клеенчатом плаще, с каким-то предметом в руке, похожим то ли на
обыкновенный чемоданчик, то ли на измеряющий или выискивающий прибор, - уже
бесцеремонно вошел во двор, не дожидаясь появления хозяина, и зыркал по
сторонам.
- Добрый день, добрый день, - заговорил он вежливо, даже угодливо, -
простите за беспокойство. Моя фамилия Байбутаев. Мне очень не хотелось
приходить в этот час, зная, что вы обычно после обеда любите часок-другой
прикорнуть, но служба... - И он поднял свой прибор-чемодан, словно желая
измерить силу биотоков, идущих от Давлятова.
Давлятов невольно закрыл лицо руками, но быстро совладал с собой, не
желая выглядеть растерянным перед столь вежливым гостем.
- Чем могу помочь?.. - И сделал жест в сторону комнаты, приглашая
гостя.
- Нет, нет, не утруждайте себя, сегодня я ограничусь только двором...
В другой раз, когда будет больше времени, я позволю себе зайти в комнаты...
для начала, может быть, в ваш кабинет... - В это время чемодан-прибор,
который он поставил на землю, щелкнул и стал подавать попискивающие
сигналы. - Заработал наконец, - удовлетворенно сказал гость и нажатием
кнопки прервал попискивание.
- Так чем могу быть полезен? - с некоторым раздражением спросил
Давлятов, видя, что формальная сторона их знакомства затянулась.
- Вы раздражены - это хорошо! Я ждал этого момента, ибо раздраженный
человек может легче сообщить о других, кого он либо недолюбливает, либо
считает помехой своему существованию... Так вот, к нам поступили данные,
что в районе вашей улицы работает незаконно установленная множительная
машина... возможно, та, на которой размножают эти провокационные
предупреждения ОСС о якобы предстоящем сильном землетрясении... Вы, как
сейсмолог... просто как честный гражданин, не могли бы вы указать, кто из
соседей устроил у себя тайную типографию?
- Я уже не сейсмолог! - непроизвольно вырвалось у Давлятова. - Просто
гражданин... не знаю, насколько честный, скорее наоборот. Так что
извините...
- Оттого что вы уволились с вашего ИПЗ, вы ведь не лишились своей
профессии, - резонно заметил гость: - Вы дипломированный сейсмолог...
Кстати, я слышал, что институт, откуда вы ушли, скоро переименуют в
Академию прогнозирования землетрясений. Она будет занимать двадцатиэтажное
здание со штатом в три тысячи человек, это намного больше, чем в ИПЗ.
Ожидаются кадровые изменения. Такие, как Айтзаров, могут уйти, не выдержав
конкурса, так что у вас есть большая надежда...
- Нет, я не знаю, у кого из соседей есть множительная машина. Знал бы
- сказал, будьте уверены! И вообще, если уж честно, - я страшно зол на
членов этого самозваного ОСС. Кого-кого, а меня бы они могли избрать если
не председателем, то хотя бы членом Совета. Ведь я первый, кто
предсказал... - решительно заявил Давлятов, недовольный тем, что ему снова
напомнили об Айтзарове.
- Благодарю, мне это и надо было знать. - И гость раскрыл какой-то
журнал, быстро нашел графу с подробными сведениями об улице, каждом доме,
его жильцах. - Прошу, распишитесь возле своей фамилии... Это - чистая
формальность, на случай, если наш старший инспектор не поверит, что я был у
вас, - старик подозрителен. - Гость хохотнул и, повернувшись, быстро
направился к выходу, размахивая попискивающим чемоданом-прибором. - Кстати,
- повернулся он, уже выйдя за ворота, - под вашим домом зарыт металл... не
просто куча металла, а, скорее, некий предмет обтекаемой формы - мой прибор
показал это... Нет, нет, не пугайтесь, это не ротапринт... До свидания!
Беспокойство или простое любопытство заставили Давлятова выглянуть за
ворота, хотя он и сдерживал себя, чтобы не показаться инспектору
сконфуженным. И стоял, словно загипнотизированный его походкой - при каждом
шаге у инспектора поднималось то одно, то другое плечо, почти касаясь
ушей...
В конце улицы его ждала машина с пассажиром на заднем сиденье.
Приглядевшись, Давлятов узнал ту самую машину, которая все дни конгресса
должна была обслуживать фемудянского академика. И не успел он ниче-го
толком понять, как инспектор влез в машину и сел рядом с пассажиром, в
котором Давлятов узнал Шаршарова...
Давлятова передернуло от возмущения. Он хотел было броситься за
машиной, чтобы вцепиться в своего бывшего духовного отца, вместе с
Байбу-таевым разыгрывающего комедию. Тайна домашней типографии!..
"Бестия! - подумал он о Шаршарове. - Написал на меня донос?! Мстит за
то, что я не покинул Союз? Ренегат проклятый!"
Прав был Давлятов отчасти: действительно донесли, только сделал это не
Шаршаров, а фемудянский академик, и не на него донесли, а на Салиха,
разоблачений которого боялся академик...
VI
Ровно в семь, вечера на экранах телевизоров появилась за овальным
столом группа академиков-сейсмосветил, среди которых уютно пристроился и
наш знакомый фемудянин. Технические помехи разрезали надвое и лицо
ведущего, и телефонисток в стеклянных кабинах, приготовившихся записывать
вопросы встревоженных шахградцев. Набежали цифры - одна крупнее другой -
номера телефонов, установленных в кабинах; по ним можно впрямую выходить на
академиков. Всеобщий интерес к передаче подогрелся семикратным, на
протяжении всего дня, объявлением по шахград-скому радио и телевидению.
Вопрос, который мучил всех шахградцев, сидящих у телевизоров, был
задан гражданином, назвавшим себя Кадамовым:
- "Откуда такая точность в программе землетрясения - около десяти
часов вечера? Не может ли ударить сейчас, сию минуту, когда весь город
сидит в домах, у телевизоров?"
И ведущий машинально бросил взгляд на потолок студии, как бы мысленно
оценивая его на прочность:
- Прошу, кто ответит?.. Академик Лайлаков...
- Товарищ Кадамов и все могут быть спокойны, - бодро начал Лайлаков, -
ни сейчас, ни в десять вечера, ни потом землетрясения не будет. Это абсурд!
Все вроде бы убедительно прозвучало в устах академика, только это
словечко "ни потом" обескуражило. Как это "ни потом"? Никогда, значит, ни
через год, ни через сто лет. Но ведь трясло же Шахград, а раз так, то, по
логике, должно трясти и в будущем, пусть отдаленном, необозримом. Или,
может, конгресс, собравшийся в Шахграде, нашел способ избавления
человечества от землетрясений?
Кадамов, поколебавшись, решил снова позвонить на телестудию, чтобы
спросить об этом, но все номера телефонов, как ни пытался он пробиться,
были заняты.
- "Известно, что в этом году была на редкость теплая зима, - стал
читать вопрос гражданина Карабаева ведущий. - Говорят, что тепло это ушло в
землю, она расширяется и ударит в десять вечера сильным землетрясением..."
Прошу вас, академик Нюев...
- Мой уважаемый коллега, академик Лайлаков, - глянул куда-то вверх
Нюев, - убедительно доказал, товарищ Карабаев, что ни сейчас, ни потом, ни
тем более в десять часов землетрясения не будет. Что же касается теплой
зимы, то в Африке, друзья мои, теплее, чем в нашей Средней Азии, и
африканское тепло, уходящее в землю, нисколько не расширяет ее, а наоборот.
Вы, товарищ Карабаев, наверное, слышали теорию о том, что земля сжимается,
следовательно, и африканский материк сжимается. Убедил я вас? - обратился
через экран к Карабаеву академик и утвердительно ответил себе: - Убедил!
"Ни хрена не убедил! - хотел крикнуть ему в ответ Карабаев. - Хотя ты
и академик и получаешь тысячу в месяц, да еще в спецполиклинике лечишься и
в закрытом магазине обарахляешься... а я простой слесарь и имею всего сто
двадцать и язву желудка от матушки-русской... голубушки... но все равно ни
хрена не убедил!" В сердцах Карабаев хотел снова позвонить на студию, но
линия была наглухо занята.
- Вопрос гражданки Чичикиной: "Меня с утра тошнит, голова болит, не
есть ли это предчувствие землетрясения, которое ожидается к десяти часам
вечера?" - прочитал очередной вопрос ведущий и икнул, будто тошнота
гражданки Чичикиной передалась и ему. - Прошу вас, академик Норов...
- Вы, наверное, что-нибудь съели несвежее, товарищ Чичикина, -
остроумно вышел из положения академик Норов. - Советую вызвать "скорую" на
дом...
Сидящие за овальным столом коллеги-академики хмыкали, вымученно
улыбаясь, и только Чичикиной было не до смеха. Она даже возмутилась,
серьезный человек, академик, а отшучивается, будто догадывается, что ей,
пенсионерке, задержали на почте пенсию, посему она со вчерашнего дня сидит
на воде и сухарях, а от этого навряд ли затошнит... Когда ей тоже не
удалось во второй раз пробиться на телестудию, Чичикина попыталась
успокоить себя мыслью: "Ничего, я этого академика в газете пропишу, пусть
знают у него на работе, какой он шутник..."
- "Известно, что на Западе и даже в Японии есть прибор, с точностью
определяющий место и время землетрясения... Почему бы Шахграду не закупить
этот прибор, чтобы не сидеть и не гадать - завтра ударит или через неделю,
в полдень или ближе к десяти вечера?" Этот вопрос задает гражданин
Шаршаров, - сообщил ведущий, - прошу вас, академик Сааков, ответить...
Давлятов, за неимением своего телевизора, смотрел передачу на квартире
Мирабова в компании врача и его десятилетней дочери Хури.
- Шаршаров? - вдруг воскликнул он. - Я не ослышался?! Иуда! Доносчик!
- Неужели товарищ Шаршаров всерьез думает, что, если бы такой прибор
был изобретен, он бы не был в первую очередь изобретен нашими славными
учеными? - несколько нескладно, зато убедительно ответил академик Сааков.
- Спасибо, убедительно! - поддержал его ведущий, ибо вопрос имел
деликатную окраску.
"Не убедил, гнида! - зло пробормотал Шаршаров. - Я бы тебя, с твоими
куцыми доводами, не только в Академию наук, но и на страницы "Белой
медведицы" не пустил бы, хотя бреда и там было предостаточно..." И хотел
прямо, без обиняков сказать об этом академику, но во всех телефонах,
выходящих на телестудию, слышались короткие гудки.
Мирабов, заинтересовавшись вопросом гражданки Чичикиной о тошноте и
головной боли - предвестниках землетрясения у особо чувствительных натур,
одним краем глаза смотрел на экран телевизора, а другим - на диск телефона,
тщетно пытаясь прорваться с вопросом к академикам. Им тоже были отмечены
два-три случая подобной чувствительности, о которых он узнал у пациентов
своей больницы, и он жаждал полемики с Норовым. Только дочь его сидела
будто безучастная ко всему, должно быть не понимая, зачем вокруг столько
шума!
Давлятов выхватил у Мирабова трубку:
- Может, мне повезет... Удивительно, - не поверил он, - линия
свободна...
- Гражданин Салих, - сказал ведущий,-вчитываясь в телефонограмму. -
Тут вроде и вопрос и утверждение... Гражданин Салих спрашивает: расширила
ли наука знания того, на чем держится земля? "Ведь известно, - пишет он, -
что земля - на роге быка, а бык на рыбе, а рыба на воде, а вода на воздухе,
а воздух на влажности, а при влажности обрывается знание знающего..."
Прошу, академик Зияев... - предоставил ведущий слово очередному, как
отмечено в сценарии, оратору.
И не успел Зияев открыть рот, как инициативу подхватил
академик-фе-мудянин, который, услышав имя Салиха, заерзал в кресле, сжимая
кулаки.
- Позвольте ответить! - не дожидаясь своей очереди, вмешался
фему-дянский академик.
- Прошу! Прошу! - смутился ведущий, словно боясь, как бы между
академиками не возникла перепалка на глазах у миллиона зрителей. - Если
уважаемый академик Зияев не возражает...
- Нет, я не возражаю, - мрачно молвил Зияев, - напротив, рад выслушать
авторитетное мнение своего коллеги...
- Просто поразительно, - начал фемудянский академик, в упор глядя в
камеру, словно желая взглядом испепелить задавшего вопрос, - в наше время,
на исходе века, который называют веком небывалого взлета научных
открытий... чтобы у кого-то в голове могла еще вертеться подобная белиберда
о быке, держащем землю, и о рыбе на воде... Простите, гражданин Са-лих, но
мне кажется, что вы просто решили поиздеваться не только над нами - пусть
нас, участвующих в этой передаче, вы не уважаете! - но и над своими
земляками-шахградцами... Любой школьник, подними его среди ночи в постели,
без заминки скажет: земля держится на плавающих платформах, которые,
наползая одна на другую, вызывают землетрясение... Мне кажется, что
шахградцы должны выявить в своей среде таких, кто, подобно гражданину
Салиху, сеет в народе суеверие и мистику, ослабляя его волю к стойкости...
Мы не дадим погибнуть цитадели нашей цивилизации - родному для нас всех
Шахграду!
"Сатана, - прошептал Салих, - вспомни-ка, кого Он поставил
наместниками после гадян и поселил на этой земле... долины ее вы заняли
каменными зданиями, в горах иссекли себе каменные домы. Сказано было:
помните благодеяния Бога и не злодействуйте, распространяя на земле
нечестие... Значит, только ты один, сатана, остался жив из всех, кто пришел
на эту землю после гадян... Один ты, академик..."
Салих тщетно пытался связаться с телестудией, чтобы напомнить
фему-дянскому академику об этом, но ведущий программы уже нетерпеливо
поглядывал на часы - вместо краткого, лаконичного ответа по заранее
заготовленному сценарию фемудянин целых полчаса давал отповедь
гражданину-идеалисту Салиху, в счет драгоценного времени других академиков,
и невольно подвел передачу к черте.
- Уважаемые шахградцы! Не скрою, мы не успели сегодня ответить на все
ваши телефоновопросы, но впереди у нас еще не одна встреча с
сейс-мосветилами... Сейчас же позвольте завершить передачу... тем более что
до десяти часов осталось каких-нибудь сорок минут... Простите за шутку, -
спохватился ведущий, подумав, что наверняка ему теперь несдобровать за это
упоминание, пусть невольное, о злополучных десяти часах - начальством было
строго запрещено по всем каналам связи града произносить слово "десять"
применительно к ходу времени, чтобы лишний раз не смущать покой шахградцев.
- Желаю всем спокойной ночи...
- И тебе, соловей, того же желаю! - воскликнул Давлятов с такой
гримасой, словно собирался ударить кулаком по экрану телевизора, задержись
ведущий еще на секунду...
В нашем Шахграде не было Службы опроса. И посему никто не мог сказать,
что же подействовало на тех, кто вчера к десяти... простите, двадцати двум
часам остался, заигрывая с судьбой, в своих домах и пренебрег почтовым
предупреждением. Сегодня же многие из них присоединились к устремившимся на
площадь, где рассекались основные улицы квартала.
Подействовало, наверное, то, что в школах отменили занятия, отправив
детей по домам, даже младенцев не принимали в яслях... И вот уже замелькали
в толпе вчерашние скептики, таща за собой упирающихся детей, которых
оторвали от телепрограммы "Спокойной ночи, малыши!" с убаюкивающей песенкой
и тиканьем музыкальных часов...
В толпе мелькнул и Мирабов, крепко держащий дочь за руку. Давлятов
протиснулся к нему, и Мирабов, почувствовав что-то неладное, участливо
спросил:
- Что-нибудь случилось?
- Какой-то тип явился ко мне с прибором, - охотно признался Давлятов.
- Что-то прощупывал во дворе, измерял... искал тайную типографию, где
размножают эти почтовые предупреждения... Подлец Шаршаров наклеветал на
меня... Вообще меня поражают эти наши либералы-правдолюбцы, - все более
возбуждаясь, продолжал Давлятов. - На Западе Шаршаров писал пасквили о
жизни в Союзе, в Союзе он пишет доносы, обвиняя честных людей в
недозволенной деятельности в пользу Запада... кто хорошо платит, под дудку
того они и воют, - не совсем удачно ввернул в свою речь Давлятов избитую
поговорку и сам же сморщился от этой безвкусицы.
Мирабов не ответил ему, и они оба помолчали, прислушиваясь к
разговорам вокруг. У всех на устах была сегодняшняя телепередача с участием
сейсмосветил. Возмущались тем, что академики все затуманили. Особенно тот,
который набросился чуть ли не с бранью на бедного гражданина Сали-ха.
Возмущавшийся неожиданно переменил тон и захохотал, изображая привычку
фемудянского академика все время с подозрением щурить глаза и вытягивать
губы.
Стоящая рядом женщина тоже расхохоталась и в ту же минуту вдруг стала
падать. Ее подхватили и уложили, обморочную, прямо на скамейке, закричали в
один голос:
- Есть ли здесь врач?!
- Есть! Есть! - побежал, расталкивая толпу, Мирабов, открывая на ходу
чемоданчик с лекарствами.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг