КЛУБ ФАНТАСТОВ
РОМАН ПОДОЛЬНЫЙ
Фантастическая этнография и этнографическая фантастика
Связь фантастики с естественными науками общепризнана и, можно
сказать, освящена временем.
Почему-то гораздо меньше внимания обычно обращают на роль гуманитарных
ваук для научной фантастики. И сама большая История, и антропология, и в
очень большой мере этнография стали неисчерпаемыми источниками и
фантастических идей, в замысловатых сюжетов. Откуда, как не из фантастики,
мы получаем сведения о быте будущего? Но, главное, материал этнографии,
народоведения, науки, выясняющей особенности материальной в духовной
культуры народов, присутствует почти всюду, где изображены контакты землян
с инопланетчиками. Так же, как материал антропологии - всюду, где эти
инопланетчики описываются.
Научный материал, агиографический и антропологический, может быть дан
с прямыми ссылками на земные аналогии, а может присутствовать лишь как
невидимый, скрытый от глаза, но открытый мысли и чувству фон событий. Этот
фон, видимый или невидимый, есть в каждой по-настоящему талантливой веши.
Жюль Берн в "Таинственном острове" пускался чуть лн не в
приматологические изыскания, чтобы читатель поверил в ум орангутана Юпа.
Уэллс для объяснения облика своих марсиан (голова да щупальца) ссылался на
научную литературу и объяснил, что, по мнению тогдашних антропологов,
эволюция человека должна привести его к такой примерно внешности. Александр
Беляев, рисуя людей будущего хилыми, лысыми, без ногтей я почти без зубов,
дает сноску о том, что тут все "по науке".
Фантастика так хотела быть научной, что считала своим долгом
подтверждать этот титул на каждом шагу.
Сейчас ей уже поверили - иногда даже больше, чем следует. Но одно, на
мой взгляд, бесспорно: фантастика интересна для читателей постольку,
поскольку, по-своему преломляя, она пытается решать насущные реальные
проблемы. Путешествие на чужую планету для фантаста, к примеру, может быть
и способом показать нелепость расовых предрассудков, и средством раскрыть
глаза тем, кто готов считать себя образцом для вселенной, а свои
религиозные взгляды и бытовые привычки - безусловно идеальными.
Фантастика впитывает в себя огромные знания, накопленные науками. Ее
владения так огромны, что она граничит буквально со всеми отраслями знания
(недаром же так часто повторяют про очередное научное достижение, что оно
"граничит с фантастикой"). Через эти границы поступают в фантастику
непрерывным потоком сведения и замыслы, питающие ее. Я попробую рассказать,
в каком виде проступают на экране литературы некоторые проблемы двух наук:
антропологии и этнографии. Разумеется, потребовалась бы целая книга, чтобы
сделать мало-мальски полный обзор фантастики под этим углом зрения.
Перед вами - заведомо беглый и, боюсь, весьма субъективный рассказ.
Ни в чем, пожалуй, так не расходятся фантасты между собою (и "сами с
собою" в разных произведениях одного автора), как в "антропологических"
описаниях инопланетчиков.
Одни рисуют мыслящие растения, мыслящие камни, мыслящие облака, океаны
и даже планеты, которые представляют собой единый мозг - от ядра до коры.
Другие "скромнее".
Вот жители Луны в описании польского фантаста начала века Е.
Жулавского: "...У них есть крылья, хотя они с трудом пользуются ими...
Между собой они объясняются при помощи светящихся знаков на лбу ...под
крыльями из натянутой на костях перепонки есть гибкие змеиные руки с
шестипалой кистью. Все тело их покрыто черным коротким волосом, мягким,
густым и блестящим, кроме лба и ладоней... беззубый рот, окруженный роговым
наростом в виде широкого и короткого клюва с крючковатым выступом в
середине".
По мнению Виктора Гончарова, советского писателя 20-х годов, обитатель
Луны - "слоненок на задних лапах... верхние конечности мускулистые и
покрытые пергаментной кожей с мелкими черными волосиками...".
Под все детали строения тела своих героев большинство фантастов
старается подвести научную базу.
Американец Хуго Гернсбек не только живописует, но и объясняет: "Рост
(марсиан) около 10 футов, их огромные тела похожи на бочку, а сверху
возвышается большая несуразная голова с громадными, словно раковины, ушами
шириной около фута и хоботообразным носом длиной 3 фута... глаза... как бы
сидят на длинных стеблях, которые могут удлиняться и укорачиваться, словно
подзорная труба. На голове... две громадные антенны - органы телепатии. Рот
похож на расплющенный клюв.. Руки и ноги тонкие и хрупкие. На каждой руке
по восемь пальцев, а вместо ступней огромные лапы с перепонками.
Поскольку сила притяжения на Марсе мада, там никогда не было очень .
плотной, атмосферы. Поэтому, чтобы не погибнуть, марсианам пришлось
значительно развить свои легкие; отсюда их колоссальная грудь, из которой
практически и состоит все тело".
По Уэллсу, все тело марсиан состоит из одной головы, а селениты больше
всего похожи на огромных насекомых, наделенных мозгом.
Тут испугаешься! И фантаст Э. Гамильтон написал юмористичесхий рассказ
"Невероятный мир", в котором Марс заселен марсианами из разных
фантастических произведений.
"Ошеломленные глаза Лестера различали марсиан, возвышающихся над
толпой на двадцать футов, и шестируких марсиан, похожих на маленьких
безруких комариков; марсиан четырехглазых, трехглазых и марсиан совсем
безглазых, но с щупальцами, вырастающими из лица; синих, черных, желтых и
фиолетовых марсиан, не говоря уже о марсианах неопределенных оттенков,
анилинокрасного, вишневого, бурого цвета и марсианах прозрачных...
Удивительнее всего было, что женщины, все без исключения, были гораздо
привлекательнее мужчин... любая марсианка, бурая, зеленая, синяя или
красная, могла быть образцом земной красоты".
Француз Ф. Карсак перенес на некую планету кентавров из
древнегреческих мифов. Американец Клиффорд Д. Саймак изобрел живые
существа, способные принимать любые формы, в том числе и форму человека.
Советский фантаст В. Савченко во "Второй экспедиции на Странную
планету" обнаружил на ней существа в образе космических ракет (за двадцать
лет до того они были самолетами и превратились в ракеты в процессе
эволюции).
"...Эти ракетки и есть живые существа, населяющие Странную планету...
По-видимому, они сродни не нам, а скорее тому, что создано руками и умом
человека; электрическим двигателям, фотоэлементам, ракетам, электронным
математическим машинам... Мы - растворы, они - кристаллы. Мы собраны
природой из клеток, которые являются.... весьма сложным раствором различных
веществ и - соединений в воде. Они, "ракетки", состоят из сложных и простых
кристаллов, металлических, полупроводниковых и диэлектрических. Все то,
чего человек достиг после тысячелетий труда и поисков, естественным образом
вошло в организмы "ракеток".
Электромагнитное движение, телевидение, космические скорости,
радиолокация, представление об относительности пространства и времени".
Должен сказать, что ученые сейчас выдвигают и еще более фантастические
предложения о возможных основах жизни. Как участник Бюраканской
международной конференции по связи с внеземными цивилизациями, я слушал
доклад академика В. Л. Гинзбурга. Он, в частности, говорил о принципиальной
возможности жизни на основе иных, чем наши атомы, соединений совсем других
элементарных частиц.
И на этой конференции каждую попытку как-то ограничить конкретными
условиями среду, порождающую жизнь в разум, встречали хлестким
словосочетанием: "космический шовинизм". Среди его разновидностей были
шовинизм углеродно-кислородно-водородный, водородный, солнечный, звездный,
планетный...
Астрономы, физики, биологи отказывались признать свой способ
существования в природе единственно возможным. Они были против
исключительности чего бы то ни было во вселенной.
Задним числом ученые оправдали всех, кто рисовал себе "другие версии"
разума. И тех, кто писал о чужих, но людях, - тоже. Человек ведь не
исключение (хотя и не правило), значит, природа могла его и повторить.
Но писатели все-таки не ученые.
По-видимому, за относительно редкими исключениями, гораздо интереснее
и писать, и читать про существа, похожие на людей и по внешности, и по
своей психологии.
И поэтому-то, мне кажется, человекоподобные инопланетчики, для которых
фантасты предложили специальный термин - гуманоиды, - господствуют на
страницах рассказов, повестей и романов. И главное, потому еще, что
человеческие проблемы удобнее решать, показывая конфликты среди людей же.
Иван Антонович Ефремов, впрочем, предложил научное обоснование тому:
"Мыслящее существо из другого мира, если оно достигло космоса, также высоко
совершенно, универсально, то есть прекрасно. Никаких мыслящих чудовищ,
человеко-грибов, людей-осьминогов не должно быть".
И у него в повести "Сердце змеи" люди, у которых в каждой молекуле
место кислорода занимает фтор, даже по росту не отличны от землян. У них
другой цвет кожи, но "фиолетовые губы открывают правильный ряд зубов".
Словом, фантасты по-своему пробуют на зуб коренные проблемы
эволюционной антропологии.
Неизбежно ли появление разума? - сейчас этот вопрос задают на
симпозиумах и конгрессах. Фантасты первыми поставили его - с научной точки
зрения - в книгах, которые, увы, не были научными.
И все же такой приоритет чего-то стоит.
Обычаи и правила жизни несуществующих народов! Казалось бы, они могут
быть интересны в литературе лишь как антураж, нужны лишь в виде острой
приправы к блюду, роль которого играет приключенческий сюжет или
фантастическая, научная, этическая идея.
Но тогда почему столь многие детали из быта выдуманных людей прочно
оседают в памяти?
Даже этнограф, если он специально не занимается малайцами, вряд ли
сразу припомнит правила, которых они придерживаются при еде. И, наоборот,
не всегда признает народ по описанию его способа готовить мясо.
Но достаточно почти что кому угодно услышать: "Установлено, что за это
время не меньше одиннадцати тысяч человек пошли на казнь, лишь бы не
подчиниться повелению разбивать яйца с острого конца", чтобы понять, о ком
идет речь.
Это же о лилипутах Джонатана Свифта!
Верно. Лилипутах. Но разве это только о них? Там, где наука описывает,
исследует, пытается объяснить генезис явления, увидеть тенденции его
развития, там фантастика подхватывает и продолжает эти тенденции, порою
превращает рисунок в карикатуру, порою возносит на месте дома дворец, чаще
надстраивает одну из стен дома, чтобы мы яснее увидели прекрасные узоры
или, наоборот, трещины на ней.
Аркадий и Борис Стругацкие создали в своей повести "Трудно быть богом"
научно-исследовательский Институт экспериментальной истории. Его посланцы
на чужих планетах живут среди их обитателей, приняв их внешний облик,
освоив одежду и традиции, и пробуют - очень осторожно - корректировать
историю. Есть среди этих научных сотрудников, по крайней мере, один
этнограф - Шуштулетидоводус, "специалист по истории первобытных культур,
который сейчас работает шаманом-эпилептиком у вождя с сорокапятисложным
именем".
Не знаем мы пока иных населенных планет; и этнографам хватает дел на
земле, но Институт экспериментальной истории существует.
Функции его выполняет научная фантастика. Пока это мысленные
эксперименты; но ведь в практике человечества они всегда предшествуют
модельным и натурным экспериментам. Впрочем, здесь и в принципе возможны
только мысленные эксперименты - не поставишь же опыты на.людях. А в
распоряжении фантастов миллионы, миллиарды, триллионы людей плюс парсеки,
пространства и тысячелетия времени.
Фантаст может как будто делать все, что хочет, не принимая во внимание
даже собственные предыдущие рассказы.
Рэй Брэдбери рисует нам Марс То безлюдный, вымерший, то населенный,
изображает марсиан то воинственными, то милыми и кроткими существами. То у
него Марс колонизуют покинувшие Соединенные Штаты негры, причем после
ядерной войны на Земле к ним присоединяются остатки белых американцев, то,
наоборот, белые обитатели Марса, узнав о войне на Земле, срочно и поголовно
возвращаются на старую родину.
Писатель сильнее, чем любые мифические боги, которые, по точному
определению древних греков, все-таки не могут сделать бывшее - не бывшим.
Тем не менее есть правила игры, обязательные и для фантаста, особенно
научного, конечно, но и "ненаучного" - тоже.
Книги пишут для людей, и книги должны быть интересны, должны волновать
читателей, иначе эти книги не, нужны. А чтобы в читателе проснулось
волнение, произведение искусства обязано так или иначе отражать жизнь,
воспроизводить действительность. И в самых фантастических по масштабам
космических конфликтах мы узнаем земные беды и страсти: И фантасты уходят в
глубины океанов и на чужие планеты лишь для того, чтобы на новой сцене
новыми гранями заиграли старые драмы человеческой жизни.
В том числе и те, которые изучает этнография.
На Земле встречались представители разных народов, отличающихся друг
от друга, по существу, мелочами. В космосе могут встретиться два
человечества, чуждые друг другу в бесконечно большей степени, разделенные
не только расстояниями, но и химическим составом, средой обитания,
размерами, бог знает чец еще. Фантаст поставил над иксом в земном уравнении
показатель высокой степени, очистил эксперимент от мелочей.
И над этой пропастью существа, каждое прикосновение которых друг к
другу чревато смертельной опасностью для обоих, соединяют в дружеском
пожатии руки в тяжелых перчатках скафандров. Это у Ефремова. И то же, в
другой форме, у десятков других писателей: советских, польских,
американских, японских.
Но бывает и иначе. Вот великолепный рассказ Роберта Шекли "Проблема
туземцев".
На планету "Нью-Таити" прибывает космический корабль с переселенцами,
странствующими уже пять поколений от звезды к звезде.
Их вождь произносит речь: "На планете есть туземцы... и, как все
аборигены, они, несомненно, коварны, жестоки и безнравственны.
Остерегайтесь их. Конечно, мы хотели бы жить с ними в мире, одаряя их
плодами цивилизации и цветами культуры. Возможно, они будут держаться
дружелюбно по отношению к нам, но всегда помните, друзья: никто не может
проникнуть в душу дикаря. У них свои нравы, своя особая мораль. Им нельзя
доверять; мы всегда должны быть начеку и, заподозрив что-нибудь неладное,
стрелять первыми!" Спрятавшись за кустами, слушает эту речь единственный
"туземец" Эдвард Дантон - американец, приехавший на планету на несколько
месяцев раньше, ходивший здесь в набедренной повязке и как следует
загоревший.
Его знание английского рассматривается как высокая способность к
мимикрии, заявления о миролюбии - как черное коварство, попытки
объясниться - как бевпримерная наглость. В конце концов Дантон сумел
запугать пришельцев, и те "помирились с туземцами". Одного лишь Дантону не
удалось добиться: так и не смог он доказать никому, в том числе и любимой
девушке, ставшей его женой, что он не туземец. Дантон стал предметом
изучения антропологов и этнографов.
"Их внимание привлекли также исполинские статуи из песчаника на
главном острове Нью-Таити, зловещие, колдовские изваяния, которые, увидав
однажды, никто уже не мог позабыть (их вырубил сам Дантон во время своего
отшельничества).
Вне всякого сомнения, они были созданы некой пранью-таитянской расой,
обитавшей на планете в незапамятные времена, которая вымерла, не оставив по
себе следов".
Конечно, этот рассказ - острая сатира на расизм. Но не только на него.
Концовка бьет по другим настроениям, бесконечно менее вредным и все же
ошибочным: по идеализации "детей природы" и прочим стандартным способам
восприятия конкретной и не принимающей шаблонных мерок действительности.
На Земле проблема контакта между культурами, взаимопонимания между
народами, стоящими на разных стадиях развития, сама по себе достаточно
остра. Перед человечеством стоит серьезнейшая задача - удержать в своей
КОЛЛЕКТИВНОЙ памяти богатства, накопленные всеми его разнообразными
культурами. Взаимопонимания требует и ешe более насущная задача -
поддержание прочного мира.
На Земле оно возможно. Ну а в космосе?
Во множестве произведений ключом к взаимопониманию служит общий
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг