Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
                                   Части                         Следующая
Тимур Исхакович ПУЛАТОВ

                              ЧЕРЕПАХА ТАРАЗИ

                                Часть первая

                                     I

     Город,  о  котором  пойдет  речь,  уже  засыпан  песками,  и виной тому
событие,  казавшееся  многим весьма загадочным [Споры вокруг местонахождения
этого  средневекового  города не утихают в научном мире и по сей день. Автор
"Черепахи  Тарази",  правда с некоторыми оговорками, присоединяется к мнению
д-ра  Туя-Казакова,  считающего,  что  раскопки  следует  вести где-то между
Илийской выпуклостью и Аральской впадиной - Примеч. автора].
     Все   началось   с  происшествия,  никого,  казалось  бы,  особенно  не
взволновавшего,   -  исчезновения  Бессаза,  содержателя  постоялого  двора,
мужчины  еще  молодого,  но  уже  долгое  время  жившего отшельником. К тому
времени  у  него  не  осталось  в  живых ни одного родственника или близкого
человека,  а  слуга  лишь  на следующий день узнал о пропаже своего хозяина,
когда постучался к нему, чтобы решить деликатное дело.
     В  то  злополучное  утро  на постоялый двор въехал на лошади и попросил
ночлега  хриплым,  усталым  голосом  путешественник Тарази. Когда он сполз с
лошади,  путаясь  в  своем  выцветшем  плаще,  все  увидели, что сбоку седла
покачивается   клетка,   где  лежит,  свернувшись,  без  движения,  песчаный
крокодил-варан.
     Путешественник,   человек   средних   лет,  сразу  вызвал  неприязнь  у
постояльцев  караван-сарая,  ибо  от  всего  его  облика  -  походки, манеры
выражаться   -   веяло   чем-то   экстравагантным,   неосновательным,   даже
легкомысленным.  А  тут еще крокодил... Правда, выяснилось, что он мертвый и
основательно  засушенный,  не  может  никому  причинить  вреда, но суеверные
торговцы   возмущались   всерьез,   веря   тому,  что  соседство  с  вредным
пресмыкающимся расстроит их базарные дела.
     "Проклятые  торгаши!  -  ругнул их про себя Тарази. - Вечно недовольны,
где бы ни столкнулся с ними... Но ничего! И на сей раз посрамлю их!"
     Публика  требовала,  угрожала  и  говорила,  что  все,  сто  человек до
единого,  переберутся  в другой постоялый двор: а это, как известно, грозило
хозяину  убытком. От криков их в беспокойстве метались под навесами верблюды
и  лошади,  отвернув  морды от стойл, полных свежего сена, И звенело и ухало
на  складах,  куда торговцы уже давно не завозили ни шелков, ни пряностей, а
лишь  сабли,  грабли,  железные  когти  для  лазания по скалам, хотя со всех
сторон  города  на  всем  пути,  длиною  в  десятки  дней, были лишь сыпучие
барханы.
     Ведь  замечено,  что  лишь торговцы особым своим нюхом чувствуют по еле
заметным  штрихам,  неуловимым признакам приближение упадка: что-то треснуло
и  надломилось  в жизни города. Да и пески ползли со всех сторон, случалось,
и  чума  пробегала с косой... Хотя логика торговцев, привозя-иди сюда теперь
все  металлическое,  не  совпадала  с  логикой покупателей, которые не могли
понять,  зачем  им  запасаться  саблями и железными когтями, торговля все же
шла  бойко, и над городом весь день висел, сгустившись, звон, который утихал
лишь ночью над улицами, как далекий пушечный выстрел.
     Тарази  уже  давно  заперся  в  отведенной  ему  комнате в мансарде, но
торговцы  не  успокаивались,  слуга  же  - Фаррух - был в замешательстве, не
зная,  чем  унять  страсти, и все поглядывал на окна дома в конце двора, где
жил хозяин, надеясь, что он сам выйдет на шум и все решит.
     Но  Бессаз  не  появлялся,  и так прошел час, а всеобщее нетерпение все
возрастало.  Потребовали,  чтобы Фаррух сам побеспокоил хозяина, и вот слуга
робко  постучался, но ответа не услышал. Удивленный, он повернулся и увидел,
как  все во дворе мрачно и недоверчиво смотрят на него. Взгляды эти испугали
Фарруха,  он  покачнулся  на  лестнице  и совершенно нечаянно толкнул плечом
дверь,
     Фаррух  деликатно  закашлял,  чтобы  привлечь  внимание  хозяина, затем
вошел  в  дом  и  сразу  же  увидел в стене коридора большую дыру - выход на
пустырь  за  домом.  Слуга  постоял  с изумленным видом и, застонав, выбежал
прочь.
     Торговцы   гурьбой   поспешили  в  дом  осматривать  пробоину,  которая
показалась им странной, похожей на звериную нору.
     Но  местный  судья  тут  же опроверг эти нелепые догадки. Вернее всего,
заявил  он,  зверь  проник  в  дом  уже  после  того, как была пробита дыра,
побродил  по пустым коридорам и преспокойно вышел назад, полакомившись всем,
что  нашел  съедобного. Хозяин же, возможно боясь кредиторов и желая замести
следы, сам вырубил эту дыру, чтобы исчезнуть загадочно и незаметно...
     - Таким  образом,  -  сказал  судья,  -  хозяин  хотел  создать  у всех
впечатление, что его съел страшный зверь!
     Объяснения  судьи  показались  вполне  здравыми, и все решили не думать
больше  о  дыре, а приступить к главному. Судья допросил постояльцев дома, и
те  в  один  голос  заявили, что ни разу, за много дней, не видели хозяина и
все дела за него решалФаррух.
     Фаррух  очень  путано  рассказал,  что  хозяин  - человек нелюдимый - в
последнее  время и вовсе перестал выходить из дома, чтобы не показываться на
людях,  и, о чем он думал в одиночестве, лежа сутками в спальне, одному богу
известно.  На  вопрос,  не  замечал ли он чего-нибудь странного в облике или
поведении  хозяина,  Фаррух ответил, что Бессаз имел привычку кутать ноги до
самих  пяток,  а  ноги  у него с виду казались такими толстыми и неуклюжими,
будто  их  было  не  две, а четыре, но спаренные. И еще Фаррух вспомнил, что
однажды,  когда  шел  дождь  и  во  дворе  было  скользко, он, пробегая мимо
хозяина,  оступился  и, падая, нечаянно задел его спину - и поразился: спина
Бессаза  показалась ему такой твердой, будто носил он под халатом броню. При
этом  она  издала  еще  и  странный звук, как если бы тело хозяина, кованное
железом снаружи, оставалось полым внутри...
     Рассказ   этот,   глупый   и  вздорный,  не  мог,  естественно,  помочь
следствию, и судья, отругав слугу, удалился с постоялого двора.
     И  едва  он  ушел,  торговцы снова стали обсуждать случившееся и совсем
забыли  о путешественнике Тарази, который, как мы уже сказали, все это время
сидел,  запершись,  в  отведенной  ему комнате и писал, продолжая то, что не
успел  закончить в соседнем городе, работал, не обращая внимания на крики во
дворе,  в  каком-то  взвинченном,  лихорадочно-горячечном возбуждении, что с
ним  часто  бывало после унылой, ровной дороги, тоскливого, меланхолического
состояния духа.
     Тарази   был   бухарцем,   и   в   нем   наравне  уживалось  все  самое
противоположное  -  бесстрастная  холодноватость и легкая возбудимость из-за
пустяка,  житейской  мелочи,  простодушие  и хитроумие, презрение к мишуре и
аскетизм  -  и  желание  блеснуть  чем-нибудь  из  ряда вон, чтобы ошарашить
окружающих.   Увлеченный   какой-нибудь   парадоксальной  догадкой,  он  мог
работать  сутками,  чтобы проверить, дойти до сути, но, как никто другой, он
был  склонен  к  лени, к пустому времяпрепровождению. Мог вдруг бросить все,
убедить  себя  в  том,  что  его занятие - суета, ложь, и отдаться во власть
лени.  И,  месяцами  ничем  не  занимаясь,  просто  передвигался из города в
город,  ведя  неприхотливую  жизнь  пилигрима. И тогда единственное, что его
снова  как  бы  возрождало, - самоирония, усмешка над слабостями и пороками,
которые  обнаруживал он в себе, одинокий, сидя на бархане и наблюдая за тем,
как  песок  струится...  струится  песчинка  к  песчинке,  течет вниз... Да,
дни...
     "Какое  это  сладостное состояние - лень! - писал Тарази, и прерывистая
арабская вязь очень точно выражала его несколько экзальтированный стиль...
     Какое это сладкое состояние - лень!
     Жизненная  энергия  распределена  внутри  нас  так  разумно,  что стоит
поражаться  мудрости  Природы.  Природа  как бы занесла всю вашу силу в свою
базарную  книгу  убытка  и  прибыли  -  энергию  вот  этих  клеток вы должны
истратить,  скажем, зимой и именно в сафаре [Сафар - февраль], в самый лютый
месяц,  эту  энергию  в  возрасте двух лет, а эту - в старости, в шестьдесят
один,  а на шестьдесят два вас уже не хватает... Но есть еще и более точные,
скрупулезные  расчеты,  когда  ту  или  иную  часть  своей энергии вы должны
исчерпать,  скажем, в воскресенье, а вот эту во вторник в четырнадцать часов
сорок семь минут тридцать секунд.
     Но  довольно  подсчетов!  Бывают  моменты,  когда  в  вас вдруг ударила
незаметно  молния,  энергия,  которую  вы должны были истратить в будущем, в
далеком  будущем,  вдруг  побежала  по  вашим  клеткам, собралась в комок, в
огненный  шар  -  и  то,  что  вам надо было истратить, например, во вторник
такого-то  месяца  на  шестьдесят  первом году жизни, вдруг переместилось на
вторник  такого-то месяца на тридцать третий год жизни - и вот тогда, именно
с  этого  вторника,  вы  так  энергичны,  в вас столько жизни, и все легко и
доступно,  нет  преград,  добра  и зла, жизни и смерти., мира и войны, вы на
грани эйфории, когда даже можно творить музыку...
     То,  к чему вы стремились, чего думали достичь, скажем, за два года, вы
получаете  в  этот  период  намного раньше, скажем за месяц-полтора, сделали
огромный  рывок,  как  тот крокодил, который доселе лежал притаившись в иле,
выслеживая  свою жертву, и резким прыжком вонзал ей в горло зубы... Виноват,
я  увлекся,  сравнивая  деяния  энергичного  человека  с  подлыми  замашками
крокодила.  Не  лучше  ли  сравнить  его  с  пешеходом, лениво плетущимся но
дороге  жизни, а потом взявшим и на удивление публике перемахнувшим пропасть
там, где можно пройти окольным путем?
     И  в  тот  самый  момент, когда вы, собравшись с силами, перелетаете на
крыльях  энергии  пропасть  по ровной прямой, вы сами не замечаете, что полы
вашего  плаща  неестественно надуваются и трепещут, разорванные... Но на той
стороне  пропасти,  вместо  того  чтобы  продолжить шествие дальше, вы вдруг
замечаете,  что  уже  не  можете,  ноги подкашиваются и идти теперь уже даже
черепашьим  шагом  вы  не  в силах, - оказывается, та самая энергия, которая
собралась,  как  комок,  как  шар,  улетучилась,  эйфория, которая в вас так
быстро  появилась,  столь  же  быстро  исчезла,  И хотя вы счастливы, что за
столь  короткий  срок  вам  удалось  так далеко продвинуться в жизни, вы все
равно чувствуете, что не можете, смертельно устали.
     Нет  более тяжкого состояния для человека, чем усталость! Гораздо лучше
и приятнее ее - лень! Самая обыкновенная лень - и вот ей моя хвала...
     Попробуйте-ка  получить  наслаждение,  когда  вы  устали?!  Вы  падаете
обессиленный  на  кровать,  которая  покажется узкой, уродливо-пугающей, как
гроб.  Вы  ложитесь  и  так  и  эдак, подушку туда, где раньше были ноги, но
сколько  бы вы ни пытались обмануть свою усталость, она все равно напоминает
о  себе  бессонницей,  и  вы  так измучаетесь, что самое время появиться над
вашим изголовьем палачу - и вы будете рады ему.
     Но  пока  еще  не пришел ваш палач, подумайте о великой пользе лени. Но
как отдаться ей, как стать хотя бы на время лентяем?
     Прежде  всего  вы  выбрасываете  к  черту  свою  кровать-гроб как нечто
напоминающее  вам о бессоннице (как видите, не во всяком гробу можно заснуть
навечно,  есть  и  такие,  в  которых можно вечно пребывать в бессоннице), а
одеяло стелете Hafioji и ложитесь.
     В  первые минуты вам все может показаться неудобным. Как и на кровати -
тело  ваше  принимает неестественную позу, голова лежит сбоку, как будто она
оторвана  вашим  палачом  и  положена для приличия рядом с вашим телом; там,
где  должна лежать ваша правая рука, вы нащупываете свою ногу или - еще хуже
-  свою  левую,  тощую ягодицу, но не пугайтесь, наберитесь терпения. Просто
лень,  прежде  чем  одарить  вас  своими  прелестями,  захочет  немного  вас
помучить, ну прямо как женщина, которую вы добиваетесь...
     Но  и  лень,  как  и  всякая  разумная женщина, знает предел - иначе вы
можете  просто  еще  больше  утомиться. И вот в тот самый момент, когда лень
скажет   себе:   "Хватит   жеманничать!"   -  она  и  начнет  незаметно  вас
обволакивать, принимая в свои объятия.
     Это  приятное  чувство  освобождения вы ощутите сначала на своей правой
ноге,  которая  оказывается  чуть  длиннее левой. Что-то легкое, трепещущее,
как  дуновение  ветерка,  пробежит  по  вашим суставам и оживит пальцы вашей
ноги.  Ранее  скрюченные,  как  когти хищной птицы, они начнут выпрямляться,
мешая  друг  другу: толстый - четвертому, четвертый - мизинцу и так далее, и
так  до  тех  пор, пока не почувствуют себя они легко и на месте - двигаться
не  захотят.  А  вы  и  не  двигайтесь,  иначе  лень  убежит  от вас в самом
начале...
     Пальцы  вашей  ноги  начнут передавать лень дальше - ступне, икре и так
далее...
     Но  что  это?  В  тот  самый  момент, когда лень незаметно подкралась к
вашей  ступне,  вы  вдруг  чувствуете  боль,  как будто полоснули ножом. Вы,
конечно,  можете  вскочить  в  панике,  зажечь  лампу  и  поискать  рану или
царапину,  опустить  ногу  для облегчения в теплую ванну или посыпать ступню
болеутоляющей  травкой  или  черт  знаем  чем  - это ваше законное право! Но
лучше  вспомните-ка,  что вы сделали этой сейчас болящей правой ногой, когда
были  столь  энергичны.  Может,  кому-нибудь  наступили  в суете на руку или
отдавили  хвост  безобидной  твари  -  вспомните... Впрочем, и вспоминать не
важно,  важно,  что вы сделали нечто, чего не сделали бы в состоянии великой
лени. Так что травка не поможет...
     Но  вот  боль  в ноге вскоре проходит, стоит только лени прогнать через
болевой участок вашу энергию и пойти дальше к вашей левой ноге.
     С  левой  ногой  все проще. Ею вы никого не давили, она только помогала
правой,  то  есть была соучастницей, - а тут не так, как на суде, - отвечает
только основной виновник. А соучастник может отделаться лишь порицанием.
     Так  вот,  левая  нога,  достойная  лишь  порицания,  быстро  поддается
искушению  лени  и  покоится,  вытянувшись рядом с правой, и обе ноги как бы
приросли к земле, и снова двигать ими одна лишь мука...
     После  минутного блаженства, когда лень пробирается, покинув ваши ноги,
-  выше,  в  сторону  живота, вы вдруг вскрикиваете, как будто вас ужалили в
ваше  непристойное место на округлении живота и ног. Вы хотите вскочить - но
вот  оказия  до  слез  смешная!  -  5заши  ноги приросли к земле, а туловище
вместе  с  головой хочет носиться с проклятиями по комнате, - и получаются у
вас  какие-то  странные, никогда ранее вами не пробованные движения, - сидя,
посылаете  ежесекундно  кому-то  поклоны,  как  мусульманин в сторону святой
Мекки.  Вам, должно, трудно вспомнить, отчего, едва стоило лени пробраться к
вашему  непристойному  месту,  у  вас  начались  адские  боли. И еще труднее
объяснить  символ  вашей  веры, то есть прочертить мысленную траекторию того
места, куда вы усердно посылаете поклоны.
     Я  лишь  могу  догадываться.  Глядя  на  соседний  дом,  я могу увидеть
младенца  в  колыбели  и  подумать:  "Ах  вы,  такой-сякой,  уж не ваш ли он
незаконнорожденный  сын,  которого  вы зачали в момент эйфории", - тем более
что  боль  скрутила ваше непристойное место именно в ту самую секунду, когда
младенец этот вскрикнул во сне от ужаса.
     Но  довольно,  и  эта  боль  прошла,  и  теперь ваше непристойное место
вполне  опять  пристойно, оно покоится так безобидно, что и смотреть на него
ничуть  не  зазорно,  а  даже  эстетично,  и  непристойные места высечены на
мраморных  скульптурах  и  нарисованы  на  холстах  христианских  мастеров в
момент  их  глубочайшей  лени  -  а это уже скорее факт искусства, чем самой
жизни.
     Благополучно  пройдя  в  сторону,  лень  стала  прощупывать  наш живот,
определяя  для  начала его вес и размеры выпуклости, осторожно прикидывая на
глаз  ту  меру труда, которую лень должна потратить, чтобы умиротворить ваше
чрево.  И  еще для лени важно, с какой стороны браться за столь важное дело.
Ведь  иначе, если лень сразу, как говорится - одним махом, усыпит ваш живот,
вас  может  стошнить,  замучить  изжога, потому что в то время, когда вы так
стремительно  и  с  такой  пользой  для  жизни  тратили энергию, требовалось
хорошее  питание.  И  если,  скажем,  лень пробирается сразу к этому участку
вашего  живота, в котором преспокойно переваривается кусок чужого, незаконно
съеденного хлеба, вас обязательно стошнит.
     Поэтому  лень  сначала выгоняет энергию из вашего позвоночника и ребер,
и  так  легко  и ненавязчиво, что вы прирастаете спиной к земле, не чувствуя
никакой боли.
     А  вот  с  печенкой, селезенкой все сложнее5 их не к чему пристегивать,
разве  лишь кое-как к позвонку и ребрам, и сколько бы матушка-лень старалась
вас  не беспокоить, о чем-то не напоминать, вас все равно замучает изжога от
чужого  куска  и  -  опять  до  смешного  оказия!  -  ваш  живот  вздуло, вы
извиваетесь,  как  змея, но встать, чтобы броситься на кухню и выпить стакан
теплой  воды  с  содой,  вы  не  в  силах,  ибо  приросли  спиной  к  земле.
Единственное  место,  где  у  вас  еще  перегоняется  кровь, - это голова да
верхняя  часть  живота  с  печенкой-селезенкой, попробуй-ка добеги без ног и
без  позвоночника  по  коридору.  Жена,  соседи - нет, никак нельзя, никакой
потом  суд-пересуд не оправдает. Лучше уж лежи в объятиях лени и терпи, пока
тошнота сама не пройдет.
     Итак,  миновав  желудок  и  умиротворив его, лень вкрадчиво пробирается
дальше  и  выше  и натыкается на сердце. А сердце ваше такое маленькое, зато
лень  такая большая, что, когда она неосторожно наваливается на ваше сердце,
сердце  чуть  не  выскакивает  из  вашей  груди с воплем. И вы хватаетесь за
грудь,  стараясь  поймать  сердце на лету... Такая боль вас замучила, что вы
не  можете  толком  вспомнить,  какой  ритм  отбивало  ваше сердце, Когда вы

Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг