вырвется за пределы Окружной железной дороги и его не обнаружит ни один,
даже сверхчувствительный, приемник.
- Наденька... я вас видел... там... - выдавливая из себя слова, говорил
Журавлихин. - Вы были... не одна.
- Допускаю эту возможность, - небрежно заметила Надя, открывая
чемодан. - Следили за мной?
Женя покраснел, вытащил платок и прижал его к мокрому лбу.
- Простите, это случайно... - И, понурившись, спросил: - Куда он едет?
Надя кусала губы от обиды. Она не могла допустить мысли, что этот
скромный, вежливый и чуткий человек так грубо воспользуется подслушанным
разговором. Как ему не стыдно!
А Женя видел Надю будто сквозь запотевшее стекло, не зная, говорить ли
дальше или обратить все в шутку, просить извинения или просто молчать.
Топорщатся на голове красноватые гребешки, вздрагивают от ветра, и кажется
Жене, что Надя бросится на него рассерженным петушком, проучит как следует
за глупую бестактность. Кстати, этого ему очень хотелось. С каким
наслаждением он искупил бы свою вину!
- Надо узнать, куда... он едет, - растерянно бормотал Женя, понимая,
что девушка еле сдерживается от гнева. - С какого вокзала? Мы здесь
видели... - Кое-как он сумел объяснить, почему его интересует маршрут
Багрецова.
Надя готова была простить Журавлихина, предложила сейчас же ехать на то
место, где ее видели, но, узнав, что ребята там будут раньше, успокоилась и
стала развертывать антенну измерительного аппарата.
- Вы слышали весь разговор? - помолчав, спросила она.
- Нет, только начало... Помню, вы ему ничего не могли посоветовать...
На этом передатчик выключился.
- Значит, вы могли понять, насколько меня интересовало, куда он едет.
- Мне кажется, вы были несправедливы к Багрецову... простите, я даже
знаю его фамилию.
- Оставим этот разговор, - сухо сказала Надя, взглянув на маленькие
часики. - Помогите развернуть антенну. Что смотрите? Ваш "Альтаир",
наверное, уже на вокзале. Попробуем узнать направление.
Вынимая из чемодана блестящие трубки и торопливо свинчивая их,
Журавлихин с дипломатической осторожностью расспрашивал Надю об экспедиции,
которая его сейчас интересовала не меньше, чем Багрецова. Надя отвечала
односложно. Она почти ничего не знала ни об экспедиции, ни о стремлениях
упрямого конструктора. Ей было известно, что в одном из домов напротив
сквера живет помощник начальника экспедиции. Он обещал Багрецову дать ответ
сегодня утром, но, вероятно, позабыл, что сегодня воскресенье, все
учреждения закрыты. Багрецов решил караулить его возле дома. Вот и все.
Настало время передачи. Женя, бледный от волнения, включил телевизор.
Он уже представлял себе, что "Альтаир" находится либо на багажном складе,
либо - что еще хуже, страшно подумать! - в темном товарном вагоне. Ничего не
увидишь, ничего не услышишь, поиски окажутся бесцельными, невозможными.
Надя хоть и стремилась проявить стойкость и хладнокровие в любом, даже
решающем эксперименте, но сейчас на хорошо знакомом ей аппарате вертела
совсем не те ручки - вероятно, потому, что поминутно смотрела на экран
телевизора, который интересовал ее гораздо больше.
Как всегда, на молочно-белом стекле сначала появились тонкие серебряные
нити, затем побежали грязные полосы. Вот они остановились, и Надя увидела
знакомую картину: угол дома, чугунную решетку, кусты и садовую скамейку. Не
было никакого сомнения, что машина все еще стояла возле сквера.
Но где же Гораздый и Усиков? Неужели они не встретили своего знакомого
Толь Толича? Женя его никогда не видал, а Надя узнала сразу, едва он
появился на экране.
Поигрывая концом кавказского ремешка, Толь Толич шел кому-то навстречу
и широко улыбался.
- Какими судьбами, каким ветром вас занесло в наши края, золотко? -
вкрадчиво говорил он, щурясь от удовольствия. - Чем, так сказать, обязан?
Совсем вплотную к этой шарообразной фигуре приблизился хмурый Багрецов.
Губы его вздрагивали.
- Ведь вы же сами мне назначили, - растерянно сказал он. - Я приехал в
институт, но...
- Простите великодушно, - лицо Толь Толича расплылось в еще более
широкой улыбке. - Но ведь мы, золотко, не всегда себе принадлежим... Дела,
дорогой мой, дела... Заводи, Петрович, поехали!..
У Жени после этих слов упало сердце. Машина опять ускользала прямо
из-под носа. Вдруг ребята ее не встретят?
Вновь послышался знакомый голос Багрецова:
- Погодите! Вы же обещали взять меня. Все документы я оформил.
- Поздно, милый, поздно! Ваше место, товарищ Багрецов, уже занято. Как
говорится в нашем ученом мире, природа не терпит пустоты. Позвонили мне
вечерком из министерства: нельзя ли, мол, одну радистку, чью-то там
племянницу, зачислить? Возражать не приходится. Неприятно, конечно, но я тут
не виноват. Простите, золотко, но если что нужно - прямо ко мне. Пока,
дорогой мой!
Толь Толич повернулся лицом к машине. На экране оно постепенно
увеличивалось - самодовольное, но в то же время предупредительно-вежливое.
- Ну и сахарин! - воскликнула Надя. - Ужасно боюсь таких людей!
Женя не мог с ней вполне согласиться. Ему, как и многим другим,
нравилась подобная обходительность. Рассуждал он просто:
"Зачем вдвойне огорчать людей - и вынужденным отказом и суровым тоном?
Человеку нужно посочувствовать, утешить ласковой шуткой, убедить его в
неизбежности принятого решения. Так и в данном случае Багрецов, которому
отказал Толь Толич, хоть и расстроен неудачей, но, конечно, не обижается на
него".
Журавлихин ошибся.
На экране показалось гневное, возмущенное лицо Багрецова.
- Вы правы, Анатолий Анатольевич, сейчас уже разговаривать поздно, не к
кому обратиться. Но человек вы не маленький, а мелкий!
- Не надо горячиться, золотко! - увещевал Толь Толич. - Осенью
заходите, сердечно буду рад. Что значит молодость! Ай-ай! - покачал он
головой и исчез с экрана.
Загудел мотор, задрожало на экране изображение. Поплыли в сторону
кусты, скамейка, угол дома, и машина выехала на широкую улицу. Замелькали
окна, балконы, тонконогие деревца. Людей было немного, они неторопливо
проплывали по экрану, будто скользили на роликах.
Возле одного из подъездов стоял Митяй - Женя его сразу узнал по вышитой
рубашке и светлой шевелюре. Он озирался по сторонам, провожая глазами
проходящие машины. Когда мимо него проезжала машина с "Альтаиром", он
безучастно глядел с экрана. Это особенно удивило Женю. Неужели Митяй не
узнал грузовик с ящиками?
Снова экран потемнел, только бледные косые нити бежали куда-то в
сторону, как весенний дождь.
- Что за машина стояла возле сквера? - спросил Женя, выключая
телевизор. - Грузовик?
- Нет, поменьше. Как это называется? Открытый пикап.
Вполне понятно, что Митяй не обратил на него никакого внимания. Он
искал свой ящик на грузовиках и ее подумал, что багаж мог быть перегружен на
любую машину.
- Обидно!.. Ужасно обидно! - Надя досадливо прижимала к затылку
поднимающиеся от ветра волосы.
- Подождем следующей передачи, - попробовал утешить ее Женя. -
Возможно, удастся определить вокзал.
- Вокзал? - переспросила Надя. - Ну да, конечно... Поезда обычно уходят
вечером. Успеем... - Она помолчала. - А все-таки, Женя, вы странный
человек. - Надя лукаво прищурилась, и глаза ее превратились в маленькие
щелочки. - Где же ваша чуткая, отзывчивая душа? Неужели ее никак не
затронула история с Багрецовым? Ведь это ужасно!
Женя молчал, толком не понимая, к чему клонится разговор, своим
необдуманным ответом боялся попасть впросак.
- Вы не догадываетесь, - продолжала Надя, - что значит для Багрецова
упустить эту поездку? О ней он мечтал, готовился - и вдруг... Ужасно!..
Сладенький, ничтожный человечишка отказывает ему в день отъезда...
Стараясь обойти острые углы, Надя кое-что рассказала о Багрецове.
Щекотливость положения усугублялась подслушанным признанием. Совсем некстати
"Альтаир" выдал его Жене.
Надя понимала, да и по лицу видела, что Жене по меньшей мере неприятно.
Но странное дело - Надя, хоть ей и совестно было даже перед собой,
испытывала торжество. В разговоре с Женей она ничем - ни словом, ни
намеком - этого не выражала. Для нее Багрецов просто друг, способный парень,
говорят - даже талантливый.
Вадим Багрецов работал техником в научно-исследовательском институте
метеорологии. Строил радиоприборы, учился в заочном радиоинституте на
четвертом курсе. В свободное время (а у него этого времени почти не было)
занимался изобретательством, как он говорил - "для души". Надо сказать, что
он не выдумывал пустые игрушки, не изобретал "вечные двигатели", а строил
вполне полезные приборы. Так получилось и на этот раз. Багрецов вместе со
своим другом, тоже техником, Тимофеем Бобкиным, разработал карманную
радиостанцию для альпинистов и разных экспедиций. Сделаны были два
экземпляра радиостанции, проверили их в лаборатории, испытали в полевых
условиях. Эти аппараты получили вполне хорошие отзывы, а когда встал вопрос
о серийном выпуске, потребовалось испытать радиостанцию в действительных
условиях, то есть в какой-нибудь экспедиции. Багрецов встретился - причем
случайно - с начальником одной экспедиции, которая готовилась к отъезду,
показал ему свои карманные аппараты. Начальнику они понравились, и он решил
взять с собой молодого изобретателя на должность радиста.
Все шло прекрасно, но дорога изобретателя, как говорят, тернистая.
Начальник неожиданно уезжает. Оформлением командировки Багрецова занимается
помощник начальника экспедиции. Собственно говоря, ему поручен подбор
кадров.
- Вот он и подобрал, - заключила Надя. - Выбросил человека за борт.
Нужно ему очень возиться с изобретателями! Да я бы на месте Багрецова... Да
я бы...
Она искала слова и не находила. Действительно, положение заштатного
радиста Багрецова пиковое. Если экспедиция уедет сегодня, то где ее потом
найдешь? Пока суд да дело, бумаги, переписка, отпадет надобность в радисте и
его карманных аппаратах. Пройдет лето, и экспедиция вернется обратно.
Надя очень хорошо относилась к Багрецову, считала его своим другом,
часто проводила с ним время и никогда не предполагала, что дружба эта может
перерасти в сильное, глубокое чувство. Так случилась, но не с ней, а с ее
упрямым другом. Вначале Надя ничего не замечала. Жили по соседству, часто
встречались на улице, в библиотеке, ходили в цирк, который любили оба,
спорили о книгах. Ревниво относились к делам, каждый считал свою работу
самой значительной, самой лучшей.
Споры как-то сразу прекратились. Вадим стал молчалив, задумчив. Надя
сердцем поняла, что дружбе пришел конец. Напрасно Журавлихин упрекает ее в
равнодушии. Если бы он только знал, как мучилась Надя все эти дни, наблюдая
за Багрецовым! Но что она могла сделать? Трудно, ужасно трудно признаться
ему, сказать, что не любишь и что не он ее настоящий избранник. К тому же не
хочется: так приятно чувствовать себя любимой!
Наде было стыдно перед собой. Страшная, непонятная жизнь! Кто может
ответить, почему человек, который стоит сейчас рядом, интересует Надю
гораздо больше, чем Багрецов! Да, ей, конечно, жаль Вадима - не удержалась,
при встрече ласково погладила его по голове, как плачущего ребенка.
Журавлихин это видел, но ничего не понял. Жалость - скверное чувство, ею
нельзя подменять любовь...
Послышались твердые, неторопливые шаги. Митяй, расстегнув ворот
рубашки, вытирал платком потную мускулистую шею и недовольно смотрел на
Журавлихина, вероятно подозревая, что внимание руководителя поисковой группы
раздваивается. Нельзя одновременно заниматься поисками "Альтаира" и мило
беседовать с веселой лаборанткой.
Наглухо, на все пуговицы, Митяй застегнул воротник и еще издали
поздоровался с Надей.
- Чем обрадуете? - хмуро спросил он.
Возможно мягче, чтоб не так уж огорчать товарища, Журавлихин рассказал
о последней передаче "Альтаира", что видел на экране самого Митяя с открытым
ртом.
"Посмотрел чудак на чудака, да и плюнул: эка, мол, невидаль", - подумал
Митяй с горечью, что-то буркнул и пошел к телевизору.
Опять пришло время передачи. Наде хотелось поточнее определить
направление. Это оказалось крайне необходимым: на экране была видна какая-то
довольно невыразительная спина человека в спецовке, а то данному признаку
даже при весьма развитом воображении вряд ли удалось бы представить себе
местонахождение "Альтаира".
Из репродуктора в чемоданчике с телевизором доносились гудки машин,
обрывки разговоров, непонятный звон металла, будто сбрасывали на землю
рельсы. Но все это ничего не подсказывало. Спина застыла на экране, над
плечом вился серенький дымок. Человек сосредоточенно курил, равнодушный ко
всему окружающему.
Надя довольно точно указала направление. Невидимый луч "Альтаира"
тянулся с северо-западной стороны города, примерно от Ленинградского шоссе.
Путем несложных математических выкладок Надя определила, что "Альтаир" может
находиться, в нескольких километрах от города.
Это совсем не входило в расчеты Жени и Митяя. Они уже примирились с
мыслью, что аппарат будет доставлен на какой-нибудь вокзал, где его и
следует искать. Но почему груз "южной экспедиции" попал на северо-запад?
Запыхавшись, прибежал Усиков. Его поиски также оказались бесплодными.
Решили ждать следующей передачи. Томительно проходили минуты. Солнце
стояло уже высоко. Парило. Город окутался туманной дымкой. Сквозь нее все
предметы казались расплывчатыми, дрожали в потоках нагретого воздуха.
Леве мучительно хотелось пить, он поминутно облизывал пересохшие губы,
но ему было неудобно покинуть друзей.
Внешне подтянутый, сдерживая охватившее его беспокойство, Митяй
по-хозяйски осмотрел телевизор, пощупал горячую от солнца крышку и приоткрыл
ее.
Щелкнул выключатель, заметался на экране будто прорвавшийся внутрь
солнечный зайчик и разбросал по стеклу дрожащие тонкие лучи. Лучи стремились
убежать за пределы экрана, но вдруг остановились.
- Смотри, вода! - воскликнул Усиков.
Действительно, на экране различалась яркая полоска воды, угол каменного
здания и чьи-то ноги в тяжелых, грубых ботинках.
Не успел Лева осмыслить это странное сочетание, как ноги исчезли, угол
дома накренился, закачался, будто от землетрясения, затем на экране
промелькнуло пышное, похожее на булку облачко и на нем четырехгранный шпиль
Химкинского речного вокзала.
В этом не было никакого сомнения. Лева мог нарисовать его с закрытыми
глазами.
ГЛАВА 7
У ТИХОЙ ПРИСТАНИ
Споры Митяя Гораздого и Левы Усикова о том, где провести испытание
"Альтаира", неожиданно закончились в пользу Митяя. Это он хотел ехать на
Волгу.
И вот она перед ним. Течет спокойная вода мимо дебаркадера с вывеской
"Кулибино".
Но не радовала Митяя встреча с Волгой. Не отдыхать они сюда приехали и
не испытывать аппарат в Ахтубинской пойме.
Холодом повеяло от воды. Митяй поежился, оглянулся на костер, у
которого сидели его товарищи. Женя рассеянно ковырял прутиком в догорающих
углях, а Левка-Тушканчик что-то мурлыкал себе под нос.
Не хотелось Митяю сейчас разговаривать с ними. Опять начнутся
бесконечные Левкины споры. Лучше повременить - рыбаки приплывут. С ними куда
веселее. Они не будут кричать и доказывать, что не здесь надо ждать
"Альтаира".
Митяй посмотрел на выплывающий из облаков круторогий месяц, зачем-то
поискал его отражение в воде и пошел вдоль берега. Ох, как неприятно ждать!
Пахло тиной, дымом костра, с полей доносился запах свежескошенного
сена. Где-то в поселке гудел репродуктор, вторя девичьей песне:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг