на себя красоты той, что он оставил только что в зале приемов.
- Не будет ли грубостью с моей стороны спросить имя благородной девицы?
- Меня зовут Ригунта, - с готовностью отвечала та. - Я из рода
Гвонхеймингов из Амьена. В моих венах течет чистейшая франкская кровь.
- А ведь далеко не все при этом дворе могут похвастаться чистотой
франкской крови, какое бы высокое положение они не занимали, - заметил
Роберт.
Ригунта не сразу сообразила, о чем речь. Глаза ее округлились, а когда
поняла, то прыснула, прикрывая рот ладошкой.
Роберту она была совершенно ясна: обычная горничная, несмотря на
придворное звание, горничная, обожающая злословие о своей госпоже. Что ж, от
лакейских пересудов тоже может быть толк.
- А скажи мне, благородная Ригунта, что за уродливый монах сидел там с
королем и королевой?
- Это Горнульф, приор святого Медарда. Все говорят, что он будет
королевским духовником.
- Но разве исповедник короля - не каноник Фортунат?
- Фортунат, но он уже стар, и говорят, что своим преемником он назначит
этого Горнульфа. - Тема была явно неинтересна Ригунте, но она раза была
показать свою осведомленность. - Только его все называют Авель...
- Авель! - Роберт едва не вздрогнул. Последнее, что он слышал о нем,
было известие об его бегстве из монастыря святого Германа. С тех пор прошло
немало лет, и Роберт давно не числил былого собрата по школе среди живых.
Честно говоря, с некоторого времени он с подозрением относился к этим былым
собратьям. И, судя по сегодняшнему поведению Авеля - взаимно. Если, конечно,
это тот самый человек. Слишком уж непохож.
- Не тот ли это Авель, что служил нынешнему королю в бытность его
графом Парижским?
- Ах, я не знаю. Это было так давно... А я всего год нахожусь при
дворе, с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать. - Ригунта сделала паузу,
очевидно, ожидая, что Роберт о чем-то спросит. Но он не спросил, и она
продолжала: - Я только слышала, будто он сидел в темнице в чужеземной
стране, но королева сказала королю, и он послал дружину его освободить...
- Королева сказала, и он послал? - с недоверием переспросил Роберт.
Ригунта обиженно надула губы и пожала плечиками.
- Ах, да все знают, что она из него веревки вьет, особенно с тех пор,
как родила наследника.
Роберт не поверил ни одному ее слову. Не такой человек был Эд, чтобы
позволить вить из себя веревки кому угодно, даже самому близкому человеку,
как только что показала аудиенция. Тем более - женщине. А все вышесказанное
он отнес на счет очевидной недалекости Ригунты и придворных сплетен.
- Прошу прощения, благородная девица, я занял у тебя слишком много
времени своими пустыми разговорами. Пора нам попрощаться, а то твоя госпожа
будет бранить тебя за задержку.
- Она не будет бранить! Она...
Но Роберт уже уходил от нее прочь - высокий, стройный. белокурый,
такой, какой он всю неделю, с тех пор, как она увидела его на коронации,
снился ей по ночам.
Ригунта тяжело вздохнула. Неужели он так и уедет в Париж, не поговорив
с ней более?
Роберт о Ригунте не думал. Он думал о брате. О своем бесчувственном,
холодном, бесчеловечном брате.
Фарисей помог Деделле определиться на жительство в странноприимном доме
при женском монастыре святой Агнессы - были у него там кое-какие знакомства.
Однажды утром от него прибежал замурзанный мальчишка из монастырской дворни
с сообщением, что вернулся приор. Но добавил также, что прибыл он один.
Когда она снова приблизилась к вратам обители святого Медарда, они были
широко распахнуты. Но вовсе не в ее честь. Просто в этот день крестьяне с
подвластных монастырю земель пригнали на подворье свиней и коз. У ворот
монастыря Деделла заметила Фарисея, беседующего с высоким рябым монахом,
опиравшимся на резной посох. Судя по слышанному ей описанию, это и был приор
Горнульф. Он не заметил ее появления и продолжал повествовать Фарисею.
- ...а капелланом берет с собою Коннала-ирландца с подворья святого
Патрика, ты, может, знаешь его?
- Этого рыжего пьяницу? Знаю, конечно.
- Хороший он человек, только горяч не в меру, не дай Бог, забудет про
чин ангельский и полезет в бой, и головы не сносит... И останется тогда
король без капеллана...
- Где мальчик? - громко спросила Деделла, подойдя ближе.
Приор с изумлением воззрился на нее.
- Авель, - сказал Фарисей, - ты помнишь, я тебе утром про нее говорил?
Эта девушка - родная тетка малыша Винифрида. Сестра его отца.
Взгляд приора стал тяжелым. Деделла вспомнила заверения Фридеберта,
какой он хороший человек, и усомнилась в этом.
- Меня зовут Деделла, ваше преподобие. Он, - последовал кивок в сторону
Фарисея, - наверное, рассказал вам, что я долгие годы не знала, что мой
племянник остался в живых. Я очень хочу его видеть...
- Зачем? - спросил приор. - Мальчик ни в чем не нуждается. О нем
заботятся, как должно заботиться о крестнике королевы. Монахи учат его
всему, что положено знать отроку из благородной семьи. Сейчас он товарищ по
играм принца Ги, а когда вырастет, станет его советником.
- И ничего не узнает ни о своем отце, ни матери, ни о всех своих
предках! - с отчаянием выкрикнула Деделла. - Приор, у вас есть родные? Или
вы, монахи, от них отрекаетесь?
- Послушай, Авель, что ты ломаешься? - сердито спросил Фарисей. - Тоже
мне, ревнитель вертограда Божия... Тебе что, трудно попросить королеву? Или,
если боишься, обратись к Фортунату, а королевы попросит он, и она примет
Деделлу. Тем более, из того, что я слышал, королева должна Деделлу узнать.
- Этого я и боюсь, - тихо и безнадежно произнесла Деделла. - Что она
меня узнает.
На лице приора выразилось недоумение.
- Что же тут страшного? Не надо бояться. От королевы здесь за все эти
годы никто никакого зла не видал.
- А от короля? - еще более безнадежно спросила Деделла.
Последовало общее молчание. Нарушил его Фарисей.
- Послушай, Авель, по отбытию короля в поход, королева, наверное,
вернется в Компендий?
- Конечно.
- И Винифрида она тоже возьмет с собой?
- Может быть...
- Тогда сделаем так. Дождемся отъезда королевы. И, в любом случае,
вернет она мальчика в монастырь или возьмет с собой, мы проводим Деделлу в
Компендий. Не век же ей по подворьям мыкаться, нужно позаботиться об ее
пропитании. Просите с Фортунатом королеву, чтобы та дала ей какое-нибудь
место при себе...
- Ой, нет, не надо! - воскликнула Деделла.
- ...или выделила ей какое ни на есть пожалование. И позволила видеться
с племянником.
- Это ты хорошо придумал, - медленно сказал приор. - Так, наверное, и
нужно сделать.
- Тогда давайте дожидаться отъезда королевы. И как только узнаем, что
она в Компендии - закладываем повозку - потому что мне пешком туда не
дойти...
- Подожди, - Авель нахмурился от мучительных умственных усилий. -
Деделле надо увидеть племянника. Мне нужно просить королеву за Деделлу. А
ты-то что будешь делать?
- Охранять твою репутацию, милостивый приор! Представляешь, какую вонь
среди клира поднимет святейший Гунтрамн, когда узнает, что ты ехал от Лаона
до Компендия вдвоем с женщиной?
Авель только хмыкнул.
- Тогда я вернусь на подворье, ваше преподобие, - сказала Деделла, - и
буду ждать, когда вы меня позовете.
Приор благословил ее, она поклонилась ему, улыбнулась Фарисею и
заспешила прочь от монастыря. Фарисей долго смотрел ей вслед, пока не
сообразил, что Авель о чем-то говорит ему:
- ...есть, значит, такая притча. Шли вроде бы два монаха, молодой и
старый. А навстречу им девица. Поздоровалась с чернецами и дальше пошла.
Идут они, и захотелось старому монаху проверить, как там у молодого с
мирскими мыслями. И говорит: "Хорошая девица". "Да", - говорит молодой.
"Только жаль, что у нее такой изъян, " - говорит старый. "Какой?" -
спрашивает молодой. "А у нее одного глаза нет". "Как это нет? - говорит
молодой. - У нее два глаза, я ее хорошо разглядел". "Ах ты, грешник, ты еще
на девиц засматриваешься!" - закричал старый и долго учил младшего, бия его
по-отечески посохом нещадно.
- Это ты к чему рассказал? - угрожающе вопросил Фарисей.
- Так. Вспомнилось что-то. Понимаешь, хорошая девица, но одного глаза
нет.
- Ах, это ты у нас, отец приор, шутить пытаешься? - протянул Фарисей. -
В следующий раз не пытайся. Глупые у тебя шутки.
До начала похода оставались считанные дни, но Роберт все медлил с
отъездом. Он и сам не знал, почему. Может быть, пребывание в этом городе
доставляло ему мучительное наслаждение воспоминаний о днях, когда Аола была
жива... О днях, когда от него, а не от кого иного зависело, будет ли
перерезана нить жизни его брата.
Была весна, и Лаон Огражденный, Лугдунум Клаватум, названный в честь
языческого божества всех ремесел, был прекрасен. Умри тогда Эд, сейчас это
была бы его столица. Но даже если Эд погибнет в нынешнем походе или умрет от
каких-либо других причин, Лаон Роберту не достанется. Он более не наследник.
Бог мой, прозвище Огражденный более подходит не городу, а его сюзерену. И
все же Роберт ощутил, что надежда когда-нибудь завладеть Лаоном в нем не
умерла. Оттого, должно быть, он и бродил часами по его стенам, башням и
укреплениям, один или в сопровождении Ксавье, и зачастую ноги снова
приносили его ко дворцу.
Солнечным утром, почти таким же теплым, как летом, ему захотелось
подняться на башню, в которой был заключен Большой зал приемов, именуемую
вестверк. Ведь его-то принимали в малом зале. В тот день не было приемов
послов, а празднества, связанные с коронацией, уже отгремели, поэтому дворец
казался на удивление запустевшим. Огромного труда стоило втолковать
начальнику дневной охраны, что он не злоумышленник, а родной брат короля и
имеет полное право ходить по дворцу. Тот, наконец, со страшным скрипом
согласился, с условием, что телохранители и Ксавье останутся внизу. Хорошо
еще, что он не потребовал отдать оружие, - с него сталось бы, стража у Эда
всегда было наглая и своевольная ( Роберт это помнил, он и сам когда-то
входил в его охрану), но тут, наверное, Роберт не стерпел бы и перерезал ему
горло. Еще начальник сказал, что, поскольку Роберт собирается пройти по
восточной галерее и спуститься оттуда, он, начальник, обязан предупредить о
его намерениях часовых на постах, дабы его светлость ненароком не
пристрелили, из-за чего последовала еще одна задержка. Но, может быть,
унижение и стоило того. В Париже не было таких величественных залов, как
этот - двухъярусный, с галереями над входами из боковых приделов,
открывающимися арочными проемами, и высокими окнами. Все сооружение венчали
круглые деревянные башни. Стены покрывали мозаики, прославляющие как подвиги
ветхозаветных царей, так и каролингских полководцев, причем первые были
совершенно неотличимы от вторых.
Подобный зал, объяснял ему когда-то канцлер Фульк, символизирует
величие неба и земли, духовной и императорской власти. Ибо та власть - не
власть, что не освящена церковью.
Фульк знал многое, очень многое... И сейчас Роберту был бы весьма
потребен его совет. Но за все годы своего изгнания Фульк ни разу не сделал
попытки связаться с ним, блюдя как свою, так и его безопасность. Впрочем, то
же самое Роберт мог сказать и о себе.
Союз духовной и светской власти... Эд наверняка не признает такого
союза. Но если он совершится... может быть, тогда сокровенный замысел
зодчего обретет истинный смысл? Только кто тогда будет восседать в этом
зале?
Обойдя молчаливого часового у верхней арки ( очевидно, своевременно
предупрежденного своим начальником), Роберт вышел на галерею, ведущую к
восточной башне, подобную церковному трифорию. Между резными полуколоннами с
обеих сторон коридора располагался ряд высоких и узких окон. Сегодня был
солнечный день, и сумрак коридора словно пронизали десятки светлых
прозрачных клинков. Почему ему пришло на ум подобное сравнение, ведь в этих
полосах света пристало кружиться лишь ангелам да пыли?
Роберт прошел уже половину пути по галерее, когда услышал внизу голоса.
Два голоса. И слишком далеко, чтобы разобрать слова. Он бросил единственный
взгляд вниз, а затем, повинуясь какому-то неясному, но непреодолимому
инстинкту, отступил назад и вжался в стену, стараясь полностью укрыться в
тени полуколонны.
Внизу, держась за руки, шли мужчина и женщина. Вдвоем, в пустынном
дворцовом переходе. Он сразу узнал их, хотя они были в обычной, не
церемониальной одежде. Шли, рука в руке и, не отрываясь, глядя друг на
друга. Роберт видел только затылок женщины, ее свитые в тугой черный жгут
волосы. Но, когда они проходили мимо, Роберт увидел в перекрестье солнечных
лучей лицо своего брата. Лицо человека, узнавшего полное, безграничное и
разделенное счастье.
Одного взгляда было достаточно. Роберт закрыл глаза и еще более
втиснулся в стену. Сердце бешено стучало, так, что, казалось, ребра заболят,
волосы и ресницы слиплись от пота. Более всего он боялся, что они его
заметят. Тогда с ним покончено.
Но они не заметили. Они были слишком поглощены друг другом. И, когда
переход опустел, Роберт уже сумел справиться с собой. Медленно, однако
уверенно он направился к выходу. Ему больше нечего было делать во дворце. Да
и в Лаоне тоже.
Теперь он точно знал, кого он убьет.
Отговаривать его было бесполезно - в этом она убедилась много лет
назад. Теперь она даже и не пыталась. Так было бы только хуже. Вопреки
всему, что связывало их, решимость Эда восстановить империю для себя и своих
наследников лишь крепла. И сердце ее сжималось. Разумеется, она привыкла к
постоянным разлукам. Изнывать же в тоске ей было просто некогда. При муже,
вечно занятом делами войны, все прочие дела королевства - суд, налоги,
переговоры - постепенно и неуклонно переползали на ее плечи с молчаливого
одобрения короля. "Быть тебе канцлером", - сказал он ей когда-то, и, в
сущности, оказался прав. Но такой долгой разлуки, что предстояла теперь, в
их жизни еще не было. Даже в случае самого удачного исхода - действия в
Италии должны были занять не меньше года. А о другом исходе Эд не желал и
думать. Однако, как ни тщательно скрывала она свою печаль, он ее,
несомненно, чувствовал. И теперь, когда суматоха, связанная с коронацией
несколько улеглась, они почти не расставались.
- Я рад, что ты берешь с собой Винифрида, - сказал он. - Когда Ги
играет или дерется с ним, он становится похож на мальчишку своих лет. А то
он слишком любит слушать твои ученые разговоры с Фортунатом. И читает!
Слыханное ли дело - читает в пять лет!
- Люди бы сказали, что здесь не обошлось без нечистой силы, верно?
- Я не шучу. Ему предстоит стать воином и правителем, а не ученым
монахом.
- Прости. Просто я не могу не думать о том, что вот еще год - и он
уйдет из-под моей опеки...
- Такова судьба. Мальчик не может вечно оставаться среди женщин. Ты
сама знаешь, как жесток этот мир, и чем раньше он научится защищать себя,
тем лучше. Впрочем, для своих лет он уже неплохо ездит верхом. Даже лучше,
чем неплохо. А когда я начну учить его владеть оружием...
- Но этот-то год у меня есть? Без тебя, но с ним.
- Ты выдержишь этот год, я знаю. Я не оставил бы тебя, если бы
сомневался в твоей силе. Альбоин будет мечом в твоих руках. А советники тебе
не нужны. Ты отлично умеешь без них обходиться. Только...
Она поняла, что при всех стараниях развеять ее печаль, что-то тревожит
его самого.
- Только один совет я тебе все же дам. Остерегайся Роберта!
- Что?
- Я не верю ни одному его слову. Похоже, он выбрался сюда с
единственной целью - проверить, что я сделаю: прикончу его или прижму к
сердцу. Когда не случилось ни того, ни другого, он убрался. Не думаю, чтоб
он решился открыто действовать против нас. Ведь он принес Ги вассальную
клятву. Но теперь он может начать искать подходы к тебе. Ведь когда-то он
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг