чувство владело ею все эти страшные часы до рассвета. К концу долгой ночи
Маша уже не боялась смерти, она лишь хотела, чтобы все быстрее кончилось.
Когда наступило утро, узница не выдержала, встала на табурет и поглядела в
окно. На страшном помосте во дворе тюрьмы маячила зловещая буква "Г". Она не
отвела глаз, когда на помост ввели первую жертву. Скорее бы... Но за ней не
пришли. Утро сменилось полднем. Начало смеркаться. Вечером Маше стало плохо.
Пытаясь встать с постели, чтобы постучать в дверь, она потеряла сознание.
Она не слышала, как в комнату вошли люди, не чувствовала, как несли ее в
тюремную больницу. Очнулась она уже на новом месте. Увидела кровати, людей в
белом.
- Где я? Что со мной? - спросила она.
- Скоро вы будете здоровы, - без улыбки, с отсутствующим взглядом
ответила сестра.
Маша уснула, но кошмары не оставляли ее и во сне. Ей чудилась черная
виселица, окровавленный Аркадий.
Она задыхалась. Когда она очнулась, то увидела около себя трех людей в
белом. Маша скользнула взглядом по их лицам и вдруг страшно закричала. Один
из трех сразу же встал и ушел. Маша узнала его: Габеманн!
- У вас галлюцинация, больная, - сказал ей врач. - Никакого Габеманна
здесь нет. Успокойтесь.
- Я видела его, - упрямо повторяла она и не спускала глаз с дверей.
В больнице Маша провела почти неделю. Вместе со здоровьем к ней
вернулись и муки неизвестности. Ставший для нее единственно желанным
страшный конец так и не настал. Почему? Болезнь помешала? Вряд ли можно
ждать подобной гуманности в гестаповской тюрьме. Ее бы и больную вывели во
двор. Значит, опять что-то связанное с Ильиным, опять приманка.
Она не знала, какое злодеяние готовится.
Маша не ошиблась. К ней в больницу действительно приходил майор
Габеманн.
Фон Ботцки пригласил его к себе, чтобы поделиться некоторыми
соображениями, возникшими у него, как он выразился, "в минуту особой ясности
мышления".
Он сказал:
- Я не уверен, майор, удастся ли нам сломить упорство Ильина обычными
методами.
- Но мы еще не применяли всех методов.
Фон Ботцки поморщился:
- Нет, Габеманн, ваши методы мы не станем применять. Не то время. И не
тот человек. Он может, конечно, не выдержать, особенно если вы приметесь за
Бегичеву. Скажет "да". А потом все-таки обведет нас вокруг пальца. И мы
опять будем ходить около него. Уже было. Знаем. Надо придумать другой план.
- У вас он есть?
- Так, наметки. Но я поделюсь с вами. Дело вот в чем. У меня осталась,
как вам известно, одна ампула с зеленым препаратом. Вторую я использовал для
опытов. Опыты удались. Животные, которым ввели этот препарат, стали
зелеными. Они отказались от пищи, целиком живут за счет солнца. Они стали
очень странными животными, их поразила полная апатия. Понимаете - апатия:
исчезла потребность в общении, в поиске пищи, нарушена память. Все страсти,
обычно присущие теплокровным животным, у них отмерли. Понимаете? Если
подобную операцию сделать с человеком, он тоже станет зеленым и...
- Занятно! - протянул майор.
- Так вот, у меня есть одна ампула... - напомнил Ботцки.
Габеманн заморгал:
- Сделать Ильина зеленым? Но он же тогда...
- Ах, не в Ильине дело! Как вы не понимаете!
- А в чем же, полковник! Я теряюсь...
- Ну, как вам сказать. Если близкий Ильину человек станет зеленым, что
будет делать Ильин?
- Искать виновных, конечно.
Фон Ботцки как-то странно посмотрел на Габеманна. Все-таки он очень
недалек. Очень.
- Он будет искать путей для излечения. Ну, теперь вы понимаете?
Конечно, будет искать. Но это же как раз наоборот, а не то, что нам
надо.
Раздражаясь, фон Ботцки сказал:
- Для того чтобы искать пути излечения, ученый должен делать сотни
экспериментов над животными, над зелеными животными. А чтобы иметь зеленых
животных, надо сделать еще десятки таких ампул.
Габеманн широко улыбнулся:
- Ох, и голова у вас, герр профессор!
Именно после этого разговора майор стал проявлять особенную заботу о
больной узнице. Он завел знакомство с тюремными врачами и сестрами, и через
несколько дней Габеманн стал своим человеком в больнице. Медики считали, что
майор специально приставлен к Бегичевой. Это было в порядке вещей.
- Когда вы ее выписываете? - спросил он однажды у врача.
- Послезавтра.
- Мне необходима ваша помощь, доктор.
- Готов, майор. Выкладывайте.
- Дело вот в чем. Мне надо развязать Бегичевой язык. Она знает явку
одной подпольной группы, но упорно молчит. В следственном отделе мне дали
лекарство, которое ослабит волю преступницы, сделает ее разговорчивой. В
день выписки влейте ей лекарство в вену под видом какого-нибудь укола.
Врач пожал плечами. Пожалуйста! Он привык и не к таким фокусам. На то
он и тюремный врач.
- Давайте ваше средство, майор.
Он повертел ампулу в руках, неопределенно хмыкнул и сунул ее в карман.
"Что это такое? А не все ли равно. Даже если яд... Узница все равно
приговорена, ей же лучше будет".
Майор ушел довольный.
А на следующий день доктор подошел к Бегичевой:
- Завтра утром мы вас выписываем. Вечером последний прием лекарства и -
желаю вам здоровья, фрейлейн.
Маша ничего не ответила.
Перед сном пришла сестра и, как всегда молчком, с профессиональной
ловкостью взяла руку больной, перегнув, нащупала вену - ив кровь Марии
Бегичевой вошло содержимое ампулы.
И снова она попала в прежнюю камеру. Долгие дни, бессонные ночи,
затаенное дыхание при каждом стуке за дверью и мрачная неизвестность. К этим
привычным ощущениям неожиданно добавилась мучительная тоска,
переворачивающая сердце. Маша не находила себе места. Хуже, чем в ночь перед
казнью. Она металась по камере, судорожно плакала, часами сидела в состоянии
полной угнетенности, а тоска грызла ее все сильнее и сильнее.
Через два дня она успокоилась. Снова начались недомогание, жар.
Заключенная целые сутки провела в постели. Потом все кончилось. Выздоровела.
Надзиратели недоумевали. Больная ничего не стала есть.
- Второй раз забираем пищу нетронутой, - рапортовал тюремному
начальству коридорный. - Голодовку объявила.
Когда об этом услыхал фон Ботцки, он понял, что дело сделано.
Марию Бегичеву навестил Габеманн. Она не узнала его. Или, может быть,
узнала, но не испугалась и не удивилась.
Майор потребовал перевести Бегичеву в солнечную камеру.
Вскоре явился и сам фон Ботцки. Маша отнеслась к его появлению со
странным спокойствием. Поглядела и отвернулась. Профессор взял девушку за
плечи и повернул лицом к свету.
- Взгляните на меня, - приказал он.
Маша подняла глаза. Они были зелеными, как два влажных изумруда. В
глазах девушки не было ничего - ни любопытства, ни гнева, ни ненависти. Они
глядели на фон Ботцки с полной отрешенностью. Профессор не мог выдержать. Он
даже побледнел и в ужасе отвел глаза.
- Черт знает что! - пробормотал он и быстро ушел.
В один из томительных долгих дней в камеру Аркадия Павловича Ильина
вошел незнакомый штатский человек.
- Я врач, герр Ильин, - отрекомендовался он. - Пришел к вам по важному
делу. Видите ли, мне в палату доставили одну заключенную. Она очень больна,
причем болезнь ее неизвестна. Эта женщина, как мне сказали в канцелярии,
ваша невеста.
- Бегичева? - У Ильина вспыхнули щеки.
- Мария Бегичева, совершенно верно. Повторяю, она очень больна,
молчалива, замкнута, я не могу добиться от нее ни одного слова. Похоже на
психическое расстройство. Не могли бы вы навестить ее, поговорить...
Аркадий Павлович выскочил из камеры. Врач едва поспевал за ним. Они
поднялись на второй этаж.
- Сюда, пожалуйста.
Врач открыл дверь. В светлой комнате стояли одна кровать и столик. На
кровати сидела больная. Она даже не повернулась к вошедшим. И только на крик
Ильина: "Маша!" - обернулась к нему.
На Ильина равнодушно смотрели совершенно зеленые глаза. Лицо светилось
слабой зеленью, ногти рук странно белели на светло-зеленых пальцах.
- Что это? - пробормотал он. - Ты - зеленая?.. Маша! Что с тобой! -
неистово кричал он и тряс ее за плечи.
- Оставь меня. Больно, - тихо сказала она.
Ильин повернулся к врачу.
- Кто? - сдавленно спросил он.
Врач не успел ответить. Страшный удар, в который Ильин вложил всю
злость к своим врагам, пришелся по лицу врача, и тот свалился как
подкошенный.
В комнату вбежал надзиратель, за ним второй. Ильин буйствовал до тех
пор, пока его не связали.
Маша Бегичева даже не встала.
Ильина унесли в камеру.
На другой день к нему явился господин, который предлагал ему
сотрудничество с фирмой. Его лицо выражало истинную скорбь.
- Я слышал, что у вас большое горе, Ильин. Примите, пожалуйста, мое
глубокое...
Аркадий Павлович не дал договорить ему.
- Скажите своим хозяевам, что я буду работать. И, пожалуйста, скорее
дайте мне возможность выйти отсюда вместе с Бегичевой.
[Image022]
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ДРАМА
НА ОСТРОВЕ
КРАСНЫХ
КАМНЕЙ
[Image023]
ГЛАВА ПЕРВАЯ
В новых условиях. Фон Ботцки узнает об острове Красных камней. Встреча с
Габеманном. Профессор размышляет.
Второго мая 1945 года советские войска окружили Берлин, замкнули
кольцо. Над дымящимся рейхстагом, над тусклым его куполом с выбитыми
стеклами, над всем Берлином три солдата Советской Армии водрузили красное
знамя.
Берлин был взят.
За два дня до окончания битвы, 30 апреля, кровавый маньяк Гитлер
покончил с собой. Ближайшие сподвижники фюрера разбежались по стране в
поисках спасения.
Последующая неделя была наполнена драматическими событиями.
Зажатые между быстро наступающими на запад советскими армиями и
войсками союзников, которые приближались к Эльбе, деморализованные
фашистские войска метались, как в ловушке. Выхода для них не было. Сдавались
в плен целыми дивизиями и армиями. Пленных считали сотнями тысяч...
Наступательным броском танковые войска Советской Армии ворвались в
Прагу, где еще сидели в обороне немцы, и смяли последний организованный
пункт сопротивления. На Эльбу, на ее берега, вышли победители; нетерпеливые
плыли через реку навстречу друг другу. Последние выстрелы великой битвы
умолкали. Гремели залпы салютов.
9 мая 1945 года Советский Союз праздновал полную победу над
гитлеровской Германией.
[Image024]
Империя Гитлера, просуществовав 13 страшных лет, исчезла. Территория
Германии была оккупирована войсками союзников.
[Image025]
Но тишина не наступала. Спокойствия не было. Еще шла тайная, подпольная
война.
Фашисты продолжали действовать, скрываясь в темных углах страны от
гнева народов, они пытались, собрать силы, организоваться; кусали
исподтишка, составляли союзы, выносили декларации, прятали награбленное,
плели сложные интриги, стараясь столкнуть между собой победителей.
Когда и это не удалось, тайные силы фашизма перестроились. Теперь их
задача состояла в том, чтобы исподволь работать для будущего. Разные союзы и
фирмы, припрятавшие награбленные патенты и изобретения, искали окольные пути
для открытой или нелегальной деятельности. Самые мощные из них готовились
ковать новое оружие, восстанавливать арсеналы и силы, тайно строить базы и
мастерские.
Эти были самые опасные.
Среди них конспиративно и умно действовала фирма "Эколо", в которой
работали теперь профессор Вильгельм фон Ботцки и бывший майор Габеманн.
В одном из малоизвестных предместий Мюнхена в старой пивной по вечерам
собирались за кружкой пива старые друзья. Эта пивная имела для собиравшихся
особую притягательную силу. Именно здесь, в небольшом зальчике с
серо-коричневыми стенками, на этих прочных, грубо сколоченных креслах, за
тяжелыми дубовыми столами когда-то, в "добрые старые времена", сиживали
мюнхенцы, которые потом, десятилетия спустя, взяли в свои преступные руки
судьбу большой страны и почти всей Европы, а еще позже в национальном угаре
бросились через границы на восток и залили кровью огромный материк. Все
знают, чем это кончилось, хотя, впрочем, не очень многие из оставшихся в
живых могут сказать, где дотлевают кости и где развеян пепел этих самых
мюнхенцев, героев двадцать девятого - тридцать третьего годов. Но тень их
витала над пивной и поныне, и оставшиеся в живых свидетели силы и бесславия
предпочитали собираться именно здесь, где все так напоминало начало военного
взлета и безграничной власти над умами местных обывателей.
Много хозяев сменилось в пивной за эти неспокойные и грозные годы.
Часто дрожали узорные стекла в окнах от хриплого выкрика "хайль!" и громких
строф из "Хорста Весселя", и от разрывов авиационных бомб на улицах города,
и от вызывающего гомона чужеземных солдат, оккупировавших южную зону страны.
Но во все времена торговля шла, и пиво пенилось в больших фарфоровых
кружках, и за столами по-прежнему звучала отрывистая речь разномастных
посетителей.
Почетный профессор Вильгельм фон Ботцки всякий раз, когда ему
приходилось бывать в Мюнхене, заходил в это заведение, зная, что наверняка
встретит здесь кого-нибудь из своих старых приятелей. Сослуживцы фон Ботцки
во время подготовки Нюрнбергского процесса старались не подавать признаков
жизни по вполне понятным причинам: в памяти народов были слишком живы
воспоминания об их делах. Но вскоре они осмелели. Снисходительность
официальных лиц из нового правительства земли Бавария и оккупационных
властей позволила им выползти на свет белый. И те же официальные лица
закрывали глаза на организацию всевозможных союзов, партий и товариществ.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг