неверно.
Собачий парикмахер Тодик, от которого почему-то все сильнее пахло
алкоголем, на это сказал, что, если Яша такой умный, пусть теперь сам
стрижет своего пса, голубого, как его хозяин. За простые рубли-бли. И ушел,
нахамив подобным образом, хотя Яша всегда так хорошо к нему относился.
К тому же у Яши сегодня болел зуб.
Должно быть, для всех них ныне случился неблагоприятный геофизический
день.
Зиновий Самуэлевич, устраиваясь, случайно толкнул столик Леши, и
половина книг того полетела под ноги утреннего потока
пассажиров-покупателей. Покуда он помогал собирать Лешин товар, Яша схватил
за руку какого-то дурака, захотевшего, как показалось Яше, стащить книгу
или брошюру с лотка самого Зиновия Самуэлевича. При этом сильно двинулся
Яшин столик, и часть уже Яшиного товара очутилась на полу.
Возникли суматоха и нехороший шум, с которыми пришлось разбираться по
ходу дела.
Когда же все утряслось, они встали на свои места и относительно
успокоились, бормоча проклятья в адрес друг друга. Но тогда рядом с лотками
появились те, кого продавцы хотели бы видеть здесь менее всего: появились
станционное начальство и милиция.
Все, конечно, были друг с другом знакомы, все знали об официальных
разрешениях и неофициальных ссудах на право торговли. Все имели
джентльменский договор: никакого беспорядка.
Было много слов, они шли по возрастающей.
Одними из слов со стороны Зиновия Самуэлевича, доведенного своим
дурным расположением духа до отчаяния, были: "Да чтоб они сгорели, эти ваши
противозачаточные листки, Яша!" - и от Яшиной сумки на колесиках повалил
дым. По краю разложенного на Яшином столе товара побежали лохматые огоньки.
Позже помощник Зиновия Самуэлевича Андрей не смог ответить - уже
своему начальству, - видел ли он, как Зиновий Самуэлевич кинул спичку в
Яшину сумку. Или не видел.
Зиновий Самуэлевич лишился хорошего места. Все убытки были отнесены
на его счет. Дома все очень огорчились.
И вот он торгует газетами с рук, выручая с каждого экземпляра такие
крохи, что это не назовешь что-то иметь.
- Программа Тэ-Вэ на следующую неделю! - бодрым звучным голосом
говорит Зиновий Самуэлевич. - Покупайте, господа! Программа Тэ-Вэ!
Он подметил, что обращение "господа" заставляет споткнуться кое-кого
из потока пассажиров-покупателей, смотреть на который Зиновию Самуэлевичу,
правду сказать, давным-давно обрыдло. Он ему снился, этот поток. Зато
кое-кто из споткнувшихся газеты брал.
- Прошу, господа!
Невдалеке устраивался конкурент. Длинный кадыкастый парень с
неопрятными локонами. Тоже газеты с программой.
"Тунеядец какой-то. Ему пахать, а он газетками торгует, отбивает хлеб
у пожилого человека".
Зиновий Самуэлевич переключил все внимание на парня. Тот расправил
перед грудью веер сложенных названиями вперед газет, принялся зазывать.
"Ничего, ничего, дружочек, мы не будем спешить, пускай пройдет
несколько минуток".
Зиновий Самуэлевич ждал.
Вот он, уголок крайней газеты. Белый. Отдельный. Легкий, как пушинка.
Только и хочет спички, искорки, маленького огонька, чуть-чуть горячего...
Зиновий Самуэлевич, не отрывая взгляда от белого уголка, заставил
себя рассердиться на парня.
"Кто ты такой? Зачем ты сюда пришел? Уходи отсюда, тут мое место!
Уходи. Уходи, слышишь? Кто ты вообще такой, а? Чтоб тебе сгореть!!"
Парень закрутился, сбивая пламя с занявшейся пачки. Запахло паленым,
повалил дым.
К парню уже спешила дежурная от эскалатора, а с другой стороны -
милиционер. Когда парня уводили, Зиновий Самуэлевич с запоздалым уколом
совести заметил, что тот идет, сильно опираясь на палку. Все равно.
Конкуренция, закон джунглей, ничего не попишешь, молодой человек.
- Программа Тэ-Вэ, господа, покупайте!
Глава 15
Самолет приземлился на полосе, которая, казалось, была просто брошена
на зеленом поле с одуванчиками, как длинное полотенце посреди стола. На
принадлежность полотенца к цивилизованному аэродромному хозяйству указывал
только высокий шест на растяжках с опавшим полосатым колпаком да дальние
домики, тоже краснополосые, приютившиеся у самого горизонта.
- Это частный аэродром, - пояснил Андрей Львович, спускаясь следом.
Елена Евгеньевна, обернувшись к нему, невольно захватила взглядом
самолет, который их сюда доставил. Небольшой, шестиместный, хотя внутри
было достаточно просторно, он был снабжен двумя реактивными двигателями в
основаниях крыльев под фюзеляжем. Во время полета они мягко гудели, и дрожь
передавалась ногам через толстый ковер на полу.
В салоне вообще было роскошно. Натуральная тисненая кожа обивки, бар,
мягкие кресла, в которых утопаешь, плоские экраны мониторов позади на
спинках кресел. Их можно было настроить на передачу прямого изображения по
курсу или с брюха машины. Андрей Львович показал ей, и она около получаса
развлекалась видами облаков, плывущих прямо на нее, или панорамой земли
внизу, похожей на аэрофотоснимок, только живой.
Потом ей надоело это занятие, и она некоторое время смотрела, как
работает один из помощников Андрея Львовича, превративший свой монитор в
экран компьютера. Наверное, он мог прямо отсюда, с борта летящей в облаках
легкой машины, связаться с любым абонентом, выйти в информационную сеть.
Она спросила Андрея Львовича, и он подтвердил, что да, вполне. И
предложил ей коктейль из фруктовых соков.
Непосредственно перед испытаниями любой алкоголь был исключен для
нее, и она это знала.
Елена Евгеньевна не позволяла себе сейчас никаких воспоминаний о
Михаиле, о минувшей дикой и великолепной ночи, после которой все тело у нее
продолжало звенеть и плыть невесомо. О странном сне, благодаря которому они
познакомились.
Сегодня, едва смежив глаза на час-другой, она поднялась с постели
прочно Еленой Евгеньевной-второй и останется ею до той самой минуты, когда
послезавтра войдет в оставленную огромную квартиру. Тогда и будут
воспоминания, новые встречи, продолжения... если она захочет. А она
захочет.
Вдали по полосе пылила машина, и, когда она лихо притормозила у
трапа, Елена Евгеньевна с неодобрением заметила, что это военный "уазик".
Она не любила военные машины, тем более отечественные. Тем более, когда они
опаздывают.
- Целых пять минут, полковник, - недовольно сказал Андрей Львович
вытянувшемуся перед ним моложавому военному в полевом хаки без погон.
- Виноват.
- Что на месте, все готово? - спросил Андрей Львович, не меняя тона.
- Так точно. Все службы слежения, дальнего оповещения, особая сеть,
развернутая по вашим указаниям, - все на "товьсь-ноль".
- Нас шестеро, как видите.
- Машины уже идут, вон они, - указал моложавый полковник на
приближающиеся клубы пыли. - Приношу извинения.
- Не мне их будете приносить, - буркнул Андрей Львович, подсаживая
Елену на заднее сиденье горячего пропыленного "козла".
- Беда с этими вояками, - пожаловался он ей как бы ненароком. -
Все-таки дубовые головы, что с ними ни делай, как ни объясняй.
- Будем надеяться, что хотя бы на "точке" у вас свой персонал, Андрей
Львович, - сказала она ледяным тоном.
- Можете не сомневаться, Елена Евгеньевна, абсолютно свой, - отвечал
он.
Глава 16
Все произошло из-за ее неосторожности, Елена Евгеньевна, как уже
упоминалось, происходила из семьи с традициями. Не самыми давними, в
пределах четырех поколений. Лихой кавалерийский прадед, широкопогонный и
орденоносный дед, научный засекреченный папа в премиях и наградах, которые
тоже не афишировались в газетах. И она. Послушная и дисциплинированная
дочка и внучка, отличница и медалистка.
Сначала комсомолка, а когда комсомол отменили - неформалка. Всегда в
лидерах.
Никто не знал о ее скрытых способностях, даже папа не знал. Просто,
будучи по какому-то делу в папином институте, она повела себя несдержанно.
И у них зашкалили приборы. А папа, как назло, был в лабораториях и вечером,
за семейным ужином, рассказал о необъяснимом явлении как о курьезе.
Что ее дернуло за язык?
Она вдруг объявила, что, если угодно, может устроить ему такой курьез
хоть сию минуту и запросто. И устроила. Потому, наверное, что ей было
пятнадцать лет, и всего год, как не стало мамы, а папа уже приводил в дом
эту... крашеную.
Хотя ничего особенного она в тот раз не учинила, просто холодильник
пришлось сдавать в ремонт, а все продукты в нем оказались свежеиспеченными.
Будто не холодильник, а микроволновая печь.
Но в роли печи выступила она, Елена.
Ее умный папа ничего не сказал, только начал поглядывать настороженно
и чаще приглашать ее в свой институт, сам водил по лабораториям. Он,
конечно, как-то проверял свои предположения относительно нее, ее умный
папа.
Однако настал день, когда он спросил прямо, и она не смогла солгать
или увильнуть в сторону.
Да, она с самого детства могла зажигать электрическую лампочку,
просто зажав ее в ладошках. Да, это благодаря ей курица в духовке имеет
всегда одну и ту же степень зажаристости. Да, это по ее вине в доме никогда
не приживались электронные часы. Впрочем, можно ли назвать это виной?
Просто часы с мигающими цифрами она отчего-то сызмальства терпеть не могла,
ко всей же другой домашней электронике относилась бережно и с почтением.
Много всяких "да".
Папа предложил исследоваться у него в институте, и разве она могла
отказать папе? Разве объяснишь, что где-то внутри, в самой глубине
раздается будто неумолимый голос: "Нет! Нельзя! Молчи! Таись! Тебе будет
плохо!"
Ей стало плохо. Потом, после папы. Когда не стало ни папы, ни
папиного института, где исследовали ее способности очень мягко, неторопливо
и ненавязчиво. Но, видимо, именно там была пробита на свет дорожка для
Елены Евгеньевны-второй, жесткой, волевой и решительной.
С уходом папы все потихоньку заглохло как бы само собой. Потом было
много всего. Потом был Бусыгин. Потом ее нашли.
Глава 17
"Уазик" остановился у двухэтажного кирпичного здания без окон. Андрей
Львович помог ей выйти, за спиной сейчас же пристроился здоровенный
охранник, выскочивший из машины, что шла следом.
Моложавый полковник снял трубку телефона в нише стены, сказал
несколько слов. В стальных створках щелкнули замки, полковник толкнул
дверь. За ней горел дрожащий белый свет.
- Прошу.
Следующие двери были стеклянными, но по их толщине и матово-голубому
блеску Елена Евгеньевна поняла, что, несмотря на прозрачность, эти двери
тоже бронированные. За ними справа на стене висела черная коробочка чуть
больше калькулятора с выведенной на эту сторону панелью набора. Полковник
набрал комбинацию цифр, дверь поехала вправо, пропуская их, и закрылась,
когда вошел последний.
За двумя поворотами коридора их ждал лифт. Здесь створки раскрывал,
набирая код на похожей панели, уже Андрей Львович, а остальные смотрели в
сторону.
Кроме Елены Евгеньевны. Она сосчитала, что нажимов было девять, и
последние две цифры, кажется, тройка с семеркой, а потом был нажат "плюс".
На лифте они поехали вниз. Лифт был большой, поместились все.
Нижний коридор освещался такими же лампами дневного света,
расположенными на равном расстоянии друг от друга, а по крашеным бетонным
стенам тянулись толстые кабели и провода.
- Склеп, - пробормотала Елена Евгеньевна, перешагивая третий по счету
порог переборки со сдвинутой к стене дверью со штурвальным запором.
- Что ты хочешь, старуха, боевые предки строили на века, - так же
тихо отвечал Андрей Львович, все время державшийся бок о бок.
- Ты и рад попользоваться, - заметила она.
- Что ж делать, если больше нечем. Комфорта они не предусматривали
даже для себя, не говоря уже о нас.
- О том, что сюда когда-нибудь влезет кто-то вроде тебя, они и
помыслить не могли. Их бы кондрашка хватила. Святая святых,
сверхсекретность, все такое, и вдруг - является тип в очках из какой-то
получастной лавочки, арендует и начинает всем тут заправлять.
- Ошибаешься. Какая может быть аренда? Переход формы собственности,
понятно? Практически я по своим владениям иду. А секретность у нас почище,
чем у них была, трясунов.
- Ты где самолет такой взял?
- Приятель одолжил свой. Мы пришли.
В этом помещении находился командный пункт ПВО. Когда-то. Теперь
почти все экраны локаторов были темны, слепы, в зале на не один десяток
человек было только три оператора, все - из группы Андрея Львовича. Здесь
было тепло, сухо, пахло приборами.
Помощник Андрея Львовича с двумя другими присоединился к сидящим у
терминалов, за спиной Елены Евгеньевны остался один охранник. Он был
молчаливый, и от него исходил жар, как от атомной батареи.
Елена Евгеньевна сморщила носик, подражая самой себе-первой, но тут
же спросила деловым тоном:
- А где место для меня?
- Рядом. Сейчас ребята подключатся, и начнем. Вы можете быть
свободны, полковник.
Полковник козырнул, вышел, слегка, как показалось Елене Евгеньевне,
поколебавшись.
- Ты, Андрюша, прямо как генерал-аншеф какой, - сказала она, начиная
ощущать знакомую нервную дрожь. - Или генералиссимус. Стоит тебе пошевелить
пальцем - и все прыгают.
- Я - наместник диктатора, - улыбнулся он, с умопомрачительной
скоростью пробегая по клавиатуре своего компьютера, который помещался в
кейсе. От кейса широкая лента провода уходила за один из терминалов.
- А диктатором тебе никогда не хотелось быть? - Ладони у Елены
Евгеньевны похолодели.
- К чему? - рассеянно ответил он. - Куча ответственности, ноль
свободы действий и вдобавок, если пристрелят - то первым. Нам и так
неплохо.
- Послушай-ка, Андрей. - Она все-таки хотела довести когда-нибудь до
конца их давний разговор. - Мне не по себе как-то. Я боюсь делать то, что
вы все от меня... что ты от меня требуешь. Я боюсь себя отпускать. Ведь я
могу... Я черт знает что могу, я и сама не знаю что. Я страшных дел могу
наворотить.
- А вот мы сейчас и посмотрим, - сказал он, не отрываясь, - каких
именно дел и так ли уж они страшны.
Андрей Львович был лет сорока с небольшим, худой, с абсолютно седыми
волосами, розовой кожей и младенческим взглядом из-за толстых бифокальных
линз. С тех пор как Елене Евгеньевне представили его в качестве ее будущего
руководителя, она ни разу не слышала от него слова "невозможно".
- Ты чего, старуха, боишься? - Он внимательно пригляделся. - А чего,
спрашивается, боишься? Все наши действия абсолютно законны, выполняем заказ
Министерства обороны, работаем в государственном учреждении. Ты "Свирель"
слупила? Слупила. Честь и хвала разработчикам новых систем на благо защиты
Отечества. Перед тем "Альбатросу" мозги вывихнула? Вывихнула. Честь и хвала
тем же. Сегодня первая проба на новом этапе. Чего ты боишься?
Учебной цели "Альбатрос" - собственно, это был старый "МиГ" - Елена
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг