"Странная у него ухмылка, - подумал Шедоу, - и ухмылкой своей он мало
смахивает на стандартного яйцеголового. Он очень опасен..."
- Всего лучшего, джентльмены, - бросил Файтер и направился к двери.
Дверь мягко захлопнулась, и Шедоу преданно взглянул Президёнту в
глаза:
- Ты был великолепен, Бобби. Я никогда не видел такого шоу. Ты
размазал его по рингу.
- Брось свою утешительную болтовню, Стив! - вдруг взорвался Президент.
- Это очень серьезно! Он размазал меня по рингу. Он! Быстро мчись к Сэму.
Надежный колпак - немедленно! Перещупать всех друзей и всю родню. Найти
каналы утечки. Всех, кто будет контактировать с Файтером, - на проверку.
Этот экземпляр срочно отдать Джи-Пай, к восьми вечера пусть явится с
подробнейшим докладом. А главное - уговори Фила Уондеринга, пусть он тоже
будет на вечернем совещании, используй любой из моих самолетов. И,
разумеется, Сэм должен прибыть с полным досье на Файтера и его ближайшее
окружение. И пусть попытается найти семью Файтера - сверхсрочное задание
всей агентуре. И оставь меня в покое до восьми вечера...
Стивен Шедоу пулей вылетел из кабинета. "Старец все-таки силен, -
думал он, садясь в машину, - залюбуешься его четкостью. Как он держит
удары, как он держит удары..."
5
Бред какой-то, думал Президент, а главное - разве я верю тому, что
говорю? Я действительно боюсь за следующие выборы - вот реальный факт. И
еще - устал, смертельно устал от десятка разных ролей, которые приходится
играть в течение дня. Президентский кабинет - это театр
одного актера, измотанного актеришки, который хотел бы сыграть
единственную роль обычного человека, но - не дают. Самая банальная роль
попросту недоступна...
Фил Уондеринг называет это эффектом социального усилителя. На высших
этажах иерархии, говорит он, человек превращается в особый элемент
социальной структуры, теряет психологическую индивидуальность, начинает
жить как воплощенный квант того суггестивного поля, которое сам же создает
ради влияния на массы и которое всеми силами вынужден поддерживать. Человек
превращается в тот образ, который он и его команда внушают окружающим. То
есть вроде бы он и не совсем человек, и мерки его действий совсем иные.
Глава государства - концентрат создающей его среды, бессмысленно,
чтобы он лично отвечал за все свои приказы. Нельзя возлагать чисто
человеческую ответственность на того, кому назначили сверхчеловеческую
роль. Это приятно звучит, Фил, это ласкает слух владыки... Тебя ненавидит
бунтующая молодежь, но ты - пастырь президентов, тебе поклоняются высшие
администраторы, ведь ты впервые попытался популярно объяснить всем нам,
почему политик и дерьмо не синонимы.
Шекспир не понял трагедии королей. Под его коронами прятались обычные
людишки с их повседневными страстями, но не отличающимися от страстей
владельца бакалейной лавки. Королей понял Фил Уондеринг, и вот смех - его
поначалу объявили красным, а после выхода книжки с исследованием мирового
ислама - зеленым... Страсть к развешиванию бирочек когда-нибудь погубит
нас. А каков он на самом деле, этот Фил. Первый, патриарх свободного мира?
Если он и вправду левый, то куда же мы идем?
И что он мне теперь посоветует? Файтера он знает неплохо. В области
прогностики Файтер учился именно у Уондеринга. Способный ученичок, чьи
работы приводят в бешенство великого учителя...
Или бросить эти подмостки, навсегда бросить? Бросить и уехать
подальше. И сесть за мемуары, делая вид, что они кому-то пригодятся... А
лучше всего - по уши налакомиться фантпрограммами, хоть последние годы
провести в свое удовольствие. Сто жизней по выбору, и растворишь свою,
должно быть, не лучшую, во всяком случае, чуждую той, которую удавалось
вести в возрасте Стива.
Да, тридцать лет назад... Доброе старое время восьмидесятых... Каким
забавным мальчишкой рос Джек. Сейчас ты, сынок, был бы сверстником Стива, и
твоя проказница Салли отключила бы свой видеофон, разговаривая с тобой из
далекой неаполитанской гостиницы.
Черт бы побрал, Салли, твоего лохматого итальяшку, чье сопение явно
доносил чуткий аппарат, твоего мерзкого дружка, из-за которого я не смог
увидеть твое лицо, а значит, и лицо юного Джека.
Черт бы побрал ту нелепую заварушку, где патриотическим факелом
врезался в азиатский пригорок твой самолет, Джекки. И этот факел через
каких-то десять лет принес мне уйму голосов - все-таки отец героя и ярый
противник локальных войн...
Фил чего-то недопонимает. Все его умные объяснения не мешают мне
разрываться на куски. И я разорвусь по-настоящему, если немедленно не
включу фантасон. Часа три в моем распоряжении, и, может, это последние
спокойные часы в моей жизни, провались этот Файтер в ядерную преисподнюю.
Что бы мы тут ни решали, самое страшное - его правота. Самое страшное,
если мы доигрались, доигрались в равновесие, полагая, что это одно и то же
равновесие - при паре неповоротливых хиросимских "Малышей" и при десятках
тысяч мобильных самонаводящихся боеголовок с каждой стороны... Господи,
спаси всех нас, и пусть, проснувшись, я пойму, что все это было лишь самым
дурным из дурных снов, было лишь случайным сбоем в длинной фантпрограмме. И
пусть мне снова откроется путь на ринг, откроется все забытое, все, что
нужно вспомнить, чтобы выдержать отпущенные мне новые раунды...
6
Джим Файтер опустил голову на руль. Все. Он сделал свой ход и все-таки
жив, забавно, но это так - он жив и находится в собственном гараже, и
сейчас он попадет в свой дом, ненадежную свою крепость.
Я вполне допускаю, думал Файтер, что входная дверь коттеджа уже не
заперта, а лишь притворена, и в холле в одном из кресел-раковин, которые
так забавно расставляла Сьюзи, сидит молодой человек с волевым лицом,
надежный парень из конторы Сэма. Или двое парней - для пущей уверенности.
Разве это невероятно? Разве не такие же парни неотступно преследовали мою
машину последние полчаса? Висели на хвосте, или как там у них это
называется...
Все-таки быстро и четко работает их аппарат. Должно быть, сейчас уже
приведены в готовность агенты в самых разных уголках Земли. Объявлен
глобальный поиск некой дамы с тремя мальчиками, потенциальной вдовы
Файтера, через которую ее преступный муж, вероятно, пытается вступить в
связь с врагом, подорвать престиж своей родины, а главное - позиции
Веселого Старца на очередных выборах.
Парни встанут, думал Файтер, встанут и, пожалуй, поприветствуют меня
вежливыми улыбками. И все произойдет самым простым и спокойным образом. Не
будет ни испанских сапог, ни дыбы, ни даже электрических разрядов в
деликатные места. Будет мгновенная маска с лопающейся ампулой надежнейшего
Труза-97. И из меня хлынет поток чистой реальности, не замороченной
никакими выдумками. Практически стопроцентная атрофия воображения. И,
говорят, в этом идиотском состоянии источника чистой правды приходится
пребывать две или три недели. Разумеется, в особом изоляторе ведомства
Сэма, ибо источник чистой правды подчас опасней бешеной собаки. А три
инъекции с двухнедельными интервалами дают стабильный эффект, человек
навсегда становится непереносимым в словах и поступках - называет вещи
своими именами и действует соответственно. И его свидетельствуют как
бедненького постояльца психушки...
Но вряд ли Бобби и его команда решатся на такое. Они не скандала
испугаются, нет. Конечно, Файтер - фигура, это не какой-нибудь лидер
местного цветного профсоюза, решат они, но в такой игре, при ставках такого
масштаба, фигур абсолютной ценности быть не может... дело в ином. Они
испугаются того, что этот подонок Файтер, несомненно, знающий о Трузе-97, и
о методах принудительного включения в фантамат, и о многом другом,
предусмотрел кое-что необычное. Не мог не предусмотреть, если решился на
схватку с Мудрым Бобби и его окружением...
Они испугаются не меня, думал Файтер, а своих представлений обо мне.
Они будут проигрывать десятки вариантов, приписывать мне связь с
иностранными разведками и местными террористическими группами. Отчего они
уверены, что в моем коттедже их парни не столкнутся с засадой и не
поднимется страшный шум? И если у этих парней публично отберут труз-маску.
Бобу не сдобровать - запрещенные методы, и все такое...
Они тоже не дураки, думал Файтер, пожалуй, они даже слишком умны для
успешной борьбы с такими, как я. Они и не подозревают, насколько я
беззащитен и примитивен в своих приемах, и в этом моя истинная сила. А
сейчас надо пойти наверх, запереться - хотя это и бессмысленно - и
использовать совсем иную ампулу. И они, если надумают ворваться ко мне,
получат превосходный подарочек...
7
Совещание шло к концу. Говорить было вроде бы не о чем. Ситуацию
периодически резюмировал Джи-Пай, который носился из угла в угол по
кабинету и через каждую четверть часа восклицал:
- У нас нет модели этого Файтера, вот в чем беда...
Это казалось истинной правдой, противной до зубной боли, но именно
правдой. Никто не мог нащупать реальный путь к скандалу, грозившему со
стороны Файтера. Все пути перекрыты, любой вопль создателя эвроматов можно
трансформировать в бред сумасшедшего, в проявление ущемленного самолюбия
или технократической ограниченности, наконец, в подстрекательство иноземной
разведки - в общем, в нечто грязноватое и дурно пахнущее.
"Сэм неплохо поработал, взял этого Файтера в настоящее кольцо, - думал
Президент, безуспешно борясь с волнообразными приступами головной боли. -
Но его работа подчеркивает наше бессилие и скудоумие. Файтер оригинален -
этого у него не отнимешь. Похоже, он загнал нас в тупик. А Фил, эта древняя
рухлядь, молчит, и впечатление таково, что плевать он хотел на наши беды...
И Стив совсем скис, кажется, он уже не прочь выкинуть белый флаг... Если
Джи-Пай сию минуту не спрячется в своем кресле, я дам ему хорошего пинка,
еще пару минут такого мельтешенья, и голова моя лопнет, как вакуумная
хлопушка..."
- Слушайте, Поиски, не можете ли вы присесть и дать покой нашим
глазам? - грозно зарычал Сэм, словно угадывая важнейшую часть мыслей
Президента. - А после вашей мягкой посадки я хотел бы услышать мнение
мистера Уондеринга, возможно, он знает Файтера с неизвестной нам стороны.
Джи-Пай тут же остановился перед креслом Сэма и раздраженно заголосил:
- Мы живем в свободной стране, и я волен делать что угодно. Я не на
допросе в вашем департаменте, Сэм, и вы пока не осуществили мою посадку,
мягкую или жесткую. Я имею право бегать по кабинету или лежать на ковре, я
имею право вообще уйти, если кому-то не нравится моя физиономия. Такие, как
вы, Сэм, вечно подковыривают интеллигенцию, пытаются отобрать у нее даже
иллюзию свободы, и вот вам наглядный результат - дело Файтера...
Лицо Сэма стало покрываться красными пятнами, и Шедоу счел за лучшее
выйти из транса, связанного с размышлениями о тающей, как мираж,
перспективе отпуска, о славной недельке с Мэри...
- Вот что, друзья, - примирительно сказал он, - нам не хватало лишь
одного - передраться друг с другом к великой радости всевозможных файтеров.
Ты, Джи-Пай, и вправду действуешь всем на нервы, хотя Сэм был немного
резковат. Но все мы измотаны до предела и должны понимать друг друга. Надо
исходить из того, что наш корабль начинает тонуть, а принять SOS просто
некому. Мы сами должны вытянуть себя за волосы, должны совершить чудо в
духе Мюнхгаузена.
- Ты записной миротворец, Стив, - еще больше взвинтился Джи-Пай,
присаживаясь, однако, на подлокотник своего кресла. - Мы пустили более трех
часов коту под хвост, и нечего тут подчеркивать мои привычки. Сэм так и не
обнаружил следов семьи Файтера, и, честно говоря, я немного рад, что
коллега Файтер натянул нос нашей хваленой разведке. Раз это делает обычный
профессор кибернетики, неудивительно, что на каждом шагу это удается
зарубежным спецслужбам...
- Вы что это имеете в виду, а? - хмурясь, спросил Сэм.
- А хотя бы ваше неопределенное сообщение о готовящемся моратории
русских, - немного успокаиваясь, но все еще с агрессивной обидой в голосе
ответил Джи-Пай. - Вы поставили нас в предельно идиотское положение. Теперь
Боб должен ломать голову - а вдруг они тоже дошли до результатов Файтера, и
их годичный мораторий на производство новых боеголовок не очередной
пропагандистский трюк, а естественная реакция на эту проклятую красную
черту. Если так, нам следовало бы их опередить и немедленно прокричать миру
о результатах Файтера, а не искать сомнительные способы заткнуть ему
глотку. Если нет - другое дело... Но Сэм не может толком - объяснить
замыслы русских, не может с уверенностью сказать, известно ли им о красной
черте, даже не знает, связан ли с ними Файтер, не поделился ли он кое с кем
своей находкой, чтобы сильнее прижать Боба и всех нас...
- А вы не знаете программы рождественских праздников внутри черной
дыры, - зло отпарировал Сэм, - но я же не намекаю, что вы и вся шайка
профессоров этой страны даром едите свой хлеб...
- По-моему, Джи-Пай, не стоит винить во всем Сэма и его людей, -
решительно вмешался Шедоу. - Жаль, конечно, что к Файтеру нет подходов со
стороны друзей, а семья его бесследно исчезла. Разумеется, хорошо, когда
разведка имеет рычаги давления на любого человека, но это не всегда
удается. Мы все работаем с ошибками, Джи-Пай... Мне хотелось бы обратить
внимание на другой момент. Когда-то я тоже имел дело со статистикой, и
кое-что в выводе Файтера мне не нравится. Результат попахивает детским
блефом, и если это так, Джим Файтер заслуживает публичной порки. Кстати,
вместе с тобой, Джи-Пай... Так вот, я не могу поверить, что какие-то машины
прогнозируют глобальную войну с точностью до нескольких процентов прироста
ядерного потенциала. Наверняка эвромат дает предсказания с большими
ошибками. Выходит, этот доклад - наукообразный блеф, и мы на него попались!
Джи-Пай внезапно и громко рассмеялся, прямо взрыднул от смеха и
соскользнул с подлокотника в глубь кресла.
- Ты что, совсем олухом меня считаешь? - сквозь утихающий смех спросил
он. - В том-то и фокус, Стив, что на небольших интервалах файтеровские
эвроматы демонстрируют сногсшибательную точность. Об этом ты мог бы
догадаться уже по опытам с обезьянами. Идиота от гения тоже отделяют
какие-то проценты, даже доли процента, и Файтер, в отличие от некоторых,
знает об этом. Смысл его нынешнего результата очень прост. При наращивании
ядерного потенциала на пять плюс-минус два процента устойчивое равновесное
решение глобальной антагонистической игре исчезает. Далее - либо игра
переходит в кооперативно-координированную фазу, либо игроки дружно
отправляются к праотцам... Самое страшное, что, согласно Файтеру, мы уже
сидим в зоне нарушения равновесия, находимся вблизи от критической
поверхности в многомерном пространстве, относительно которого и строится
эвропрограмма. Эту критическую поверхность, математически очень сложную,
Файтер для простоты именует красной чертой. На ней происходит что-то вроде
фазового перехода. К литру воды, нагретой до ста градусов, нужно подвести
порядка двух с четвертью миллионов джоулей, чтобы вода полностью
испарилась, но для начала процесса испарения требуется совсем немного
энергии. Человечество не кастрюлька с водой, дело обстоит неизмеримо
сложней. Но если продолжать эту детскую аналогию, выходит так, что после
появления первых пузырьков некому будет выключить плиту. Мы испаримся,
переступив файтеров предел, - вот что следует из его доклада. И нет времени
для тихой академической проверки его вывода. Надо принимать серьезнейшее
интуитивное решение, Стив, а не вспоминать о твоих университетских
упражнениях в статистике, требуя телесных наказаний для тех, кто
разбирается в, деле получше тебя...
- Ты солидарен с Файтером? - спросил Президент. - Тебя именно так
следует понимать?
- Я солидарен сам с собой, - запальчиво ответил Джи-Пай. - Доклад
Файтера непротиворечив, но я не могу гарантировать правильность работы
эвромата. А на независимую объективную проверку уйдет слишком много
времени. Это все, что я могу сказать. Теперь серьезная наука умолкает, и
решение должны принимать политики.
- Это очень любезно со стороны серьезной науки - умолкнуть в такой
момент, - с ухмылкой пробормотал Шедоу.
- Я устал, - вдруг произнес Фил Уондеринг.
Все мгновенно затихли, и Президент одарил Древнего Фила своим
неповторимым взглядом, наполненным бесконечной личной признательностью,
признательностью авансом.
- Я устал, ребята, - повторил Уондеринг, впервые за этот вечер
вмешиваясь в дискуссию. - Мы славно поболтали, но уже почти полночь, и я
хочу спать. Я недавно разменял девятый десяток и должен поддерживать форму.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг