лите правила игры и потом играйте.
Пришелец - это я. Вначале мне казалось, что смогу разоб-
раться, где белые, а где черные. Расшифровать индексы, рас-
познать лица, скрытые за масками букв и цифр, не стоило
большого труда. Явно черных, как эта НХ-78003, я сразу от-
мел. Но весь ужас в том, что явных почти нет. В большинстве
своем - серые. Одна и та же фирма, корпорация, правительст-
венные учреждения служат добру и злу, творят свет и тьму.
Это те самые, которые одной рукой лечат, другой - убивают.
Пытаясь как-то понять природу всей этой дикости, я прихо-
жу к крамольной мысли: самого человечества пока еще нет -
есть россыпь, пылевое облако, туманность - и только-только
пришло в движение, чтобы стать планетой. То, что сегодня зо-
вется человечеством, - всего лишь людской конгломерат. Он не
может осознавать себя и свое предназначенье и потому не ве-
дает, что творит. Не скажу, что люди на той стадии развития,
когда их можно назвать темными, они - серые.
Людской род - Homo sapiens - человек разумный, но людской
род и безрассуден. Люди безумно-умные, и не сочтите это за
каламбур или парадокс. Такова реальность.
Пора подводить черту. Штрихами я попытался обрисовать,
каким вижу себя и какими представляетесь мне вы, люди. Свою
странную, возможно, речь заканчиваю вопросом: как быть, что
делать? Ответа не жду, и вы вряд ли его знаете. Да и не хочу
перекладывать на вас всю ответственность. Ведь ответ и от-
ветственность - понятия родственные. Спрашиваю потому, чтобы
вы поняли, что сейчас со мной происходит...
Выпустив их, сомкнулись бронированные створки ворот. В
лицо ударил горячий воздух жаркого августовского дня, неис-
тово палило солнце. Но им было зябко, и они не спешили поки-
нуть короткую полуденную тень Башни.
- Не помню Его таким. Как в лихорадке...
- Он прощался с нами.
Сьюзен смерила Марио взглядом, который мог означать толь-
ко одно: не каркай!
Он не собирался идти на встречу с той женщиной. Пропала
охота. Кажется, она приехала в Нью-Беверли где-то после че-
тырех. Узнал он об этом случайно. Был в административном
корпусе, где велось следствие. Показания давали и Жан, и Сь-
юзен. Его тоже расспрашивали (или допрашивали?). Приезжий
чиновник, возможно, следователь, задал для порядка несколько
вопросов, поинтересовался напоследок, нет ли у него желания
что-нибудь дополнить или заявить, он сказал нет, и его от-
пустили. В приемной сидели еще двое, ждали очереди к чинов-
нику, и от них он услышал: приехала Мама. Кто такая "Мама",
догадался, здесь всех как-то называли, и он уже немного при-
вык к местному жаргону.
После всего, что произошло, не оставалось места ни для
желаний, ни, тем более, для любопытства. Было даже странно,
что кто-то еще приезжает и кто-то проявляет к этому интерес,
говорит об этом.
Но его позвали.
Позвонили из того же административного здания и очень лю-
безно спросили, не может ли он сейчас подойти, с ним желает
поговорить Силинда Энгл. Он сказал, что придет, и потом лишь
осознал: так это же та Силинда Энгл! Или он ослышался? Се-
годня все могло быть. Он мог случайно вспомнить имя и увя-
зать с телефонным разговором, а назвали ему кого-то другого.
Никаких галлюцинаций. Это была она. В другом платье - се-
рая шерсть, рукава длинные, с манжетами, другая, более стро-
гая прическа и даже иное выражение лица, но это была она -
высокая, статная, в расцвете зрелой красоты.
- Вот и он, - сказал стоящий рядом с ней Полковник.
- Представлять нас не надо, - сказала она. Даже внима-
тельное ухо не уловило бы, почему не надо: уже знакомы или
познакомимся сами, без представления.
Полковник вышел. Они остались вдвоем.
- Удивлены? - Все та же полуирония в голосе. Марио не от-
ветил.
- Печальное событие. - Она переменила тон. - Большая по-
теря для Беверли, для всех нас. Представляю, как тяжело сей-
час Ему. Он стал таким ранимым.
- Вы же хотели сделать Ему больно.
- Сделать? Нет, дорогой Марио, только просили вас пере-
дать. Но вы, кстати, даже не выполнили нашей просьбы. Были в
Башне и промолчали.
- Кто вам сказал? Вы не можете этого знать?
Похоже, что запальчивость Марио позабавила Силинду. В
другое время она посмеялась бы от души, но сейчас это выгля-
дело бы неприлично, она ограничилась легкой улыбкой и тут же
стерла ее.
- Когда мне сообщили о Докторе - не поверила. Редкостный
был человек: обаятельный, милый, деликатный. Он казался та-
ким спокойным, уравновешенным - и вдруг... решиться на такой
шаг... В голове не укладывается, что это он сам...
Перехватив ее многозначительный взгляд, Марио понял, куда
она клонит.
- Хотите сказать...
- А вам не кажется? Ведь не исключено, что кто-то.
- Ведется следствие, разберутся.
- Да, безусловно. Пригласят лучших криминалистов, чтобы
не осталось никаких сомнений. Сейчас только предварительное
следствие, и пока ничего определенного... Впрочем, какая-то
зацепка есть: следователь заинтересовался зажигалкой.
Силинда повела пальцами, как тогда, в ресторане, словно
хотела прикурить и ждала, кто поможет. У Марио появилось
острое желание влепить ей пощечину.
- Договаривайте, - сказал он.
- Боюсь, очень скоро узнают, что она от вас.
- Ну и что?
- Следователи очень дотошны, это такой въедливый народ.
Начнут предполагать, строить версии. Будут искать мотивы,
подозревать тех, кто желал бы Доктору зла. Зажигалка приве-
дет к вам.
- Между мной и Хагеном ничего не было.
- Так ли? Ведь он кое в чем вас подозревал, интересовался
состоянием вашего здоровья, и вам это очень не нравилось.
Или я ошибаюсь?
Ее серое платье стало отливать рыжим. Марио отвел глаза.
Он старался не смотреть в ее сторону, чтобы не пришли виде-
ния.
- Они не остановятся на этом, - продолжала Силинда, и го-
лос ее стал напряженным, словно она сама испугалась того,
что сейчас скажет. - Они дознаются, что Марио Герреро неиз-
лечимо болен, что в состоянии невменяемости он способен на
все. Такое о ним уже было, и он...
Она вдруг осеклась. Есть вещи, которые не следует назы-
вать своими именами, достаточно намека. Марио, боясь встре-
тить рыжий оскал, поднял на ее глаза. Но нет, кажется, про-
несло. Лицо ее было бледно.
- Если я такой... - Он осторожно подбирал слова. - Если я
такой, вы не боитесь меня?
Что-то, должно быть, с ней произошло. Она вся вдруг об-
мякла, пожухла, как пышный бутон на морозе.
- Я не очень верю, - сказала она тихо. - Это Он так счи-
тает.
О самом важном люди почему-то всегда говорят тихо. Боль-
шие тайны сообщаются шепотом. Наверно, чтобы не расплескать
переполненную чашу слов. И если Марио уловил то, что она
сказала, то только потому, что сказано это было тихо.
- Вы кто? - Он тоже перешел на шепот. - Откуда вы все
знаете? Объясните, в какую игру вы играете? - Марио вплотную
приблизился к ней, увидел расширенные зрачки глаз. - Женщи-
на, зачавшая Большой Мозг. Патронесса Нью-Беверли. Одна из
тех, которые есть и которых нет. Вы ведьма, оборотень, -
шептал он. - Сколько еще масок у вас, Силинда Энгл?... Она
не испугалась, не отодвинулась.
- Эти маски не я придумала. Мне их надели. А вы? Вы тоже
в маске, и вам еще наденут. Вы предстанете убийцей, Марио
Герреро.
- Он так считает, - повторила она. - Я только что оттуда,
из Башни.
- Лжете?! К нему никто не может попасть.
- Кроме меня. Он от моей плоти, и Он это знает. Вот! -
Она отвернула манжет рукава, на запястье - золотые часы. Ка-
кое, оказывается, оно рыжее - золото!
- Но сами вы не верите? И тогда не верили, когда писали
донос?
- Да поймите же - все Он, Он! И письмо, и зажигалка, и
ресторан - все делалось по его сценарию. Мы только выполнили
его волю. Даже сейчас, этот разговор... Он велел встретиться
с вами и сказать, что вы, возможно, убийца Хагена. Не спра-
шивайте, не знаю, зачем это надо, но так захотел Он.
Комната озарилась рыжими вспышками.
- Если вы все передали, то я пойду, - сказал Марио.
По дороге он снял с руки часы, уронил их, как роняют под
себя пустую сигаретную коробку. Их стало слишком много, Его
часов, на каждой собаке, так почему бы им не валяться под
ногами. Бери, кто хочет, жди их мышиного писка, а ему они
теперь ни к чему, он и без них знает, когда идти в Башню. И
пусть "опробует не впустить! Он головой пробьет бронь вррот,
руками разнесет это чертово гнездо с яйцом птицы Рох...
Эй, расступитесь, кедры, сосны, не жалейте ваших игл,
припушите дорогу сухой рыжей хвоей. Что смолк птичий люд?
Сыграйте-ка веселый марш, да погромче, чтобы слышал весь Бе-
верли. Куда же попрятались вы, голубые халаты? Или успели
слинять, стали рыжими? Выползайте из своих затхлых лаборато-
рий. Разве не чуете пьяный запах? Краны открыты, из цистерны
спирт рекой хлещет. Подставляйте ваши кружки, фляги! Пейте,
закусывайте рыжими креветками - вон их сколько наварила не-
путевая дочь пьяницы-рыбака, целая гора на рыжем плетеном
подносе. Где вы, Жан, Сьюзен? Кресла-качалки свободны, ка-
чайтесь сколько душе угодно, я желаю вам рыжего счастья. И
ты, рыжее солнце, не спеши на покой, в свое рыжее логово,
задержись-ка на рыжем горизонте, посмотри, кто идет. Все
смотрите! Это идет Марио Герреро. Он идет в Башню. Он идет
играть с Большим Мозгом.
- Ты так хотел, вот я и пришел.
- Спасибо, Сын! Я знал, что придешь. Поставь канистру, не
спеши. Куда нам теперь торопиться. Надеюсь, не передумаешь,
ты ведь понял, зачем я нашел тебя. Главное, чтобы человек
понял, кто он и что от него нужно. Тебе, как и мне, нельзя
среди людей, так уйдем вместе. Поговорим немного и уйдем...
А знаешь, мне повезло с тобой. Не верил, боялся ошибиться.
Не так просто это, найти нужного человека в людском океане,
да еще быть уверенным. Все равно, что процеживать море через
сито. Все-таки выцедил. Вижу - ни родных, ни друзей, живет
сам по себе, других сторонится. Почему? Боится? Ты ведь
чувствовал, что с людьми тебенельзя. А я тогда не знал,
предполагал только. Что пристрелил того Рыжего - ни о чем
еще не говорило. Тебя оправдали, даже благодарность объяви-
ли, за бдительность. О дочке рыбака в газетах сообщили, что
ее задушил соседский парень, приревновал к кому-то. Мне по-
казалось подозрительным, что случилось это в тот день, когда
ты улетал. Подняли архив - самолет-то, оказывается, улетел
не по расписанию, позже. И бродягу тоже... Я ведь попросил
Полковника, чтобы просмотрели все газеты там, где ты жил или
был проездом. Крохотное сообщение: на городской свалке нашли
пьяницу, которого прикончил кто-то железным прутом. Ты как
раз вышел из больницы, пометка есть в карточке. Ну, а о тех,
с фермы, что сгорели в машине, ты сам рассказал... Не поду-
май, что я вроде как обвиняю. Твоей вины нет, и с Хагеном ты
не виноват. Просто тебе нельзя среди людей, а уйти сам не
можешь... Мне тоже нельзя, я вчера говорил почему. Но уйти
могу. Для этого и делать ничего не надо. Ничего не делать -
и все. Кому нужен мозг, хоть и большой, если он ничего не
делает. Ты правильно тогда сказал, что уничтожат. Сам знаю,
что уничтожат. Но не позволю, не допущу - из самых высоких
соображений. Сейчас объясню, какие это соображения. Допус-
тим, меня нет, сам ушел. Что подумают люди? Решат, что
по-другому и кончиться не могло, что пустая это затея -
Большой Мозг, порок в самой идее. Вот что подумают люди. И
уже никто никогда не создаст свое продолжение, свое будущее,
даже пытаться не станет. А тут ты... Пусть все верят, что
несчастный случай, что причиной всему - Сын, которому нет
места среди людей. Ну, теперь, кажется, все, пора уходить. Я
уйду, чтобы вернуться... Приступай, только, смотри, аккурат-
но, не обожги руки...
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 06.02.2008 23:10
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг