- Так ведь то супругом! - находчиво возразил Тугодум. - А Простакова не
только супругом управляет, а всеми. И довольно круто.
- Ну, знаешь, - сказал я. - Матушка Татьяны тоже мягкостью нрава не
отличалась. Даже в основном тексте романа она ведет себя, как Простакова.
"Брила лбы..." Это ведь значит - сдавала в солдаты. А ты знаешь, какой
каторгой в ту пору была солдатчина?.. Это в беловом варианте. А уж в
черновиках... Взгляни! Вот первоначальный набросок этих строк.
Тугодум послушно прочел:
Она езжала по работам,
Солила на зиму грибы,
Секала...
Тут он запнулся:
- Не разберу, какое слово тут дальше. Кого секала?
- Да не все ли тебе равно, кого она секала? - сказал я. - Важно, что
секала! Но и это еще не все. В конце концов дело не столько даже в сходстве
родителей Татьяны с родителями Обломова, сколько в поразительном сходстве их
быта, всего уклада их повседневной жизни с тем стоячим болотом, которое мы с
тобой только что наблюдали в Обломовке. Давай сперва опять прочтем основной
текст.
Я вновь протянул Тугодуму томик "Онегина", раскрыв его на заранее
заложенной странице.
Тугодум прочел отмеченную мною строфу:
Они хранили в жизни мирной
Привычки милой старины;
У них на масленице жирной
Водились русские блины;
Два раза в год они говели;
Любили круглые качели,
Подблюдны песни, хоровод;
В день Троицын, когда народ,
Зевая, слушает молебен,
Умильно на пучок зари
Они роняли слезки три;
Им квас как воздух был потребен,
И за столом у них гостям
Носили блюда по чинам.
- Ну? Чем тебе не Обломовка? - спросил я.
- Сходство есть, - нехотя согласился Тугодум. - Но и разница тоже
большая. И даже огромная.
- В самом деле?
- Будто сами не видите. Пушкин все это без всякой злости описывает. Не
то что Гончаров. И без насмешки. Если хотите, даже с любовью.
- Ты прав, - согласился я. - У Пушкина в изображении этой картины
гораздо больше добродушия, чем у Гончарова. Но это в основном тексте. А в
черновике... Взгляни!
Я снова протянул Тугодуму раскрытый том полного собрания сочинений
Пушкина. И Тугодум опять послушно прочел отмеченные мною строки:
Они привыкли вместе кушать,
Соседей вместе навещать,
По праздникам обедню слушать,
Всю ночь храпеть, а днем зевать...
- Ну как? Что ты теперь скажешь? - спросил я.
- Да, - вынужден был признать Тугодум. - Это уж настоящая Обломовка.
- Вот именно! - подтвердил я. - В самом, что называется, неприкрашенном
виде.
- И все-таки я не понимаю, - упрямо наморщил лоб Тугодум. - Что вы
хотели всем этим вашим розыгрышем доказать?
- Тем, что нарочно перепутал сны?
- Ну да... Я, конечно, понимаю; вы хотели показать, как похожа была
жизнь родителей Татьяны на жизнь родителей Обломова. И это, спорить не буду,
вам удалось. Но какой смысл в этом сходстве? И уж совсем непонятно, какой
смысл в сходстве матери Тани с госпожой Простаковой? За чем оно понадобилось
Пушкину, это сходство?
- Пушкин был верен натуре, - ответил я. - Он рисовал то, что видели его
глаза.
Однако этот мой ответ Тугодума не удовлетворил.
- Это-то я понимаю, - протянул он. - Но ведь я совсем про другое вас
спрашиваю. Сон Обломова, я думаю, понадобился Гончарову, чтобы показать нам
детство Ильи Ильича. Чтобы ясно было, откуда он взялся, этот тип, почему он
вырос именно таким. То же и с Митрофанушкой... А Татьяна!.. Она же совсем
другая! Тут только удивляться можно, что в такой вот Обломовке и вдруг
этакое чудо выросло...
- Это ты очень тонко подметил, - признался я. - Вот именно: только
удивляться можно. И не исключено, что Пушкин как раз для того-то и описал
так натурально всю обстановку Татьяниного детства, ее родителей, ее среду,
чтобы как можно резче оттенить необыкновенность Татьяны! Вспомни!
Я прочел:
Дика, печальна, молчалива,
Как лань лесная боязлива,
Она в семье своей родной
Казалась девочкой чужой.
- Так я же и говорю! - обрадовался Тугодум. - Даже непонятно, откуда
она там такая взялась. Знаете, какая мысль мне сейчас в голову пришла? -
вдруг спросил он.
- Ну, ну? - подбодрил его я.
- Может быть, Пушкин потому и подправил свое описание семьи Лариных в
сравнении с черновыми вариантами, чтобы появление Татьяны в этом медвежьем
углу, в этом стоячем болоте, не казалось таким уж чудом.
- Чтобы ее своеобразие, ее особенность не казались такими уж
неправдоподобными? - уточнил я.
- Вот-вот!
- Ну что ж, - согласился я. - В этом есть известный резон. И тем не
менее Пушкин все-таки считает нужным несколько раз подчеркнуть, что Татьяна
с самого раннего детства резко отличалась и от сестры, и от подруг...
Тут мне даже и не пришлось напоминать Тугодуму эти пушкинские строки.
Он сам их вспомнил и процитировал:
Она ласкаться не умела
К отцу и матери своей;
Дитя сама, в толпе детей
Играть и прыгать не хотела
И часто целый день одна
Сидела молча у окна.
- Ну, а кроме того, - сказал Тугодум, - какой бы там ни был, как вы
говорите, медвежий угол, но книги-то там у них были! Я точно помню, что
Татьяна с детства любила читать... Там, кажется, у Пушкина даже прямо
сказано, какие книги ей особенно нравились.
- Верно, - подтвердил я. И прочел:
Ей рано нравились романы;
Они ей заменяли все.
Она влюблялася в обманы
И Ричардсона, и Руссо.
- Вот видите! - обрадовался Тугодум. - Шутка сказать! Руссо!..
Начитанная, культурная, образованная девушка. Вот поэтому-то я и говорил,
что нет ничего удивительного в том, что она так легко вошла в свою новую
роль.
- Иными словами, тебя ничуть не поражает, что Татьяна, выросшая в глуши
сельского уединения, эта, как говорит Пушкин, "лесная лань", вдруг, словно
по мановению волшебного жезла, превратилась в великолепную светскую даму?
- Ничуть! - подтвердил Тугодум. - Я даже не понимаю, почему это вас так
поражает.
- На этот вопрос я не могу ответить тебе коротко. Если это тебя и
впрямь интересует, придется нам провести еще одно небольшое расследование. А
пока вот тебе задание: перечитай внимательно соответствующие главы "Евгения
Онегина". Чем лучше мы с тобой подготовимся к предстоящему расследованию,
тем вернее достигнем цели.
НОВОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ,
в ходе которого
ЗАГОРЕЦКИЙ И МОЛЧАЛИН
СУДАЧАТ О ТАТЬЯНЕ ЛАРИНОЙ
- Ну как? - обратился я к Тугодуму. - Выполнил мое задание?
- Выполнил, - хмуро ответил Тугодум.
- И все еще держишься своего прежнего мнения?
Тугодум потупился. Мой вопрос его явно смутил.
- Ну, что же ты? - подбодрил его я. - Если ты переменил свое мнение,
так и скажи. Ничего стыдного в этом нет. Лев Николаевич Толстой заметил
однажды, что вовсе не стыдно менять свои убеждения. Напротив, - сказал он, -
стыдно их не менять.
- Это вы серьезно? - удивился Тугодум.
- Совершенно серьезно.
- Ну что ж, - вздохнул он. - Тогда скажу. Перечитал я внимательно, как
вы сказали, седьмую и восьмую главу "Онегина". И пришел к выводу, что
Пушкин... как бы это сказать...
- Ну, ну? Смелее! - снова подбодрил его я. - Ошибся, что ли?
- Во всяком случае, чего-то он тут недодумал.
- Значит, ты согласился с тем, что неправдоподобно быстро у него
Татьяна из скромной провинциальной барышни превратилась в знатную даму,
сразу затмившую всех своей красотой?
- Ну, красота - это еще туда-сюда, - сказал Тугодум. - Красота, она,
как говорится, от Бога. Но то-то и дело, что Татьяна вовсе даже и не
красотой всех поражает. Погодите, я вам сейчас прочту...
Раскрыв томик "Онегина", Тугодум прочел:
Никто б не мог ее прекрасной
Назвать...
Многозначительно подняв кверху указательный палец, он спросил:
- Слышите?!. И несмотря на это...
Уткнувшись в книгу, он продолжал читать:
К ней дамы придвигались ближе;
Старушки улыбались ей;
Мужчины кланялися ниже,
Ловили взор ее очей;
Девицы проходили тише
Пред ней по зале...
- Ну, и так далее, - сказал Тугодум, захлопнув книгу. - Вы чувствуете?
Как будто королева вошла!
- И это теперь тебе кажется неправдоподобным? - уточнил я.
- Ну да! Прямо как превращение Золушки в принцессу. Но то - сказка. А
"Евгений Онегин" это ведь не сказка!
- Да уж, конечно, - подтвердил я.
- Издеваетесь? - поднял на меня глаза Тугодум.
- И не думаю. Ты совершенно прав. "Евгений Онегин" действительно не
сказка, а роман. Хоть и в стихах. А в романе такое внезапное преображение
героини должно быть как-то подготовлено. Во всяком случае, мотивировано,
объяснено.
- А у Пушкина оно, выходит, не мотивировано! Вы правда так считаете? -
спросил Тугодум.
- Прежде чем ответить на этот твой вопрос, - сказал я, - давай-ка
сперва припомним, какое впечатление произвела Татьяна в свете, когда матушка
привезла ее из сельской глуши в столицу. У тебя получается, что она чуть ли
не сразу поразила всех своей внешностью. Чуть ли не при первом же ее
появлении на нее сразу обратились все взоры...
- А разве это не так? - обиженно вскинулся Тугодум.
- По-моему, это было не совсем так. Впрочем, может быть, я ошибаюсь.
Давай проверим. Ты помнишь, каков был первый ее выход в свет? Куда они
отправились?
- Кажется, в театр, - неуверенно сказал Тугодум.
- Ну, положим, не сразу в театр. Сперва Татьяну возили по родственным
обедам, чтобы, как говорит Пушкин, "представить бабушкам и дедам ее
рассеянную лень". Но потом дело действительно дошло и до театра. Так что,
если ты хочешь, чтобы мы начали с театра, - изволь!
И в тот же миг мы с Тугодумом очутились в шумной театральной толпе,
среди разодетых декольтированных дам и сверкающих белыми фрачными манишками
мужчин.
- Какие люстры! - восторженно вымолвил Тугодум.
- Ты восторгаешься так, словно никогда не бывал в театре.
- Да нет, - смутился Тугодум. - Просто я не думал, что без
электричества, при одних только свечах можно добиться такого потрясающего
освещения.
- Как видишь... А-а, вот и они!
- Кто? - спросил Тугодум, ослепленный великолепными люстрами и
успевший, как видно, уже забыть о цели нашего приезда в оперу.
- Татьяна со своей маменькой, с тетушкой, княжной Еленой, да с
кузинами, - ответил я. - Вон, справа, в четвертой ложе.
- Верно! - обрадовался Тугодум. - Так мы сейчас к ним?
- Нет, мы пройдем в четвертую ложу слева. Чтобы лучше видеть Татьяну,
нам лучше занять место прямо напротив нее. А кроме того, там, в четвертой
ложе слева, если не ошибаюсь, сидят люди, хорошо нам знакомые.
- Кто такие?
- Я думал, ты их сразу узнаешь. Это же Антон Антоныч Загорецкий!
Помнишь такого? А с ним Молчалин.
- Смотрите-ка! - удивился Тугодум. - И в самом деле Молчалин!
- А почему это тебя удивило?
- Да ведь он такой тихоня. Всегда тише воды, ниже травы. А тут... Вы
только поглядите на него!
- Ну, это как раз понятно, - улыбнулся я. - Здесь ведь нет ни Фамусова,
ни Софьи, ни Хлестовой... Он здесь в компании сверстников, таких же молодых
людей, как он сам. Лебезить особенно не перед кем. Вот он и держится не так,
как обычно. Не вполне по-молчалински. Улыбается, острит... Совсем как Онегин
в свои юные годы - "двойной лорнет скосясь наводит на ложи незнакомых дам".
- Точно! - обрадовался Тугодум. - Вон он как раз и навел его на ту
ложу, где сидит Татьяна.
- Прекрасно! - сказал я - Это нам с тобой очень кстати. Давай-ка
послушаем, как они с Загорецким будут судачить на ее счет.
Войдя в ложу, где сидели Молчалин и Загорецкий, мы с Тугодумом скромно
пристроились на креслах, расположенных за их спинами. Молчалин же и
Загорецкий, нимало не смущаясь присутствием посторонних людей, довольно
громко перемывали косточки бедной Татьяне.
Первую скрипку в этом диалоге двух сплетников играл Загорецкий.
Молчалин же сперва только подыгрывал.
Загорецкий
Кто это с правой стороны
В четвертой ложе?
Молчалин
Незнакомка.
Загорецкий
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг