- У каждого своя дорога, - сказал Эрлинг. - Удачи тебе, Адальстейн.
- И тебе удачи, - отозвался англ так же тихо. - И ты вернись
когда-нибудь в свой Торсфиорд. Я стану молиться за тебя, Виглафссон, и это
поможет тебе не меньше, чем помогал мой меч...
Потом на кораблях подняли якоря.
Набирая ход, три лодьи одна за другой заскользили к воротам гавани -
вновь пересечь озеро и скрыться в просторе холодного Восточного моря.
Этельстан стоял по колено в воде. В руках - кожаная котомка, у пояса -
добытый в бою топор. Он смотрел на тот из трех кораблей, что шел
посередине: на круглобокий медлительный кнарр. Он знал, что больше никогда
его не увидит. Он возвратится домой, чтобы обнять там мать и жену, но одна
часть его жизни отрезана навсегда. И ее будет не хватать.
В родном доме приснятся ему продымленные стропила Сэхейма, Эрлинг
хевдинг и качающаяся палуба корабля...
Этельстан долго стоял неподвижно - до тех пор, пока корабли не
скрылись из глаз. Город за его спиной понемногу просыпался: замычала
корова, стукнула дверь, приплыл откуда-то запах только что испеченного
хлеба...
Этельстан встряхнулся, словно просыпаясь, плеснул водой в лицо и
зашагал к дому, где жил лорд Годвин Эдрикссон.
***
По великому морю Нево, из которого вытекала река, все еще бродили стаи
льдин. И более всего они походили на остатки разгромленных войск,
истаивающие под чужим солнцем, в чужой стороне... Ветер относил их на юг, и
могучее течение реки непреодолимо увлекало вниз - не остановишься, не
вернешься с середины пути! Пролетали мимо рокочущие пороги, проплывали
коварные отмели устья... И открывался впереди широкий Хольмский залив -
Котлино озеро!
Разные люди ходили по этим местам, и всякий называл их по-своему. Реку
Неву и ту урмане переиначили на свой лад: Нюйя...
Льды уходили все дальше, мимо острова Котлина, мимо хмурых скал
северного берега и песчаных кос южного - в солнечную синеву западного
горизонта, на закат.
Шли и шли, и по дороге их делалось все меньше...
Три корабля стояли у западной оконечности большого острова, поросшего
могучими соснами. Как назывался остров, не знал даже Олав кормщик. А
местных жителей не было видно ни души. Олав, шедший этими местами в восьмой
раз, клялся, что в прежние годы было точно так же... И тем не менее лес
видел людей.
И недавно.
- Разбежались! - сказал Хельги, когда воины, ходившие в лес, нашли там
торопливо загашенные костры.
- Это финны, а от них, как мне говорили, иного не следует и ждать!
Опытные люди, впрочем, не видели в этом ничего хо-: рошего и вслух
говорили, что надобно было бы убраться : отсюда как можно скорей. Но лед
шел и шел, и конца-; краю ему не было видно. Чудовищные льдины сталкивались
друг с другом, с шипением ползли на берега...
Чтобы скоротать время, воины помоложе и мальчишки во главе с Видгой
отправились в лес и притащили оттуда длинное бревно как раз такой толщины,
чтобы выдерживало двух человек. Бревно установили на козлах в воде, там,
где она достигала колен. Льдины сюда не лезли: не пускала длинная каменная
гряда.
- Бой мешками на бревне! - в восторге запрыгала мелюзга. Им самим
баловаться не дадут - малы, но хоть посмотреть!
Вскоре готовы были и мешки с мокрым песком. Бревно обмазали скользкой
глиной - чтобы получше вертелось, - и сражение закипело! На бревно
взобрались двое первых поединщиков, и под градом ударов один из них тут же
свалился в воду. Пристыженный и мокрый, он единым духом вылетел на берег -
сушиться и греться у загодя разведенного костра. Вода, которую река
выносила из пресного моря Нево, была чиста, как воздух, очень вкусна и до
судорог холодна.
Проигравший скинул штаны и рубашку и запрыгал вокруг огня, а на козлы
вскарабкался новый смельчак. Победитель - а это был Грис - приветствовал
его так:
- Падай поосторожнее, потому что мне-то тут еще долго сидеть!
Длинные ноги Гриса свисали почти до самой воды, волосы развевались на
ветру. Он их засовывал за ворот рубашки.
Раз за разом он оказывался сильнее тех, кто садился против него на
бревно...
Мальчишки начали поглядывать на Видгу Халльгримссона. Но тот
равнодушно стоял поодаль, разговаривая со Скегги, и в игре участия не
принимал.
- Эй, Видга! - вдруг крикнул ему Грис. - Иди-ка сюда, хорнунг, я
помогу тебе вымыться, ведь тебя уже блохи едят!
Видга поднял голову:
- Прежде собери своих блох, Поросенок... И думай дважды, трэль, прежде
чем заговаривать с викингом!
Мальчишки, болтавшие между собой, восхищенно замолкли. Вот что значит
сын Халльгрима, и пусть говорят что угодно о его матери, не выкупленной за
мунд!
Грис с бревна ядовито заметил:
- Я смотрю, у тебя расцарапана рука. Тебе надо бы идти с женщинами -
на кнарре!
- Если тебе, Поросенок, не терпится поговорить с одноруким, - ответил
Видга, - так ты поди поищи Торгейра Левшу. Он одной своей рукой скажет тебе
больше, чем ты ему двумя!
И отвернулся. Но Грис заорал на него:
- Тогда пускай сюда идет твой недомерок, если только он не такой же
трус, как ты сам!
Тут Скегги отчаянно закусил губы и шагнул вперед, к воде, туда, где
усмехался, раскачивая мешок в сильной руке, Грис... Скегги уже явственно
ощущал под собой скользкое, холодное бревно, видел совсем рядом
ненавистного Гриса и чувствовал в руке непомерную тяжесть мешка. Грис,
конечно, легко отобьет его удар, если он,Скегги, успеет этот удар
нанести...
Видга остановил маленького скальда, взяв его за плечо:
- Твой отец никогда не стал бы связываться с рабом! Потому что это
всего лишь трэль, хоть ему и подарили свободу. Он поступает так, как
поступают только рабы! А тебя, Грис, я уже накормил однажды песком. Я
думал, хватит с тебя, но теперь вижу, что ошибся.
У Гриса выступили на лице красные пятна.
- Иди сюда, я поучу тебя сражаться!
Видга молча ступил в воду и взобрался на козлы. Наклонился взять
мешок... и Грис ударил его. Без предупреждения - нарушив все обычаи игры на
бревне! Мальчишки на берегу возмущенно закричали. Но тут уж, кричи не
кричи, бой начался.
Удар пришелся Видге в висок, на какой-то миг он ослеп и оглох... Но не
зря Халльгрим хевдинг учил его ходить по веслам драккара с той стороны
борта в то время, когда люди гребли! Грис продолжал бить его тяжелым
мешком, целясь по-прежнему в голову и по левой руке, так, что на рукаве
выступила кровь.
Однако Видга не падал. А когда в голове перестали звенеть железные
чаши - ударил сам. Обеими руками занес свой мешок и обрушил его Грису на
темя. И тот, жестоко прикусив язык, схватился рукой за лицо.
Мокрый песок, завязанный в грубую тряпку, снес Грису кожу на
подбородке, и он не успел заметить, откуда был нанесен удар...
- Вот так, - сказал Видга. - Бывает по-всякому, но теперь бить буду я.
Немного погодя Грису показалось, будто сын хевдинга находился
одновременно и прямо против него, и сбоку, и даже позади... Его привела в
себя ледяная вода. Видга сидел верхом на бревне, свесив вниз руку с мешком.
У него текла из носу кровь, и он вытирал ее ладонью. На щеках оставались
липкие полосы. Он сказал Грису:
- Даже твой хозяин не предпочитал бить тех, кто пo-слабее... Рунольв
был волком, а ты свинья. Пошел!
***
Следующий день выдался неприветливым и хмурым. Эти места всегда
славились непостоянной погодой, а какая же весна без дождей? За ночь ветер
нагнал облака, и они медленно, словно нагруженные корабли, плыли на восток
- в сторону Гардарики...
Людям предстояло вскоре двинуться следом за ними. Но лед все еще шел,
и они продолжали жить на своем острове, а чтобы жить, надо охотиться.
Поэтому незадолго до рассвета несколько молодых воинов, в том числе трое
Олавссонов, с луками и копьями отправились в лес.
И почти сразу же вернулись.
Бьерн Олавссон, ощерившись, нес на руках своего младшего брата. Шея
Гуннара была обмотана окровавленной тряпкой. Он стонал, не открывая глаз.
Сигурд шел сзади и волок неведомое оружие: маленький, но очень тугой
лук, посаженный на деревянное ложе.
Халльгрим спросил их:
- Что у вас случилось?
Бьерн осторожно уложил брата на разостланное одеяло:
- А сам что, не видишь? Эта штука в него выстрелила, когда он задел за
веревку. А людей мы там не нашли.
Уж если бы нашли, Бьерн наверняка срубил бы им головы. Сигурд пнул
ногой искореженный самострел.
Олав склонился над сыном, называя его по имени. Гуннар не отозвался.
Седая борода Можжевельника задрожала:
- Я делаюсь стар... Скорей бы уже Один призвал меня к себе! Лучше бы я
встречал вас в Вальхалле... а не провожал туда одного за другим.
Бьерн крепко взял его за локоть, отвел прочь.
- Гудреду, как мне думается, еще долго придется скучать там без нас.
Ничего с Гуннаром не будет! Халльгрим между тем расспрашивал Сигурда.
- Мы и раньше там ходили, - растерянно говорил меньшой Олавссон. - И
там никогда не стреляло. Может быть, это финны охотились?
Халльгрим заставил его припомнить, как именно была растянута веревка,
за которую злополучный Гуннар зацепился ногой. Где стоял самострел... А
после сказал:
- Не на зверя охотились те финны. И пусть распадется мой щит, если не
придется нам еще познакомиться с теми охотниками поближе!
Чужой лес глухо шумел над их головами. О чем шумел? О том, что они
были всего лишь горсточкой людей на огромной и неприветливой земле... И
низкое небо равнодушно плыло над ними. И родным здесь было только море.
Да и оно должно было не сегодня-завтра остаться за спиной. И может
быть - навсегда!
Не таких, как они, принимала в себя Гардарики. Принимала без всплеска,
без следа, без вести домой...
Когда приблизился вечер, Халльгрим приказал выставить двойное число
сторожей. И он не ошибся.
Среди ночи около кнарра поднялась молчаливая и яростная возня. Затем
послышались крики: кричал Бьерн. Воины, умевшие мгновенно сбрасывать сон,
кинулись на помощь. Выдергивали из ножен оружие, хватали головни из
костров.
Возле кнарра на земле лежал человек. Рослый светлоголовый парень в
диковинной одежде. Бьерн Олавссон сидел на нем верхом, стискивая коленями
бешено извивавшееся тело, и длинной веревкой вязал пленнику руки. Поодаль
валялись пучки сухой соломы, а в соломе - стальное кресало и кремень.
- А ну, подними-ка его, - сказал Бьерну Халльгрим. Сын кормщика
неторопливо слез со спины парня, взял его за шиворот и сильным рывком
заставил встать. Тот, не долго думая, лягнул его ногой. Бьерн молча сгреб
пленника за волосы и кольнул в ребра концом ножа... Парень вздрогнул и
остался стоять неподвижно.
- Ты кто такой? - спросил его Халльгрим. Северной речи пленник не
понял, но догадаться, о чем спрашивали, было нетрудно. Он поднял голову и
гордо ответил:
- Ингрикот!
Халльгрим указал ему на солому:
- Твое?
Парень что-то ответил на своем языке.
- От него зверем пахнет, - сказал Сигурд. - Лосем. Может, он
оборотень?
Халльгрим поискал глазами Можжевельника. Но Олав, встретив его взгляд,
только пожал плечами. Семь раз он бывал в здешних местах и неплохо знал
реку.
Но не имел никаких дел с племенем ингрикот и тем более не знал языка.
- Я подвесил бы его вверх ногами, - сказал Бьерн. - Над костром. А
если брату сделается хуже...
- Помолчи, Бьерн, - перебил Халльгрим. - Спросят тебя, тогда и
посоветуешь. Давайте-ка его к свету... И пусть позовут сюда раба, которого
Ас-стейнн-ки купила в Бирке!
Пленника поставили так, чтобы его освещало пламя. Он молчал и больше
не пытался сопротивляться, но светлые глаза люто горели из-под бровей. И
уже не казалось удивительным, что он обманул бдительную стражу и почти
добрался до корабля! Это был его родной лес, а сам он родился финном и,
стало быть, колдуном. Все финны колдуны. С него станется вмиг обрасти
перьями и птицей взмыть в небо! Это хорошо, что Бьерн успел связать ему
руки. Со связанными руками колдовать нельзя, кто же этого не знает.
Двое Олавссонов принесли на одеяле раненого брата. Подошел Улеб и с
ним сама Звениславка.
- Ас-стейнн-ки, - обратился к ней Халльгрим. Он сидел против пленника,
на одном из катков, подпиравших киль черного корабля. - Ты говорила, твой
невольник родом из Альдейгьюборга, значит, знает этот народ. Пусть он
спросит этого человека, кто такой и зачем пришел. Он называет себя ингром!
Улеб по-урмански понимал лучше чем надо: все-таки в Ладоге родился, а
туда, как в Бирку, кто только не приезжал. Ишь, князь-то заморский -
погнушался обратиться к холопу, с госпожой заговорил! А давно ли именитые
люди звали его по имени-отчеству, а кто победней, те вовсе в пояс кланялись
стеклу кузнецу, в славной Ладоге всем известному!
- Улебушко Тужирич, - обернулась к нему Звениславка. - Слышишь,
Виглавич поговорить тебя просит...
Улеб только вздохнул. Урманину проклятому ответил бы как подобало, ей
отказать не мог. Милый голос враз загладил обиду - эх, и счастлив же
будешь, Чурила Мстиславич, кременецкий князь! Чем мог, помог бы бедолаге
ижорцу... А что?
Он хмуро спросил, обращаясь к Халльгриму:
- Говорить-то что?
Халльгрим впервые посмотрел на него внимательно:
- Ты, трэль, знаешь ли этот народ? Улеб ответил тяжело и с ненавистью:
- Знаю! Живут они здесь, на Неве, а пришли, говорят, откуда-то с
севера.
Мы ижорой их зовем... Халльгрим положил ногу на ногу.
- Переведи-ка ему... Я хочу знать, кто он и что ему здесь
понадобилось!
Улеб повернулся к пленнику - но тот неожиданно обратился к нему
первым.
- С ними плывешь? - недобро щурясь, спросил он Улеба на ломаном языке.
- Прилип к сапогам, грязь болотная?
- Не тебе меня лаять! - по-корельски осадил его Улеб. - Не на того
гавкаешь, щеня! Я, может, добра тебе, дурню, хочу. А кроме меня да хозяйки
моей некому тебя тут жалеть! Князь вот спрашивает, кто ты такой есть.
Ижор посмотрел на него так, словно это не он, а Улеб стоял со
скрученными руками.
- Мои воины привяжут тебя и твоего князя к одному большому камню и
подарят речному хозяину. А хозяйку твою...
- Что он там говорит? - спросил Халльгрим. - Переведи!
- Ругается, - ответил Улеб. - Обещает в реку побросать!
Тут пленник заговорил снова, и Улеб добавил:
- Еще просит, чтобы развязали. Так ни слова больше не молвит...
Хельги Виглафссон стоял рядом с братом и молчал, не участвуя в
допросе.
Он прибежал голый до пояса - длинный шрам, оставленный секирой
Рунольва, белел на груди.
- Пускай развяжут, - сказал он, выслушав ижора. - Никуда не денется.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг