- Нарисуйте любое животное. - Артур вытащил из кармана джинсов
блокнот с карандашиком. - Пусть фантастическое, выдуманное. Но чтобы у него
были...
- Крылья, ноги и хвосты?
- И глаза. Количество не ограничено. А потом я вам скажу, насколько
вы коммуникабельны, какое мироощущение - пессимизм или оптимизм -
исповедуете, всегда ли держите данное слово, счастливы ли в любви, которое
полушарие мозга у вас более развито, ваш любимый цвет и что будете делать
сегодня вечером.
- Ой, как много. И все по крыльям-ногам-хвостам?
- И все по крыльям-ногам-хвостам.
- Ну и ну.
Дорожка кончилась, они стояли у глухой калитки, низенькой и узкой.
Естественно, запертой. Высокие стебли фиолетового дельфиниума покачивались
по сторонам. Ниже развесистыми кустами росло "разбитое сердце" -
разорванные пополам цветочки червонной масти с выглядывающей снизу темной
стрелкой.
- Здесь хороший садовник, - сказала Елена Евгеньевна, проводя рукой
по тонкой согнутой веточке с цветками. - У нас на даче тоже были такие.
Знаете, как называются?
- Нет. В ботанике я не силен. Так не хотите? - Артур протягивал ей
блокнот.
Вдалеке ахнуло, вой двигателей унесся в небо.
- Старт с катапульты из-под земли, - объяснил Артур. - По теперешним
временам - явный атавизм. Не знаю, зачем они это делают.
Что-то заставило Елену Евгеньевну возразить.
- Что ж, - сказала она рассудительно, - наверное, надо. Тренировки,
поддерживают боеготовность. У меня, например, муж в авиапромышленности
занят, - вспомнила она, - строит какие-то новые самолеты или в этом роде.
Военные.
- Кому все это нужно, - Артур говорил с явным пренебрежением, - если
существуете вы? Или такие, как вы? Да не беспокойтесь, не выведываю я
никаких ваших тайн. Насколько мне положено, я посвящен. Видите ли, если
удастся все, что задумал Андрей и иже с ним, все то, - махнул за забор, -
окажется лишним. Оно и сейчас уже лишнее. Игра взрослых дядей в солдатики.
Елена Евгеньевна сорвала веточку "разбитого сердца" и взяла у Артура
блокнот. Подумав, поставила в центре листка крошечную точку и вернула,
засунув плоский карандашик в петельку.
- Это очень маленькое животное. Разглядеть его крылья, хвосты и
прочее можно только в микроскоп. Но оно очень пугливое, и пока это еще
никому не удавалось. Даже я не видела. Оно ласковое, любит, когда его
кормят тертыми ананасами и поют на ночь песенку про желтый месяц и заливные
луга.
- Однако. - Артур одобрительно смотрел на точку и почесывал свой
джонленноновский нос. - Пожалуй, мне будет трудно выполнить свое обещание.
- Не стоит тужиться, - сказала Елена Евгеньевна сквозь поднимающуюся
в ней новую волну раздражения. - Скажите лучше, коль уж вы посвящены,
сколько меня собираются здесь держать. От нашего милейшего шефа Андрюши я
вразумительного ответа так и не добилась.
- Босс, - поправил Артур. - У нас принято называть его боссом. А вот
относительно "сколько" - право, затрудняюсь. Не думаю, что очень уж долго.
Просто, кажется, что-то такое назревает очередное, вот вас и решили убрать
от греха. Помните, как это было в девяносто третьем? Тогда вы тоже прожили
несколько недель вне дома. Вот и теперь есть такое ощущение, что здесь
будет безопаснее.
- У кого ощущение? - угрюмо спросила она. Такая мысль ей не
приходила. А что, если и правда?
- Скажем, у меня. - Артур сдвинул очки на кончик носа. - Еще у
кого-то. Наши ощущения редко нас обманывают, и, например, даже такие люди,
как Андрей Львович, вынуждены с ними считаться. А теперь, - он взял Елену
Евгеньевну под руку и повел по дорожке в обратном направлении, - я скажу,
что вы будете делать сегодня вечером. Вы будете стоять у окна, смотреть на
взлетающие и садящиеся самолеты, и опять вам станет слышаться эта песня, и,
может быть, вы сможете увидеть того, о ком непрерывно думаете и скучаете...
Нет-нет, идемте, идемте. Один совет, милая Елена Евгеньевна. Когда станет
совсем невмоготу, не держите, не насилуйте себя. Нет ничего страшного в
том, чтобы сбросить излишек энергии куда-нибудь... в безопасную сторону.
Только помните, прошу вас, что вокруг ни в чем не повинные люди, и будет
очень нехорошо и горько, если кто-то пострадает. Договорились, Елена
Евгеньевна? - сказал он у крыльца. - Я здесь - ваш друг. Мы не одни, у нас
есть еще друзья. Помимо Андрея Львовича, при всем моем к нему уважении. Не
важно, что они далеко. Для таких, как мы, расстояния не играют особой роли.
Доброй ночи, Елена Евгеньевна, я еще пройдусь, пожалуй. Знаете, итальянцы
говорят вместо "доброй" - "счастливой ночи", да?
..."Или все-таки смести их куда-нибудь?" - подумала Елена Евгеньевна,
собирая с подушки и покрывала цветные черепки.
Для этого ей пришлось включить лампу у изголовья. Впрочем, подумав,
она выдернула штепсель из розетки. Лампион оказался отрезан от сети, но
свет продолжал гореть. Пусть совсем чуточку, но она изливала энергию в
безопасную сторону. Край, за которым жили пиктограммы, отступал. Как
приоткрыть форточку в душной комнате.
Думать о том, что вот он, воплотившийся в явь сон, с которого все
началось, она не могла. За этими мыслями неизбежно последовали бы другие,
которые она просто не могла себе позволить.
Не приближаясь больше к окну, она села на краешек кровати, подобрала
ноги. Свет в комнате потух. Некоторое время слышались тихие всхлипывания,
но потом прекратились и они.
..."Отчетливо неадекватные реакции, - заносил в очередную квитанцию
добросовестный Артур. - Общее состояние - по нисходящей. Психика
расстроена. Подавленность, стресс. Начались самопроизвольные переходы в
режим "А", не контролирует себя. В ближайшие двенадцать - двадцать четыре
часа произойдет полное переключение на "А" - режим как средство ухода от
действительности. Необходимы самые радикальные меры".
Загнав квитанцию, Артур приступил к составлению еще одного сообщения.
Оно было гораздо короче и передано совершенно иным способом.
Его получил Роман.
Глава 34
Когда-то с обширного поля взлетали и садились вертолеты. Рядом
располагалось несколько военных частей и одно училище. Именовалось оно
"Высшее командно-войсковое училище красных командиров". Винтокрылые машины
ежедневно разгоняли воздух своим шумом и, пролетая вдалеке, вызывали
оглашенный визг у детворы на окраинах подступающей Москвы.
Потом город подошел вплотную, и полеты прекратились. Воинские части
перевели, училище расформировали. Командиры утеряли свой цвет.
Но поле окрестные жители продолжали по старинке называть вертолетным,
хотя на нем, сжатом и урезанном, лишь догнивали последние скелеты тех
изобретений Игоря Сикорского, которые не годились даже, чтобы продать их
как цветной металлический лом. Впрочем, еще позже они все-таки пошли именно
на это - кусками. Куски отрывали ночные люди, жившие на ближайшей свалке, и
несли скупщикам - в порядке частной, так сказать, инициативы.
Затем у остатка поля завелся новый хозяин, и безобразия прекратились.
Были проложены две взлетно-посадочные полосы в расчете на малые самолеты
перпендикулярно друг другу, для разного ветра. Появились ангары и службы.
Забор, выше и прочнее прежнего, - обязательно.
Здесь учились летать те, кто этого хотел и мог себе позволить;
имелась стоянка частных самолетов и вертолетов. Их становилось все больше.
- Будем ждать рассвета, - сказал Михаил.
- Вы спешили, - напомнил ему Андрей Львович. На асфальтовом квадрате
стоял "Ми"-восьмой, транспортный вариант, с включенными огнями. Два
прожектора от ангаров освещали его правый борт. Дверца над
скобой-ступенькой распахнута. Забирайся внутрь и лети, только двигатель
пока не запущен.
Поодаль, на другом квадрате, который не был освещен, стояло несколько
легковых автомобилей и виднелись очертания еще одного вертолета, гораздо
меньших размеров. Михаил не мог его определить пока.
- Какие возможности! - Михаил открыл дверцу "Порша". - Право, я
начинаю вас побаиваться.
- А на той площадке - "Алуэтт", Франция. Пару лет назад подарен
полицейским управлением Парижа московской муниципальной милиции. Недолго он
у них пробыл.
- С ума сойти.
Он вышел, сел на траву, и Андрей Львович последовал его примеру.
- Причем все строго законно, хоть и конфиденциально, прошу заметить.
- Еще бы. - Михаил процитировал: - "Это надо делать так, чтобы не
было слышно. Это поаккуратнее надо делать".
- Вот именно. Терпеть не могу лишнего шума и лишних людей. Они
отвлекают.
Земля еще помнила дневное солнце. Если смотреть между темно-синей
тушей "восьмого" и силуэтом дальнего ангара, можно вообразить, что вокруг
никого нет, и эта ночь - только для тебя, и день, который придет за ней, не
принесет тебе обязательного отчаяния, горького долга, боли потерь. Что
будут только теплое солнце, запах нагретых одуванчиков и звонкие жаворонки,
которых не разглядеть в синеве.
что в Мире твоем покой
- Пусть потушат огни, взлетим через два часа. Андрей Львович без
возражений встал, сунулся в дверцу "Порша", отдал неразборчивое приказание.
Бортовые огни на "восьмом" погасли почти сразу. Из двух прожекторов на
ангаре остался лишь один, слабейший.
Цикады трещали совсем по-южному. Михаил закинул руки за голову, лег
навзничь. Млечный Путь почти не был виден из-за подсветки гигантского
города.
- Андрей, из чистого любопытства: вы всерьез собираетесь всех нас...
э, изолировать? Вот просто так, без суда и следствия? Где же цивилизованный
подход? Гуманность? Права человека? Это вам не прежние времена, знаете ли!
- Я ж говорю, вам можно позавидовать. Времена всегда одни и те же, а
вот чувство юмора - вещь преходящая. Как вам удается не терять?
- Рецепт древний: хочешь избавиться от страданий - избавляйся от
привязанностей. Похоже, вам это тоже удается не без труда?
- Мои привязанности иного рода. У меня нет любимой женщины, которую
пытаются отнять, друзей, которыми приходится рисковать.
- Но что-то же у вас есть? Что-то, во имя чего вы... и так далее. Во
имя! Есть?
- Черт его знает, наверное, есть. Коньяк будете? Елена как-то назвала
его гадостью, но другого у меня нет.
- Буду.
Против своего желания Михаил начинал испытывать ответную симпатию к
этому человеку. Тому, кто держит в руках тайные нити и нажимает на скрытые
пружины. Думает, что это так.
Просто человек, сидящий рядом на траве под теплым звездным небом.
- Хотите пару занятных историй, Михаил?
- Валяйте. Нет ничего приятнее, чем ночные байки под коньячок. Вполне
приличный, между прочим, зря она... привереда какая. Обязательно скажу, как
увидимся.
- Скажите. Первая байка из полувекового прошлого. Сорок пятый год,
война с Японией, оккупированный Китай, южные отроги Малого Хингана, городок
Хайлунь. В медсанбат наступающего советского полка попадает тяжело раненный
китаец. Очень тяжело раненный. Многочисленные осколочные повреждения и
переломы костей, чуть не сердце с печенью задеты, да еще и сильно обожжен
вдобавок. Китаец "важный", приказано поставить на ноги во что бы ни стало.
Ну, или хотя бы чтоб смог говорить. В медсанбате быстренько латают этот
почему-то еще дышащий труп, отправляют в тыл, в большой госпиталь в Бэйане.
Даже номер того госпиталя сохранился - сто двадцать шестой. К изумлению
всех, китаец переносит сто с лишним километров дороги и, кажется, даже не
очень тяжело. Потом начинаются чудеса. Переломы срастаются за недели,
рваные раны зарубцовываются за дни. Через десять дней бывший труп ходит,
через две недели начинает помогать нянечкам и сестрам. Ли Сяо - так он
назвался - товарищей по палате развлекает фокусами: доводит свой пульс до
двухсот и снижает до сорока, повышает температуру тела до такой, что
ртутный термометр отказывается фиксировать - до восьмидесяти градусов и
выше. Кончики пальцев раскаляются настолько, что от них прикуривают
папиросы. Ли Сяо демонстрирует врачам опыты с кровяным давлением,
взвинчивая и снижая за минуту опять-таки в пределах, не имеющих права на
существование. На все вопросы, как он это делает, отвечает одно: дед
научил.
- По-моему, это что-то вроде йогов? - незаинтересованным голосом
осведомился Михаил.
- Что-то вроде. Даже если это и был феномен, то не единичный.
Подобные случаи известны. Просто Ли Сяо - пожалуй, один из первых
авторегенераторов, сообщению о котором я могу стопроцентно верить. Вам
понятен термин?
Михаил промычал что-то в знак согласия.
- Интересна дальнейшая судьба Ли Сяо. Он...
- Похитили Пришельцы. Завербован сразу пятью военными разведками.
Используется в секретных институтах. Кстати, нам ведь - туда?
- Он просто умер. Неизвестная болезнь. Протекала бурно. Списали на
заражение на полигонах генерала Исии. Ну, помните, "Отряд сто один",
японская программа бактериологической войны. Ли Сяо о них и должен был
рассказать и рассказал, но это к делу не относится.
- А что относится?
- Сохранилась тщательно задокументированная история болезни, описание
ее хода. Тогда никому ничто не могло сказать, а на современный взгляд -
стократно ускоренная картина умирания от СПИДа.
- Значит, СПИД выдумали японцы. Уже тогда. Перед капитуляцией сыны
Яма-то подкинули баллоны в Африку с записочкой: "Вскрыть через двадцать
пять лет".
- Нет, - сказал Андрей Львович. - История появления ЭЙДСа совсем не
такая.
- А какая?
Михаил следил, как точка спутника бежит из созвездия Персея в
Кассиопею. Она блеснула последний раз и потерялась. Ночь была душной, к
грозе, но небо еще не заволокло. От площадки, где стоял маленький "Алуэтт",
временами слышались звуки. "Ми-8" безмолвствовал.
- С ЭЙДСом история не такая. - Андрей Львович как бы закрыл дверь
перед темой. - А в нашем деле нас должна интересовать только необычайная
скорость регенерации органов у Ли Сяо, равно как и его стремительная
непостижимая смерть.
- Подумаешь, смерть, - сказал Михаил. Ему совсем не нравилось
направление, которого упорно придерживался Андрей Львович. -
Переусердствовал в своих фокусах. Как полковник Таунсенд.
- Это который останавливал сердце и однажды не смог вернуться?
Англичанин? Нет, Михаил, это тоже не то. Там была чистой воды коммерция.
Представление за деньги. А Ли Сяо, развлекая своих сокоечников, не
усердствовал никогда. Создавалось впечатление, что он, наоборот, сдерживает
себя, не пуская наружу то, что из него прямо-таки рвется. Вообще все
исследования аномалов, или феноменалистов, как они сами себя называют с
легкой руки Светки Светановой, одного из их лидеров, дают четкое деление на
два рукава. Или, если хотите, категории. Первые - их большинство - либо
достигают своих результатов тяжелыми тренировками тела и духа, как, скажем,
наиболее выдающиеся йоги, либо пользуются своими способностями без всякого
напряжения, как еще одним природой данным органом или чувством. Пример из
старых - Мессинг. С закрытыми и завязанными глазами ему было легче
"видеть".
- А не из старых? - с умыслом спросил Михаил.
- Я мог бы назвать ряд имен, но ведь они все равно вам ничего не
скажут. Широкой публике эти люди неизвестны, а известные - как правило,
никакого отношения к действительным аномалам не имеют. Я ответил?
- Ладно уж. Ответили. Валяйте дальше.
- Категория вторая. Эти не прилагают усилий, чтобы добиться чего-то
большого. Они прилагают усилия, чтобы добиться малого и не пойти дальше.
Они чрезвычайно редки, но они есть, эти люди. Трудно делать какие-то выводы
о природе сил, которыми они владеют. Зачастую картина такова, что задаешься
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг