глыб льда, он активно помогал себе при беге длинными волосатыми руками.
Сколько ему лет?
И сколько лет нам?
И сколько лет человечеству?
5
Геологи научились датировать летопись планеты, астрофизики вычисляют
точный возраст звезд, но когда появились мы - люди? Кого можно назвать нашим
прямым предком - питекантропа, синантропа, австралопитека, неандертальца,
кроманьонца? Наука постепенно заполняет ступеньки долгой эволюционной
лестницы, но далеко не вся она выстроена. В 1959 году в Африке археолог Луис
Лики нашел останки примитивного существа, которое назвал зинджантропом.
Здесь же, продолжая раскопки, Лики нашел череп еще одного существа,
названного им "человеком умелым". Был ли "человек умелый" ближе к нам, чем
зинджантроп? У него не было тяжелых надбровных дуг, низкого, скошенного
назад лба, но по абсолютному возрасту он был гораздо старше зинджантропа. Да
и сама эволюционная лестница оказалась не такой уж прямой. Скорее, не
лестница, а древо, отдельные ветви которого могут отмирать или пускать все
новые и новые отростки. Не случайно появился термин "тупиковая ветвь". При
определенных условиях предки и потомки могут сосуществовать. Они могут
неопределенно долго двигаться параллельными курсами. Не является ли такой
тупиковой ветвью мой простуженный пленник, переживший неандертальцев и
кроманьонцев и сейчас трудно умирающий в тесной палатке своего далекого
внука?
6
Ветер порывами налетал на скалы.
В щели с силой вдувало снежную пыль.
А близко к утру я расслышал что-то вроде исполинского вздоха.
Палатку встряхнуло, и откуда-то пришло и стало шириться тревожное
странное шуршание. Своей непонятностью и шириной, своим давлением на
барабанные перепонки оно страшило меня гораздо больше, чем шум ветра.
Палетку приподняло и смяло, из всех щелей хлынули ледяные струи. Взмахом
ножа я вспорол крепкое полотно и вывалился прямо в мутную клокочущую воду.
Крутящийся вал накрыл меня с головой.
В неверном лунном свете, задыхаясь, отплевываясь, я видел, как
фантастически медленно рушатся со стен, окруживших черное озеро, ледяные
искрящиеся козырьки. Они валились в воду, поднимая гигантские валы, а потом
медленно страшно всплывали из глубин, в струях воды, как белые левиафаны.
Напрасно в отчаянии я вновь и вновь пытался пробиться к мысу, за который
напором воды отшвырнуло палатку с запутавшимся в ней йети. Ледяная вода
обжигала. Куртка обмерзла и стала жесткой. Если хочешь жить, сказал я себе,
беги в долину. Смирись и беги. Нельзя терять ни минуты. С самого начала йети
казался мне слишком фантастическим подарком.
7
Масса Гималаев еще находилась в тени, но самые высокие вершины,
подсвеченные невидимым солнцем, уже сияли в блистательном одиночестве. Не
зря шерпы населили их мстительными и злобными богами. Огнистые капли
медленно срывались с одиноких, переливающихся всеми цветами радуги сосулек и
с тонким звоном падали в снег.
Только в горах ледяную пустыню так быстро сменяет цветущий сад.
Зеленый барбарис и рододендроны, гирлянды ломоноса - все вокруг
казалось розовым от цветов. Ни один садовник не смог бы создать такого.
Чахлые кустики розовых и лиловых цветов прихотливо перемежались холмиками и
наростами изумрудного льда, пронизанного кое-где высокими стрелками ранних
примул, а в неглубоких прогалинах поднимались маки. Хижина отшельника, как
их называют в Непале - найдана, в которой мы оставили вещи, находилась
где-то тут рядом, но множество диких тропинок сбивало меня, и я вышел к
хижине неожиданно.
Найдан сидел в крохотном дворике.
Длинные тонкие пальцы перебирали четки.
Найдан был стар, согбен, и, увидев его, я сразу почему-то понял, что
шерп к нему не заходил.
Калитка скрипнула, найдан поднял голову.
Вынув из деревянного ларя сухое белье, свитер, брюки, я переоделся.
Потом подошел к низкой ограде, украшенной ящиками с цветами, и взглянул
на снежную громаду Ама-Даблана. Я думал о шерпе, ушедшем вниз, в селение.
Это была не самая горькая мысль, но где-то внутри она подогревалась
затаенной обидой. Я понимал, что встреча с йети была равносильна для шерпа
встрече с самим хозяином ада. О чем подумал он, увидев след йети? О страшном
хозяине ада Эрликхане, который держит в руках волшебное зеркало толи, в
котором отражаются все грехи и добродетели человека? О великом аде живых
существ - об аде сопредельном, об аде холодном, об аде непреходящем?
Наверное, только видение адов, совокупно разрушающих, громко рыдающих,
темных, ужасных, в которых грешники убивают друг друга и вновь и вновь
воскресают для вечных страданий, могло заставить шерпа уйти...
Еще более горько было думать о так ужасно потерянном мною йети.
Как грешник с ненасытным желудком, но со ртом не шире, а даже уже
игольного ушка, я жаждал великого открытия, но оно дважды не состоялось, ибо
чем я могу доказать людям то, что якобы несколько темных ночных часов провел
в палатке рядом с существом, могущим пролить свет на всю историю
человечества?
Найдан принес чай и стакан крепчайшей, дурно пахнущей водки рашки.
Найдан был стар, но в волосах его не было седых волос. Он связывал свои
черные пряди тугим узлом. Он слишком давно жил в горах, думая о жизни и
смерти, чтобы отнестись ко мне и к моим проблемам с должным вниманием. "Не
плачь, не плачь, ибо, видишь ли, всякое желание - иллюзия и вновь
привязывает тебя к Колесу". Страх найдана перед неминуемыми потерями не имел
ничего общего с моим страхом. В этом мире все для него находилось в
бесконечной смене форм, каждой из которых сопутствуют свои волнения и
страдания.
Колесо жизни. Он хотел спрыгнуть с Колеса жизни.
Жалобы и тревоги бессмысленны, читал я на его лице.
Ни о чем не жалей. Никогда не жалей. Прими жизнь такой, какая она есть.
И я пил его горький чай и с тоской думал о том, что, наверное, уже
никогда не смогу вернуться в горы. Мне хотелось поделиться с отшельником
своими мыслями, но пол под нами качнулся, посуда мелко задребезжала, и
старик, воздев руки к небу, запричитал: "Гиббозех! Гиббозех! Перестань!",
умоляя подводного гиганта, который держит на плечах всю Землю, обращаться
осторожнее со своей хрупкой священной ношей.
Когда наконец горы успокоились, найдан заговорил:
- Рай, - сказал он на своем невнятном непали. - Только попав в рай,
странник обретает блаженную способность явиться в мир всего только один раз,
как самые великие мудрецы, и тем достигнуть нирваны. Почва рая - она из
рассыпанных кораллов, из лазурита и хрусталя. Пыль не пылит там, огонь не
жжет, и предметов неприятных на вид нет. Там все прекрасно, и ничего не
найдешь такого, что не явилось бы поучительным для ума и радостным для
сердца. Там нет мрака, там все сияет в чудесных отсветах будды Абиды. Над
водой летают птицы, только по цвету и голосу похожие на наших птиц. Там нет
лжецов, умножающих зло. Там все называют друг друга словами "милый" и
"друг". И все обитатели рая помнят прежние деяния и мысли свои и других
существ, благодаря чему им открыты все дела и мысли существ мира...
Я слушал и думал: нет, найдан, меня нельзя обратить в твою веру.
Я видел войны и видел радость, я видел нищих людей и колоссальные
богатства.
Я всегда хотел рая тут, на земле, и до сих пор не хочу в рай, где птицы
только голосами и цветом напоминают наших птиц. Я жалел найдана и
притворялся, что не понимаю его.
8
Разбудил меня крик кукушки.
Рядом, невидимая, она выкрикивала странные слова: "Брейн-фивер...
Брейн-фивер..." Это звучало как воспаление мозга.
Я со страхом ждал в лунной ночи каждого следующего выкрика, боясь, что
легкие у птицы не выдержат, с таким глубоким надрывом выкрикивала она свои
безумные слова. Но кукушка умолкла, и, взяв ледоруб, сунув в рюкзак
пистолет, запас галет и кофе, я вышел во дворик.
Обходя каменную келью, увидел найдана.
Старик сидел на соломенной подстилке, перебирая четки.
На той же подстилке стояли фигурки будд. Там был Шакья-муни с нищенской
чашей в руках. Там был грядущий будда Майдари, весь красный, как цветок
адака. Там был будда Арьябало, одиннадцатиголовый и многорукий. Наконец,
будда Бодхисаттва Манжушри был там с книгой и с лотосом, и много других
будд, мне даже неизвестных. Все они были раздеты до пояса и сидели с
поджатыми под себя ногами, потупив глаза, прислушиваясь к тому, что звучало
в их сердцах.
9
Шагах в ста от меня два тибетских волка скачками бросились вверх по
склону. Я видел, как они добрались до вершины гребня и долго еще бежали на
фоне утреннего неба, упорно перепрыгивая с камня на камень. Я медленно шел,
открывая всякие светлые чудеса - то крошечную долинку гранитных скал, с
которых, как коричневые грибы, свешивались осиные гнезда, то изящную
аметистово-голубую примулу с желтым пятнышком посредине, уместившуюся в
сыром мхе, как в живом гнезде. Грозная панорама горных цепей и пиков резко
очерчивала пределы ледника - скудный мир снежного человека. Ноги
проваливались в фирн, как в трясину. Я карабкался по обросшим инеем камням,
соскальзывал с неустойчивых валунов, но не останавливался.
Наконец я вышел к черному озеру.
Берега его густо запорошило сухим снегом.
Скалы поросли козырьками плоских снежных наддувов, воду у берегов
схватило корочкой льда. И там я нашел свою пустую смерзшуюся палатку.
Ледяные камни обжигали холодом пальцы, крошки льда алмазно поблескивали. Я
не стал останавливаться. Я углубился в кулуар, обдумывая новую, еще более
странную, чем прежде, мысль - убить йети. Я был уверен, что смогу выстрелить
в тхлох-мунга, если тень его вновь явится передо мной. Судьба уберегала меня
от убийства, но я шел и шел, вглядываясь в пустынные цирки, в гребни ледяных
и каменных стен...
10
Через пять дней я был в Катманду.
Шерпа я разыскал до отъезда и расплатился с ним, ни словом не упрекнув
за бегство. Увидеть йети было для шерпа проклятием. Я это понимал.
Окно номера выходило на сумеречную свалку. Темные невысокие стены
оклеены библейскими текстами и темными олеографиями. Отвратительные
искусственные цветы стояли повсюду. "Сноувью", отель с видом на снега, так
звучало название отеля. Давно очень, почти тридцать лет назад, я был
назначен в гуркхский полк и обрадовался этому, потому что с юности мечтал о
Непале. Тридцать лет... Совсем немало... Устроившись в кресле у окна, я
курил сигару, пытаясь сосредоточиться.
Что я могу рассказать о той звездной ночи?
Я думал так: самые близкие наши родственники - это шимпанзе, горилла и
орангутанг, даже гиббон, отстоящий от нас чуть дальше. Вывод, к которому
пришли естествоиспытатели прошлого столетия во главе с Дарвином,
неоднократно пытались пересмотреть и опровергнуть в наше время, но все такие
попытки потерпели крах. Анатомические, палеонтологические, физиологические и
биохимические исследования привели к почти всеобщему признанию правоты
взглядов Дарвина. Столь же несомненно, что ни шимпанзе, ни гориллу, ни
орангутанга, ни тем более гиббона никак нельзя рассматривать как
непосредственных наших предков. Не так давно на южных склонах Гималайского
хребта были найдены обломки челюстей и зубы третичных человекообразных
обезьян - рамапитеков. Некоторые признаки позволяют считать, что рамапитеки
(возможно) стояли ближе к человеку, чем человекообразные обезьяны. В
частности, клыки рамапитеков выдавались вперед не так сильно, как у шимпанзе
или у гориллы. Правда, зубы и обломки челюстей не могут убедить всех в том,
что именно рамапитеки являлись непосредственными предками человека, хотя
такая возможность не исключена. В Восточной Африке в слоях примерно того же
возраста найдены останки человекообразных обезьян, среди которых особое
внимание привлек так называемый проконсул, останки которого представлены
относительно полным черепом. И все же ближе всех к человеку стоят (видимо)
так называемые австралопитековые обезьяны Южной Африки. Большое количество
хорошо сохранившихся останков позволило детально изучить их строение.
Австралопитеки тоже не были непосредственными предками человека, но они были
близки к нам. По крайней мере, охотились, используя обожженные трубчатые
кости убитых ими зверей.
Но это Африка, думал я. А в последние десятилетия европейские и
китайские ученые уже в пещерах Южного Китая раскопали остатки ископаемой
обезьяны, получившей название гигантопитека. Он тоже не был нашим
непосредственным предком, но жил в горной местности в эпоху, когда уже
существовал первобытный человек синантроп. Так разве не могли какие-то
предлюди, отрезанные горными цепями, сохраниться в Гималаях до наших дней?
Не знали же мы до 1898 года о существовании медведя гризли. Не знали же мы
до 1901 года о существовании белого носорога, а до 1912 года о существовании
дракона с острова Комодо и одного из самых крупных диких быков - коупрея.
Этот список можно продолжить. Что же странного в том, что в пустынной горной
стране, в которой многие тысячелетия не происходило никаких катастрофических
изменений климата, мог сохраниться йети?
Ты будто оправдываешься, сказал я себе.
Да, я оправдываюсь. Я не хотел этого скрывать.
Я оправдываюсь. Ведь все, что я могу сказать об йети, сводится к чисто
внешнему - он сгорблен, длиннорук, волосат, робок, низколоб. А вот каково
соотношение между длиной рук и его ростом? Подвергается ли он сезонной
линьке? Меняется ли цвет его шерсти в зависимости от времени года и
возраста? Волосаты ли его ладони? Есть ли когти, которыми можно разрывать
землю? Гуще ли на голове волосы, чем на теле? Ходит ли он, наклонившись
вперед или прямо? Как переносит дождь, снег, холод, ветер? Спит лежа, как
современный человек, или сидя, как самцы гориллы? И много-много других
вопросов. Разве послужит ответом на них клок рыжей шерсти, надежно
спрятанный в бумажнике?
Я вздохнул.
Я не мог ответить на эти вопросы.
Но мир велик. И разве тем, молодым, штурмующим горные цепи, не может
повезти больше? Разве кто-нибудь из них не повторит однажды мои слова? Разве
не скажет кто-то из них однажды, глядя прямо в глаза своему скептическому
собеседнику:
- Я видел снежного человека!
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 08.10.2015 22:57
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг