великого базилевса.
"Прекрасно,- мелькнула у него мысль,- но что будет с моим панцырем,
если кому-нибудь из этих здоровенных идиотов захочется стукнуть меня мечом?
Надо срочно уматывать отсюда, пока цел... Или доспехи сменить?.."
Но Иван Петрович точно знал, что запись в общую очередь на рыцарскую
амуницию прекращена, а удостоверения участника Первого крестового похода у
него пока нет.
- Вот и ты не хочешь поддержать меня,- печально сказал Алексей V. - По
глазам вижу, что ты мечтаешь испариться в самый ответственный момент.
Но не удастся! Ничего у тебя не выйдет! Ты будешь помогать мне до
последнего.
- Но я тороплюсь,- стал оправдываться Иван Петрович.- Я вообще из
другого времени, я случайно попал в ваш Константинополь. Мне домой надо, а
завтра утром - на работу.
- Я сам знаю, из какого ты времени,- твердо заявил базилевс.- Будешь из
того времени, которое я укажу, ибо с меня никто еще не снял императорскую
корону, и я сам волен указывать ход времени.
"Это он от наглости или избытка христианского мировоззрения? - подумал
Крабов.- Он же умный мужик".
- Я и вправду не дурак,- продолжал базилевс, пытаясь скорчить
ироническую ухмылку.- Я повидал такое, что тебе ни в одном двухсерийном
сне не привидится, я понимаю все, даже то, что ты из иного времени. Но мне
нужен живой свидетель - подчеркиваю, живой - и именно оттуда. И ты станешь
свидетелем нашей гибели от равнодушия. Кстати, имей в виду - мне надоели
твои критические взгляды. Тебя и семь с половиной веков ничему не научили.
Сел бы ты на мое место...
Алексей V по кличке Мурцуфл вдруг безнадежно махнул рукой и умолк.
Потом он внезапно и пружинисто вскочил с золотого трона, широким жестом
пригласил Ивана Петровича следовать за собой, и они пошли, вернее,
помчались по переходам императорского дворца.
"Здесь одной только стражей можно опрокинуть всех крестоносцев,- решил
Иван Петрович.- На кой черт держать по целому взводу бездельников в каждом
углу, жалуясь на нехватку военного бюджета?"
- Нельзя,- крикнул базилевс на ходу.- Эта стража хороша, когда охраняет
наше величество от собственного народа. Но против вооруженных латинян она
не пойдет. Избивать - одно дело, а воевать с крестоносцами -
совсем другое.
"Интересно,- подумал Крабов,- что именно он читает - мысли или взгляды?"
Но базилевс на своего спутника больше не реагировал. Они выскочили
куда-то в район Форума Константина, и Алексей стал хватать за руки и
трясти всех прохожих мужского пола.
- К оружию! - кричал он.- К оружию, константинопольцы! Защитим наш
славный город от вторжения латинских варваров!
Но константинопольцы не собирались браться за оружие. У каждого
находились какие-то неотложные дела. Некоторые просто отмахивались,
другие, краснея и запинаясь, оправдывались, бубнили о семье, о трудных
временах, третьи демонстрировали ворохи справок с круглыми печатями.
- Ах, бестии! - взревел базилевс.- Я всех вас выведу на чистую воду.
Не владей я великим троном императора Константина, если не разоблачу
ваши подлинные мыслишки.
И тут чьи-то сильные руки схватили Ивана Петровича и понесли над
городом, и он, не успев насладиться принудительным полетом, оказался в
огромном зале на позолоченном троне, очень похожем на тот, на котором
ранее восседал базилевс. Трон был не слишком удобен, зато подлокотники в
форме львиных лап показались Ивану Петровичу высшим достижением искусства,
а великолепный материал балдахина он со знанием дела расценил как
настоящую восточную ткань.
"Непонятно,- удивленно подумал он,- почему люди так стремились к столь
неудобному и ненадежному креслу? Очень уж жестко. А из балдахина вышел бы
неплохой отрез для Аннушки".
Внезапно он почувствовал, что правая рука его не свободна. Рядом стоял
такой же трон, в котором удобно расположилась Леночка, поджав под себя
одну ногу. Ее пальчики, по-прежнему липкие от мороженого, покоились в
крабовской ладони.
"Надо ее одернуть,- решил Крабов.- Императрице не подобает такая поза".
Но на замечание просто не хватало времени. В зал вбежал базилевс
Алексей V почему-то в сером костюме Макара Викентьевича Фросина, и вслед
за ним стража стала вводить равнодушных константинопольцев.
- Приступим? - спросил базилевс и, подмигнув Ивану Петровичу совсем
по-дружески, уселся у самого подножия великого трона императора
Константина на полумягкий стул с инвентарной бирочкой. Откуда-то появились
тонкие папки, и базилевс, закурив любимую фросинскую "Орбиту", стал
листать и зачитывать личные дела.
"Значит, это древний византийский обычай,- сообразил Иван Петрович.-
Неужели и у них существовала артель слепых, штампующая эти страшненькие
серые папочки? Ну, конечно! Без артели-то нельзя. И возглавлял ее
предпоследний из царствовавших Ангелов - слепец Исаак II! Как трудно
дается эта историческая правда..."
Иван Петрович даже устрашился всех тех слов, которые воспринимались
неким волшебным сектором его мозга и самопроизвольно скатывались ему на
язык. Но базилевс казался невозмутимым и даже, в своем роде,
одухотворенным. Энтузиазм сквозил в его взгляде, в небрежных движениях,
которыми он извлекал папки из воздуха или брал с какого-то невидимого
столика, в еще более небрежных и слегка замаскированных жестах, которыми
он приказывал стражникам увести очередного, не в меру копающегося в
действительности молчальника.
И лейтмотивом неслось со всех сторон: "Пытки... пытки... пытки..."
Коротенькое слово - последняя полуразмытая дамба на пути
мыслеизвержения следующей жертвы.
- Отлично! - засвидетельствовал базилевс, когда Иван Петрович пропустил
первую сотню, а, перевалив на третью, Иван Петрович услыхал мерные глухие
удары за стеной.
- Это памятник тебе ставят на форуме Феодосия,- радостно пояснил
базилевс.
"Знаем мы твои памятники,- подумал Крабов,- фуражку или там корону
будешь ты вешать на этот памятник. Лучше бы бесплатную путевку в настоящую
Феодосию выписал".
Одна только Леночка не могла по-настоящему включиться в странную
ситуацию, представляющуюся ей чем-то вроде третьей серии "Бессилия".
"Это и есть третья и самая существенная серия "Бессилия",- съехидничал
про себя Иван Петрович, не прекращая исполнения служебных обязанностей,-
третья серия с прядильщицей в роли императрицы. А она молодец - в душе
буря, но глазом не ведет".
- А мне это колечко насовсем? - шепотом спросила Лена, не выдержав
страшного внутреннего напряжения.
- Т-с-с...- зашипел снизу базилевс, превращаясь из смуглого
красавца-киноактера в подлинного Макара Викентьевича.- Насовсем, насовсем,
только не шуми.
- Но мне сегодня в третью смену,- капризно сказала Лена, впрочем,
капризничая весьма рассеянно, поскольку ее внимание было приковано к
изумительному византийскому перстню с огромным, как драконий глаз, рубином
- к тому, во что превратилось ее скромное девичье колечко с бордовой
стекляшкой.
- Справку дадим,- сквозь зубы процедил базилевс Фросин.
- Тогда хорошо,- вздохнула Лена и погрузилась в созерцание перстня.
Вскоре она пресытилась этим занятием и, повернувшись к Крабову,
спросила.
- А вы и вправду император?
- Не знаю,- ответил Крабов.
- Ну да, так уж и не знаете,- заулыбалась Лена.- Однажды у нас в цехе
была лекция, и лектор говорил, что императоров уже не осталось. Может, вы
по конкурсу место заняли?
Вопрос болезненно кольнул Ивана Петровича. Через несколько месяцев
истекал его срок в институте, и надо было подавать документы на
переизбрание.
- А откуда вы про конкурсы знаете? - спросил он у Леночки.
- А у меня двоюродный брат по конкурсу работает, это который в
институте, а не в магазине,- с гордостью и некоторым смущением ответила
она, и Крабов понял, что воспоминания об ученом двоюродном брате сильно
скрашивают жизнь его соседки по трону.
- Вы тогда обиделись на меня, да? - кокетливо поинтересовалась она.- Я
просто не подумала, что такое может происходить на самом деле, а вообще-то
мне ни капельки не было скучно.
"Приукрашивает",- подумал Крабов и не стал ничего отвечать. Напряжение
возрастало. Папки мелькали в руках Фросина-Мурцуфла все быстрей, и по мере
их ускорения усиливались и учащались глухие удары за стеной.
"Очень уж стараются,- отметил Крабов.- По шляпку меня вгонят, так что и
кепочки не нацепишь".
- Готово! - воскликнул базилевс.
Зал растворился, и Крабов понял, что он присутствует в качестве
почетного гостя на открытии собственного памятника. Нечто огромное,
заключенное под большим черным полотном, пульсировало посреди форума
Феодосия, который почему-то порос зеленой травой - и это глубокой осенью!
- и вообще напоминал милый сердцу Ивана Петровича пустырь за Приморским
парком в его родном городке. Крабов со всей подобающей серьезностью следил
за церемонией, но в глубине души сильно переживал, чувствуя, что под
черным покрывалом скрывается нелепое живое существо, живой символ его,
Крабова, невиданного взлета. Говорились какие-то многоцветные медовые
речи, а существо под покрывалом пульсировало все слабей.
Наконец, покрывало сдернули, и Иван Петрович сразу понял - поздно! Его
двойник-символ безнадежно мертв - изящная бронзовая конструкция, по смыслу
которой Иван Петрович, совсем как Беллерофонт, возносился на Пегасе к
Олимпу или к иным сияющим вершинам, навсегда застыла в
полувзлете-полупадении. Навсегда - это, конечно, фигура, на самом деле был
отмерен срок, весьма небольшой срок до полного уничтожения озверевшей
толпой захватчиков, которая именно на Пегасе раскрутит свой тугой клубок
злости и неудач, свое многолетнее ожидание никак не наступающего на земле
царствия небесного, где можно было бы жрать и пить вволю, не рискуя
получить ржавым наконечником копья промеж лопаток, не натирая задницу
дешевым, но все же купленным в долг седлом, не кланяясь до треска в
пояснице сильным мира сего. И снова в Ивана Петровича проник непостижимый
магнетизм слияния со своим двойником - он втягивался в бронзового
Беллерофонта и отвердевал.
- Ничего не выйдет! - закричал Фросин.- Не увильнешь!
И Иван Петрович почувствовал, что его вместе с крылатым конем
стаскивают с гранитной глыбы и снова волокут в огромный тронный зал.
"Только причем здесь Пегас? - думал Иван Петрович.- Потом все свалят на
бедного коня. Скажут, что он и распихал византийцев по темницам".
Мелькали папки. Работа продолжалась.
- А что мы тут делаем? - спросила Леночка, понемногу осваиваясь с
обстановкой.- Куда их уводят?
- Не знаю,- нехотя ответил Иван Петрович.- Ничего не знаю.
- А по-моему, что-то не так, - громко сказала она. - Не мое, конечно,
дело, но им грозит что-то нехорошее. Вы должны узнать...
- Т-с-с...- делая страшные глаза, зашипел базилевс Фросин. - Вы мешаете
работать.
- Я лучше пойду, - обиделась императрица и, легко соскочив с трона,
оказалась на подножке невесть откуда вырулившего автобуса.
- Если сидеть на справке, то и без квартальной премии останешься,-
бросила она напоследок.
На прощание Крабов уловил с ее стороны нечто вроде импульса жалости к
странному толстячку, который ввязывается в какие-то сомнительные дела, и
ощутил страшное одиночество. Крылья Пегаса уныло повисли, и старый конь
всем своим видом показывал, что зарядить бронзового Ивана Петровича
творческим оптимизмом уже невозможно.
- Я, пожалуй, тоже пойду,- сказал, ни к кому не обращаясь, Иван
Петрович. При этом он напряженно соображал, как забраться с таким конягой
в обычный рейсовый автобус и не следует ли позвонить и вызвать грузотакси.
- Ни в коем случае! - завопил Фросин, снова превращаясь в вечно
нахмуренного грозного базилевса и резко нажимая на большую красную кнопку
звонка. В зал ворвалась целая толпа стражников с грозными кувалдами
наперевес, а впереди бежал рецидивист Вася с автогенным аппаратом в форме
шмайсера.
"Значит, меня уничтожат вовсе не латиняне, а, так сказать, свои же,-
удивленно подумал Иван Петрович.- Вот и верь после этого историческим
фильмам..."
Звонок кричал все надрывней, и Иван Петрович почувствовал, что
неведомая сила, которая несомненно ассоциировалась с силой Архимеда,
выталкивает его из зала куда-то вверх. И даже забронзовевший Пегас ожил и
слабо взмахнул крыльями, словно пробуя эти давным-давно затекшие
атавистические конечности...
Твердая рука Анны Игоревны стягивала с Ивана Петровича одеяло.
- Вставай, Ванюша, вставай,- приговаривала она,- уже и будильник
отзвонил. Я тебе чаек приготовлю.
"Константинополь падет потому, что я не завершил свою работу,-
мелькнула у Крабова совершенно дурацкая мысль.- Ну и идейки у этих
византийцев... Впрочем, при таких мурцуфлах нечему удивляться".
Чай был свежезаварен и вкусен, как никогда, и у Ивана Петровича даже
осталось несколько минут для сладкого утреннего перекура. Это казалось
превосходным предзнаменованием в решающий для Ивана Петровича день,
каковым и была данная пятница.
16
Да, наступила решающая пятница, и все устремления, посетившие Ивана
Петровича после путешествия к своевольным византийцам, связали его с
цирком, а конкретно - с комиссией Ильи Феофиловича.
К этому событию Иван Петрович готовился весьма тщательно - он заранее
выговорил себе библиотечный день с одиннадцати часов. Подобной формой
творческого отпуска он пользовался очень редко, даже реже одного законного
раза в месяц, и систематическая скромность оказалась в данном случае как
нельзя кстати.
По пути в цирк Крабова охватил странный духовный озноб - особое
состояние, знакомое всем, когда-либо участвовавшим во всякого рода
творческих конкурсах. Мерещилась респектабельная толпа корифеев арены,
тщательно анализирующих каждую деталь крабовского выступления, делающих
убийственно точные замечания и, наконец, дружно голосующих за
беспрепятственный допуск Крабова - по какой там у них принято: первой или
второй форме! - в храм искусства. В главном, то есть во владении
телепатией, Иван Петрович был полностью уверен. Разъедала его только одна
проблема - почему он, свободно читая чужие мысли, никогда и никому не
внушает свои.
"Да ведь я и не пробовал этого",- вспомнил он и ужасно удивился.
Как не дойти до идеи прямого эксперимента! Неустранимая привычка всегда
и во всем следовать внешним внушениям? Возможно, однако теперь Иван
Петрович настроился. Он метнул взгляд на соседку, сидящую впереди, и
мысленно приказал ей повернуться и попросить у него лишний талончик.
Цветущая дама опасного возраста действительно повернулась и попросила у
Ивана Петровича талон. Это было уже слишком. Крабова мгновенно переполнила
волна восторга перед самим собой, вернее, перед собственным могуществом.
Волна затопила его по уши, и он сидел, хлопая ресницами и не соображая,
что невежливо надолго задерживать даму в неудобном повороте.
Собственно, талонов у Крабова не было, он постоянно пользовался
проездным билетом, разумеется, к обоюдной выгоде - своей и автобусного
парка. Дама секунд тридцать бессмысленно пялилась на Крабова, но потом
вспомнила, что талоны ей совершенно ни к чему, что она тоже взаимовыгодный
пассажир. Она фыркнула, покраснела и отвернулась.
Что это со мной творится? Зачем талоны? Совсем эта Людка до
сумасшествия доведет...
Такой сигнал тревоги принял Крабов и через некоторое время узнал, что
Люда - ее дочка, вздумавшая в неполные восемнадцать лет женихаться, да
было б с кем, а то с каким-то сопливым студентом-первокурсником, живущим
на хилую стипендию в общежитии и, конечно, мечтающим о прописке на
невестиной жилплощади. Теперь дама и ее супруг в трансе, не знают, что
делать, а дурная Людка, кажется, перестаралась и зашла слишком далеко -
черт бы побрал эти поездки на картошку! - и вот приходится принимать
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг