Игорь Подколзин
Когда засмеется сфинкс
Приключенческо-фантастический роман
Об авторе
Игорь Подколзин родился в Забайкалье, в городе Чите. В пятнадцать лет
поступил в специальную военно-морскую школу.
После окончания Высшего военно-морского ордена Ленина Краснознаменного
училища имени Фрунзе служил офицером на Тихоокеанском и Балтийском флотах.
Уволившись в запас, окончил факультет журналистики МГУ имени
Ломоносова.
Его перу принадлежит более трехсот рассказов, очерков, статей,
репортажей, корреспонденции, телесценариев. Игорь Подколзин - автор повестей
"Всю жизнь с морем", "Трагедия у Итурупа", "Один на борту", "Свет над
горизонтом", "Тайна острова Варудзима".
Глава I
Бар "Гонолулу"
Столик из белого пластика стоял в углу. Сквозь большое, во всю стену,
окно - оно выходило на тихую улочку, которая вливалась в широкий прямой как
стрела проспект, пересекающий город с севера на юг, - были видны двух- и
трехэтажные дома, узкий, запыленный, покрытый клочками бумаги тротуар.
Парило. Лучи солнца падали почти отвесно, и в вязком асфальте оставались
слабые отпечатки каблуков. Пахло нефтью и пылью.
За столиком спиной к матовому с разводами стеклу, промытому до
зеркального блеска, сидел человек. Неподвижный взгляд его был обращен на
рекламный плакат компании туристских путешествий, призывавший посетить
жемчужину Тихого океана - Гонолулу. Шоколадного цвета девушка с чуть-чуть
раскосыми глазами на круглом лице, в обрамлении глянцевито-черных волос, в
бикини из золотистой парчовой ткани держала в одной, изящно поднятой вверх
руке гроздь бананов и ананасов, а в другой - билет на изображенный здесь же
многопалубный лайнер. Позади нее ослепительно синели небо и море, зеленели
перистые пальмы с лимонными, стройными и колючими стволами. Из красных
полуоткрытых губ креолки, сначала тоненьким языком, затем бесплотным, словно
дыхание на морозе, клубом поднималось светлое облачко, надпись на нем сулила
людям все экзотические блага и земного и небесного рая за время путешествия
на борту сверхсовременного красавца теплохода. Справа налево по диагонали
шла светло-голубая полоса, на которой цифра 3900 обозначала расстояние от
города до порта Гонолулу на далеком острове Оаху. По нежно-лиловому полю
рекламы там и сям парили, распластав длинные могучие крылья, серебристые
альбатросы. При взгляде на плакат казалось, что от него струится пряный
аромат тропических цветов и растений и еле уловимый запах нагретой солнцем
загорелой кожи девушки.
В это послеобеденное время бар почти пуст - так, пять-шесть человек,
забежавших выпить чашку кофе, пива или наскоро перехватить рюмочку.
Человек глубоко вздохнул, оторвался от созерцания флоры и фауны
Гавайских островов и посмотрел на высокую кружку из пузырчатого стекла.
Брови его поползли вверх, словно он удивился, что она пуста. Над его головой
вскинулась рука с оттопыренным большим пальцем. Почти тотчас молоденькая
грациозная официантка ловко заменила пустую кружку на полную янтарным, с
шапкой пены пивом.
- Спасибо, Моника. - Слегка одутловатое лицо посетителя осветилось
доброй улыбкой. - Благодарю вас. Вы не обидитесь, если я задам несколько
нескромный вопрос? - спросил он, приподняв голову.
- Пожалуйста, мистер Грег. - Девушка слегка присела в книксене.
- Мне известно - я прочел на объявлении у входа, - вы вечером
выступаете здесь на эстраде со стриптизом. - Он немного помолчал. - А вам не
бывает, извините меня ради бога, стыдно выставлять свое юное тело на
обозрение ораве зажравшихся и пьяных шалопаев?
- Я уже привыкла, мистер Грег. - Официантка вспыхнула, опустила ресницы
и потупила глаза. - Правда, сначала было страшновато, я стеснялась до слез,
даже плакала за кулисами. Но это, конечно, не самое главное. Дело совершенно
в другом.
- В чем же, Моника?
- В том, - она вскинула ресницы, и глаза ее сделались колючими, - что
мне необходимо кормить больную мать и заботиться о маленьких сестренках,
которых я очень люблю. У нас нет отца, он был летчиком и разбился, совершая
обычный рейс, а компания отказалась выплачивать пенсию. Мне думается, то,
что делаю я, лучше, чем некоторые вещи, которые позволяют себе другие мои
сверстницы, - я не виню их, нет, просто из возможных зол выбирают меньшее,
но уж, во всяком случае, не ради собственного удовольствия днем я вылезаю из
кожи, чтобы обслужить клиентов, а ночью под звуки джаза сбрасываю платье и
танцую обнаженной. Что поделаешь - человек слаб, как тростинка, и любой
ветер может его сломать.
- Вы, очевидно, не догадываетесь, Моника, что сейчас процитировали
первую часть высказывания французского философа Блеза Паскаля. Далее он
говорит: "Да, тростинка, но тростинка... думающая". Значит, как я понял,
теперь вы привыкли и не чураетесь своего занятия, добывая в поте лица хлеб
насущный.
- К этому нельзя привыкнуть окончательно, и я до сих пор краснею, когда
появляюсь на сцене, но простите, мистер Грег, те, кто любуется за деньги
этим зрелищем, им не стыдно смотреть на голых женщин?
- Думаю, стыдно. Потому-то для подобного аттракциона и выбирают время
потемнее и прочие ухищрения в виде различных световых эффектов. И пытаются
алкоголем притупить голос совести, заглушить протест против свинского
глумления над красотой человеческого тела, над одним из величайших творений
природы.
- Может быть, вы и правы, я никогда не задумывалась над этим. Кроме
того, мне не дано право осуждать людей и их поступки.
- Вы умница и философ, Моника, и мыслите трезво, если это слово
применимо в данной ситуации. Вы окончили колледж?
- Да. Собиралась в университет, изучать медицину, но там необходимо
платить, а у нас не было денег даже на еду. Извините, мне нужно работать,
уже зовут. - Она снова присела в книксене.
- Это вы простите меня. Желаю вам счастья. Бар постепенно наполнялся
посетителями. Девушка улыбнулась и, будто растаяв, скрылась за блестящей
никелем стойкой, над которой, как трубки органа, стояли ряды бутылок с
самыми замысловатыми наклейками.
"Бедная и мужественная девчонка, - думал мужчина. - Она барахтается в
грязи, обнажается перед скотами, чтобы заработать жалкие гроши и прокормить
семью. И странное дело - ухитряется оставаться девственно чистой и
незапятнанной, как озерная лилия".
На потолке широкие опахала, словно стрельчатые листья пальм,
перемешивали напоенный запахом пива, духов и табачного дыма воздух.
Человек поднял бокал, в нем искрилась пена, сделал несколько больших
глотков и опять уставился на кофейную креолку.
На вид ему было лет тридцать - тридцать пять. Светло-каштановые в
крупных завитках волосы взлохмачены и давно не стрижены, бледное лицо, на
котором резко обозначались глубокие складки, пересекала наискось черная
кожаная лента с таким же кожаным кружком, плотно закрывающим правый глаз.
Левый, серый с небольшим отечным мешочком под ним, скептически прищурен,
точно человек в чем-то все время сомневался, губы кривились в иронической
улыбке. Волевой подбородок разделяла еле заметная ложбинка. Одет он был в
серый, из хорошей ткани, летний пиджак, явно купленный в магазине готового
платья, а не сшитый на заказ. Рубашка в оранжево-фиолетовую полоску с
расстегнутым воротом была мятой. Из потертого и слегка обтрепанного, с
висевшей на размочаленной нитке пуговицей левого рукава торчал двойной
блестящий металлический крючок, загнутый в кольцо, как у каминных щипцов.
Человек опустил голову и начал медленно водить крючком по мокрым
озерцам пива на пластике столешницы, соединяя их в каналы, приделывая лучи,
как солнцу, завивая в замысловатые спирали. Затем он потряс головой, провел
ладонью по лицу сверху вниз и снова поднял большой палец.
На его жест вместо девушки подошел седой и немного тучный старик -
хозяин бара. В его черных, как маслины, глазах под кустистыми бровями было
снисходительное, но сдержанное осуждение.
- Не достаточно ли, мистер Грег? - Хозяин указал толстым пальцем с
плоским сиреневатым ногтем на стопку разноцветных картонных кружков на краю
стола. - Это уже четвертая. Может быть, хватит, ведь до вечера еще далеко?
- Не хватит, Джекки. Или я не имею права доставить себе удовольствие и
выпить в этом сволочном мире? Или вы думаете, что я пьян?
- Ну зачем же так, мистер Грег, пожалуйста. Я всегда пытаюсь избежать
неприятностей. Мне показалось, что вы уже хлебнули изрядно. Не было бы
недоразумений с полицией.
- Мне нет дела до вашей сволочной полиции, - он пристально взглянул
единственным глазом на хозяина, - до ваших сволочных законов и... вашего
сволочного Гонолулу. - Он неожиданно выбросил вперед руку и ткнул крючком в
красочный плакат на стене. - Я хочу пива, обыкновенного холодного пива, по
пятьдесят центов за пинту.
- Извините, мистер Грег, я сейчас распоряжусь, одну секундочку. -
Хозяин поклонился и все так же, как монумент, будто не шагал, а к подметкам
ботинок были приделаны колесики, двинулся к стойке.
- Вот так-то лучше. Подумаешь, велика потребность, - еле шевеля губами,
произнес мужчина, лоб его опустился на раскрытую ладонь согнутой в локте
руки. - Это же так ничтожно мало - пива и покоя, господи. Девушка поставила
перед ним кружку.
- Спасибо, Моника, вы молодец, дай вам бог удачи. - Из верхнего кармана
пиджака он вынул сигарету, размял ее, взял со стола спички и очень ловко
прикурил. Струя дыма потянулась в сторону плаката. - Простите, что
побеспокоил.
- Пожалуйста, всегда рада услужить вам, мистер Грег. - Она взяла пустую
кружку и отошла.
На тротуаре у окна бара остановился прохожий в белом чесучовом костюме.
Пристально посмотрел на одноглазого. Постоял. Пошарил взглядом по залу,
словно кого-то отыскивая.
Неторопливой походкой, держа сигарету в отставленной в сторону руке с
оттопыренным мизинцем, украшенным широким золотым кольцом, к стойке
приблизился щеголеватый молодой человек в клетчатом пиджаке, он поставил
ногу в изящном лакированном с плоским носком ботинке на подставку внизу у
пола и попросил коньяку. Румяному и по-детски круглому лицу он пытался
придать надменное выражение. Губы презрительно кривились. Он, очевидно,
изнывая в безделье, наблюдал сцену разговора мужчины с официанткой и
хозяином. Переложив сигарету в другую руку, он двумя пальцами поднял рюмку
за тонкую ножку и, сощурившись, посмотрел напиток на свет. На тыльной
стороне ладони сине-зеленым пауком расплылась татуировка. Все на нем было
новое, с иголочки: и костюм, и обувь, и цветной, в радужных завитушках,
широкий и модный галстук. От фигуры веяло парикмахерской и довольством.
Отпивая маленькими глотками коньяк, повернулся к хозяину, еще
брезгливее скривил губы и, растягивая слова, словно жуя их, назидательно
произнес:
- Почему вы пускаете в свое заведение разный сброд, который изводит
девушек непотребными, похабными расспросами? Здесь приличное место, и нечего
шляться всяким прощелыгам и подонкам, им давно пора в богадельню.
Одноглазый приподнял голову с ладони и недоуменно, будто еще не
полностью отрешился от затаенных личных мыслей, уставился на говорившего.
- Об этом я спрашиваю вас, хозяин! - продолжал, повысив голос, молодой
человек. - И прошу ответить. Да, да, прошу!
Бармен вскинул на него глаза, нахмурился, но тут же словно через силу
улыбнулся и миролюбиво произнес:
- Слава богу, мистер, мы живем в свободной демократической стране, и
любой может посещать то, что ему вздумается, если он, конечно, не
безобразничает, ведет себя благопристойно, не нарушает порядок. А насчет
подонка, то я извиняюсь, но честнее и благороднее человека, чем мистер Грег,
он, кстати, когда-то был полицейским, мне не приходилось встречать, и это не
только мое мнение.
- Выдумаете? - протянул молодой человек. - Однако запоете по-другому,
когда это кривое чучело распугает клиентов. Вы правильно изволили заметить,
мы живем в свободном мире и вольны ходить туда, куда заблагорассудится, где
не появляется всякое отребье и не пристает с пошлыми предложениями к юным
девицам. А если это извращенный тип, таких сейчас хоть пруд пруди?
- Но он не приставал пи с какими предложениями.
- А я заявляю, приставал, и он, несомненно, маньяк.
- Мистер Грег порядочный и образованный человек. Тем более вы же
видите, он инвалид, без руки и глаза, будьте милосердны, - пробубнил хозяин.
- Вот именно, - отрезал клетчатый. - Пусть отправляется со своими
горестями и дурацкими расспросами в церковь или молельный дом каких-нибудь
мормонов, а не действует на нервы культурным людям, не отравляет настроение
тем, кто хочет развлекаться за свои денежки, приобретенные, может быть,
ценою здоровья и жизни.
Приходится лишь удивляться, куда смотрят наши блюстители порядка. Мы их
содержим - платим жалованье не за то, надеюсь, чтобы разное образованное
нищее хамье портило нам жизнь, а вам репутацию заведения. - Он обратил лицо
к посетителям, будто призывал их в свидетели.
Многие сочувственно закивали.
- Эдак вы еще и вонючих ниггеров сюда напустите, чтобы они, изображая
обезьян, лазали по люстрам? - Он громко захохотал.
- Ну что вы? - засуетился бармен. - Он скоро уйдет. Успокойтесь,
пожалуйста, он не засиживается допоздна.
- Правильно, уйдет. И я уйду. И никогда больше не появлюсь здесь, где
могут оскорбить и унизить, да и посоветую сделать то же друзьям, а у меня их
немало, особенно среди морских пехотинцев. - Он фыркнул, стряхнул пепел в
опустевшую рюмку и высокомерно посмотрел на хозяина. - Вот так, учтите это,
милейший.
Деньги звякнули о стойку. Не дожидаясь сдачи, он выпятил грудь и,
смотря прямо перед собой, проследовал прочь. У выхода обернулся и погрозил
хозяину пальцем.
Бармен с досадой смахнул ладонью монеты в открытый ящик и направился к
столику в углу.
- Помолчите, Джекки, - тот, кого называли Грегом, встал, - у меня нет
одного глаза, но есть оба уха. Я все слышал, понимаю, старина, и не
обижаюсь. Кстати, вы не видели кинофильм "Каждый умирает в одиночку"?
- Нет, мистер Грег. Я не хожу в кино, предпочитаю телевизор. Но вы меня
не так поняли, - заканючил он. - Приходите, когда пожелаете, я очень уважаю
вас, поверьте. Мало ли что наболтал этот хлыст. И откуда они берутся? То
хиппи, то йиппи, то черт их знает кто. И теперь эти, с виду похожи на людей,
а за душой одна спесь. Хапанул несколько тысчонок в каком-нибудь легионе
наемников, остался в живых и строит не бог весть что.
- Не надо, Джекки. Не надо. А фильм этот обязательно посмотрите,
советую, поучительная и жизненная история. Я ухожу. Пусть эти сволочные
пижоны не портят свои сволочные нервы. Они всегда помнят, что живут в
свободной стране, даже тогда, когда лишают других не только свободы, но и
жизни. Так-то, Джекки. Прощайте. Этот юнец - кто он там, коммивояжер или
недобитый вояка, вероятно, прав, мне действительно пора на свалку, в этом
сволочном мире я задержался слишком долго, здесь больше нечего делать. Поеду
в Гонолулу, к этой коричневой деве. - Он указал крючком на проспект. -
Лопать бананы, бататы, маниоку и вкушать прелести духовные. Точка, Джекки,
счастливо оставаться, старина, не поминайте лихом.
- Полноте, мистер Грег. - Хозяин слегка придержал его за рукав. - Не
обращайте внимание, приходите, когда пожелаете, всегда рады, мы столько лет
относились к вам с уважением, а этот лоботряс, чтоб ему провалиться, вел
себя нагло и оскорбительно, и хорошо, что его ноги здесь больше не будет.
- А ты, Билли Бонс, плюнь на этого подонка, - заметил, проходя мимо,
бородатый парень в техасах и рубахе, завязанной на голом пузе концами. -
Плюнь, старик, и разотри ножкой. - Он шаркнул, показывая, как это сделать.
Человек осторожно отстранил руку бармена и, слегка шаркая подошвами
стоптанных расхлестанных желтых туфель, направился к двери. На пороге он
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг