туман...
- Эгей! - негромко, чтобы не разбудить спавших, окликнул Олав
Можжевельник. - Переговариваться будем, поняли?
Молоко залило нос кнарра, чуть отступило, нахлынуло снова... И Сигурд
перестал ясно видеть даже собственные ноги.
- Эгей! - позвал он. С драккаров немедленно отозвались дружеские
голоса.
Стараясь держать весло ровно, Сигурд закутался в плащ и принялся
следить, как на ворсинках сукна появлялись и пропадали капельки влаги.
Корабли не столкнутся, не спутаются веслами: не в первый раз... Кормщики
сумеют править по голосам.
Потом кнарр начал раскачиваться. Длинные, очень пологие волны чуть
приподнимали его-и опускали. Они тоже шли с севера, - где-то там, видно,
штормило, но сюда докатывалась лишь мертвая зыбь.
Сигурду вдруг показалось, что все море Нево, как живое, шевелится под
ним, беспокойно ворочаясь в своем каменном ложе.
- Эгей! - полетело в туман.
Совсем рядом во мгле наметилось какое-то движение, белые пряди тумана
раздвинулись, появился Эрлинг.
- Что случилось? - зевая, спросил меньшой Виглафссон. Сигурд ответил
не сразу - он прислушивался.
И только когда прозвучали ответные оклики, проговорил виновато:
- Ты спал бы... Просто туман.
- Вижу, что туман, - сказал Эрлинг. - Ты так до утра ; горло себе
надорвешь.
Сигурд спросил его:
- Я тебя разбудил? Приемыш мотнул головой.
- Не нравится мне все это, - сказал он погодя. - А ну, покричи-ка еще
разок.
Сигурд крикнул, думая о том, что теперь, наверное, не спал уже весь
кнарр. Эрлинг откинул голову, сузив глаза и прислушиваясь... Потом
посмотрел на Сигурда - с тревогой.
- По-моему, в тот раз было слышнее!
- Может быть, они в тот раз громче ответили? Эрлинг приказал:
- Покричи еще.
Весла кнарра повисли в воздухе, роняя тяжелые гулкие капли. Сигурд
приложил руки ко рту и закричал что было мочи:
- Эгей!
Раненый Гуннар завозился на палубе, потом приподнялся и сел, привалясь
к мачте.
- ...эй, - ответил туман. Было похоже, в нем и впрямь затевалось
что-то зловещее. Двое или трое людей вытянули руки, указывая направление...
каждый указывал в свою сторону.
Эрлинг плотнее завернулся в плащ. Из-под палубы вытащили рог, и рог
жалобно прокричал в тумане. Люди замерли на местах. Но сколько они ни ждали
- ответом было молчание. Только вода плескалась под бортами кнарра. Да
птицы кричали где-то высоко.
Эрлинг кивнул головой, и державший рог снова приложил его к губам.
Никакого ответа...
Теперь на корабле не спал уже никто. Даже женщины, встревоженные
криками и рогом, стали выглядывать из-под палубы. Сквозь открытые трюмные
лазы слышался испуганный детский плач. Эрлинг велел отдать якорь; канат
ушел в воду менее чем над тридцать локтей. Кнарр стоял над отмелью. А
волны, набегавшие из тумана, продолжали расти - в конце концов пришлось
поставить лодью к ним носом, чтобы поменьше качало.
Гуннара, лежавшего на палубе, мертвая зыбь заставляла жестоко
страдать...
- Сигурд! - позвал он, держась рукой за горло. - Поди сюда, брат.
Меньшой Олавссон подошел, полагая, что Гуннар пожалуется и попросит
уложить его поудобнее. Но брат только указал ему глазами на мачту и
просипел:
- Влезь наверх...
Два кормщика поняли друг друга с полуслова. Бывает и так, что туман
стелется низом - только подняться на мачту, и можно оглядываться безо
всякой помехи!
Сигурд отправился наверх. Мачта была скользкой от сырости и
раскачивалась немилосердно. Сигурда тянули канатом, которым обычно
поднимали парус. Вот он достиг деревянного блока: по-прежнему туман! Сигурд
отвязал конец ремня и полез дальше. Мачта вместе с кормщиком стремительно
летела сквозь туман - то в одну сторону, то в другую. И за ней тянулись
словно бы пряди чьих-то седых волос... Трижды Сигурд едва не съехал обратно
вниз. Наконец его рука нащупала над головой бронзовый флюгер-флажок.
Туман даже не поредел.
Сигурд оглянулся вниз, чтобы сообщить на палубу о неудаче. Он увидел
свои колени, крепко сжимавшие дерево мачты. Но чуть-чуть ниже пяток мачта
кончалась, как истаявшая сосулька. Странный мир тумана, и откуда знать,
какие существа его населяют!
- Сигурд, - долетел снизу голос Приемыша. - Ну как? Сигурд перевел
дух.
Он был все-таки не один, на палубе ждали друзья...
Тут кнарр как раз покатился вниз с очередной волны, и внезапно
страшный удар потряс все его деревянные члены! Сигурда сбросило с мачты, и
он полетел сквозь туман. Вода обожгла его, едва не заставила захлебнуться.
Ему повезло: на палубе пришлось бы хуже. Он вынырнул, задыхаясь... Корабль
был совсем рядом: там кричали женщины. Сигурд подплыл и забрался по
рулевому веслу. И сразу заметил, как странно накренилась и вроде бы разом
отяжелела так хорошо знакомая ему лодья. А женщины продолжали кричать. С
ужасом. Сигурд отчетливо разобрал одно слово:
- Вода!
Стоя над трюмными лазами, воины торопливо принимали на руки детей,
вытаскивали на палубу женщин. Сигурд бросился помогать и увидел, что многие
успели промокнуть насквозь.
Он разглядел свою Унн и сумел крикнуть ей, чтобы ничего не боялась. Но
некое чувство подсказало ему, что корабль был обречен.
Подводный камень распорол ему днище, и кнарр быстро оседал в глубину.
А долго ли выдержишь в стылой весенней воде?.. Сигурд услышал, как Эрлинг,
не повышая голоса, послал надежных воинов к лодкам. Лодок на кнарре было
две. Одну из них обычно держали на палубе, и считалось, что под ней хорошо
спать. Вторая следовала за кормой, привязанная на веревке... Теперь обе
поставили около борта. Сколько народу в них поместится? Половина?
Эрлинг приказал:
- Сажайте в лодки своих жен...
- И рабынь? - спросил кто-то. Эрлинг подумал и кивнул:
- И рабынь. Не годится, чтобы они тонули. Сын Ворона стоял на
кренившейся палубе - прямой, большие пальцы заложены за ремень. Люди
оглядывались на вождя: это был тот Эрлинг хевдинг, который выбил зубы
старому волку Рунольву.
- Живой? - без всякого удивления спросил Виглафссон, когда к нему
подошел Сигурд. - Вот что, достань-ка свой голубой плащ...
- Зачем?
- Возьмешь его и мой черный и нарежешь тряпочек. Голубых - сколько
мест в лодках, и черных... чтобы хватило на всех.
- Эрлинг! - позвал его кто-то. - А теперь кого?
- Теперь раненых...
Тут Сигурд заметил на палубе Скегги. Малыш стоял на палубе и в лодку
садиться не спешил. Сигурд нетерпеливо махнул ему:
- А ты что, оглох? Ну-ка живо... Но Скегги только расправил хилые
плечи и изо всех сил вытянул шею, чтобы казаться выше ростом.
- Мне уже двенадцать зим! - ответил он гордо:
- С половиной! Я взрослый муж, как и ты. Я буду тянуть жребий!
- Муж!.. - фыркнул Сигурд. - Живо в лодку, пока я тебе уши не оборвал!
И шагнул было к нему, но Скегги, пригибаясь, отскочил прочь. И Сигурд
увидел у него в руках нож - длинный охотничий нож, подаренный Видгой.
- Не подходи! - крикнул Скегги тонко. Эрлинг обернулся на голоса...
Сигурд, конечно, легко справился бы с заморышем. Ничего не стоило
отнять у него нож, которым он и пользоваться-то как следует не умел... Но
Эрлинг сразу же понял, что этого нельзя было делать.
- Оставь, Сигурд, - сказал он кормщику. - С чего это ты взял, будто
Скегги не мужчина? Сажайте раненых...
Кроме Гуннара, раненых было на корабле шестеро: все те, кого
покалечили в бою ижорские стрелы. Сигурд поднял брата на руки и понес,
осторожно переступая по мокрым доскам. Гуннар пытался сопротивляться и
умолял:
- Пусти... Сядешь сам вместо меня. Сигурд уложил его в лодку, отодрал
от своей куртки вцепившиеся пальцы и сказал:
- Я вытащу голубую тряпочку, брат.
Потом Эрлинг сосчитал черные и голубые клочки.
Перемешал их в шапке.
Не глядя вытащил один. И спросил:
- Кому?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг