Багрецов сел на траву, сбросил пиджак, разорвал рубашку и непослушными
пальцами стал перевязывать рану на боку. Повязка съезжала, свертывалась
жгутом. Слезы выступали из глаз от боли... Ну вот, как-нибудь.
Он перевязал лоб и, вытерев остатками рубашки слезы и кровь на лице,
поднялся и, отдыхая у каждого дерева, продолжал свой путь.
Сквозь черную узорчатую листву пробивался лунный свет. Его косые лучи,
похожие на светящиеся стеклянные трубки, упирались в землю и словно
преграждали дорогу.
Полузакрыв глаза, Дим, как лунатик, спускался вниз по склону. Он
спотыкался, падал и, поднявшись, смотрел на спокойное небо, снова пытаясь
отыскать улетевшие звезды. "Где сейчас Тим?"
Колючий кустарник до крови исцарапал ему ноги. Добравшись до дерева,
он повисал на нем всем телом, чтобы только не опуститься на землю. Этого
Дим больше всего боялся. Тогда уже не подняться.
Наступало утро. В просветах деревьев кусочки неба казались
бледно-лиловыми чернильными кляксами. Скрылась луна, и лес потерял всю свою
таинственность.
Черные узловатые стволы бука и ореха вставали сплошной стеной.
Багрецов уже не чувствовал под ногами пологого склона. Направление
потеряно. Так Дим никогда не сможет спуститься в долину.
От потери крови и от голода кружилась голова. Дим споткнулся и
свалился на землю. Пытаясь подняться, он скользнул по короткой траве
руками, но зацепиться было не за что.
Что-то мягкое и влажное попало между пальцами. Дим поднес руку к лицу
и сразу почувствовал характерный запах кизиловой раздавленной ягоды.
Видимо, она сохранилась здесь еще с прошлой осени. Поискав немного, он
нашел еще несколько ягод, которые с жадностью съел. Кровь на губах
смешалась с кисловатой мякотью кизила.
Небо заметно светлело. Оно уже стало слегка розоватым, словно тоже
окрасилось кизиловым соком.
Опять идти... Дим поднялся и, наклонившись всем телом, рванулся сквозь
кустарник. Он ничего не видел. Он чувствовал, как острые колючки впиваются
в его тело, как тянутся за ним, словно зубастые змеи, цепкие плети ежевики.
Они останавливают его, обвивают ноги, тянут назад...
Вадим перочинным ножом разрезает запутавшиеся плети и снова идет.
Вся его одежда разорвана в клочья, в ней застряли сотни колючек.
Длинные иглы терновника, как гвоздями, раздирают тело.
Неужели не хватит сил?.. Только бы не упасть!.. Не упасть!..
- Тим, а Тим,- шептал он искусанными до боли губами, словно стараясь
найти в себе мужество дойти до конца ради его спасения. Он чувствовал, что
Тимофею сейчас еще тяжелее. Где он? Какую тысячу метров проходит сквозь
облака освободившийся от груза воздушный корабль?
Вадиму уже кажется, что он слышит откуда-то сверху, из далеких
межзвездных пространств голос друга: "Дим, а Дим!.. Здесь холод и черное
небо... не вижу земли..."
Дим снова рванулся вперед, но вдруг оступился и покатился вниз по
крутому склону.
"Там холод и черное небо"
Летающий диск уже поднялся на высоту в шестнадцать тысяч метров.
В полу кабины осветился застекленный люк. Утро вползало сквозь него
вкрадчиво и незаметно. Заблестел иней на стенках и приборах. Кабели,
подходящие к радиостанции, стали белыми, похожими на обындевелые ветки.
Тим отогревал дыханием замерзшие пальцы. Он уже не мог ничего
записать.
"Может быть, довольно. Пора закончить испытания",- мелькнула
спасительная мысль. Стоит только отключить все приборы, тогда обязательно
лабораторию спустят вниз. Надо скорее, скорее, пока еще не погасло
сознание.
Нет, лаборатория, наверное, еще не достигла предельной высоты.
Испытания должны продолжаться!..
Бабкин вскочил на ноги. Стараясь делать как можно больше движений, он
бил себя до боли по груди, по ногам. Все, что угодно, только бы не
поддаться холоду.
"Пора!.. Пора закончить этот страшный полет",- сверлило в мозгу.
Рука уже протягивалась к приборам. Вот здесь надо отсоединить питающие
провода. Всё сразу выключится. Приемное устройство (оно работает от других
аккумуляторов) получит приказание с земли, щелкнет реле, управляющее
объемом стратостата. Диск сделается плоским и, как парашют, начнет
спускаться вниз. Постепенно станет теплеть, потечет по стенкам весенняя
капель, растает иней... И вот уже наступающая земная весна горячим ветром
ворвется в люк...
А потом в кабину войдет инженер Дерябин. Он сначала, конечно,
удивится, затем проверит выключенные приборы и укоризненно посмотрит на
Бабкина. Больше ничего не скажет. Испытания сорвались...
Окоченевшая рука, протянутая к кабелю питания, бессильно падает вниз.
Тимофей не может прекратить испытания.
Хотелось спать... Спать, только спать!.. Бабкин уже не чувствовал
ощущения голода. Он взглянул на хитроумные приборы. Почему на трубках лед?
Надо всё это записать. Пальцы уже не держат карандаш. Тим вытащил из
кармана два куска проволоки, присоединил их к аккумулятору и защищенными
концами проводов дотронулся с двух сторон до сердцевины карандаша.
Тим сразу почувствовал, как быстро нагревается карандаш. Он держал его
в руках, словно миниатюрную грелку, и с волнением ощущал живительное тепло
в окоченевших пальцах.
Через несколько минут Тим взял тетрадь Багрецова и стал записывать
свои наблюдения. "Что с Димкой сейчас?.." - подумал Тимофей, отложив в
сторону горячий карандаш.
Ему мучительно хотелось услышать голос своего друга. Пусть говорит,
что хочет... Тим никогда не улыбнется, он никогда не станет ему
противоречить. Он со всем будет соглашаться.
Бабкин развернул дневник на пятой странице.
"Я снова думаю о тебе, мой далекий друг,- читал Бабкин, вспоминая о
наивной димкиной мечте.- Я знаю, что ты благороден и умен,- писал Дим.-
Наши люди, воспитанные страной, отдали тебе всё самое лучшее, что накопили
в себе за долгие годы великих работ и великой войны за счастье человека. Ты
никогда не знал и не будешь знать того, что знали твои сверстники в
страшные годы войны. Тебе не приходилось спать, свернувшись у станка и
дрожа от холода. Тебе не приходилось ходить в разведку в кубанских плавнях
по пояс в воде. Ты не знал и не узнаешь лишений и голода.
Совсем немного из всего этого я видел в детстве. А твое детство
пройдет без тени. Тебе почти перестанут встречаться даже мелкие
неприятности.
Но сможешь и ты, если это потребуется, быть хорошим солдатом и в
палящий зной и в морозную ночь часами идти, не думая об усталости!
Признаюсь, мой друг, мне страшно сейчас смотреть вниз. Я боюсь, что на мою
долю выпадут еще более тяжелые испытания. Хватит ли у меня мужества, чтобы
вынести их?
Я верю в тебя, мой далекий сверстник. Я знаю, что спорт закалит твое
тело, ты будешь вынослив и здоров. И, самое главное, ты с детства должен
быть приучен к тому, чтобы уметь побороть в себе страх. Мне это очень
трудно было до сегодняшней ночи... Я не знаю, я не уверен, но мне кажется,
что летающая лаборатория в основном построена для изучения космических
лучей.
Как много еще нужно сделать! И даже мне, простому технику, которому
еще много надо учиться, кажется смешным истошный крик заокеанских дельцов.
Они сделали атомную бомбу, страшное оружие войны, и доказывают, что этим
они открыли тайну атома. Будто отныне для них нет преград в использовании
атомной энергии. Жалкие хвастуны! Мальчику известно, что в их атомной бомбе
не используется и тысячная доля энергии ядер урана.
Не страшные призраки атомных бомб встают перед нами, когда мы строим
лаборатории. Мы видим страну изобилия... И, может быть, тяжелый труд
шахтера и нефтяника скоро станет достоянием истории. Люди избавятся от
жестоких болезней (я слышал, что продукты ядерного распада излечивают рак).
Я думаю, что и работать тогда придется людям не больше двух часов в сутки
при такой дешевой энергии...
Впрочем, если бы эту тетрадь увидел Бабкин, он бы опять сказал, что я
мечтатель. Нет! Я уверен, что так и будет..."
Тимофей в волнении закрыл дневник. "Так вот он какой, Димка!.. Но что
это он тут пишет о космических лучах? Неужели он прав?" Бабкин думал, что
аппараты для подсчета интенсивности космических лучей обычно ставят на
гору. Разве он мог предполагать, что можно сделать легкие аппараты и
поднять их в воздух на летающем диске? Он слышал о космических лучах,
блуждающих в мировых пространствах. Ученые говорят, что изучение этих
частиц поможет раскрыть таинственные силы, скрепляющие атомное ядро. Но
как?..
...Бабкин снова и снова, нагревая карандаш, прикладывал его к ногам,
но тепла от него было очень мало. Тогда Тим решился на другое. Он знал, что
аккумуляторы соединены группами. Если отсоединить часть из них, то работа
радиостанции и приборов не нарушится. Уменьшится только число часов работы
всех установок. На это можно согласиться.
Тимофей взял несколько аккумуляторов, соединенных последовательно, и
замкнул их на двухвольтовую банку.
От усиленной зарядки аккумулятор начал нагреваться, кипеть. Теперь уже
можно было прикладывать руки к большей площади нагревающегося предмета. Это
не карандаш.
Бабкину казалось, что даже в кабине стало теплее. Но это было только
предположение. Горячий аккумулятор не мог обогреть кабину. Сквозь
окружающий ее газ в кабину проникал мертвящий холод стратосферы.
Приложив руку к горячим стенкам банки, Тимофей сидел неподвижно. Ему
казалось, что по всему телу разливалась приятная теплота. Но ощущение это
было обманчиво: так чувствует себя замерзающий человек.
Тим приоткрыл глаза и взглянул в люк. Сквозь толстое стекло, слегка
запорошенное инеем, виднелось ослепительно белое море облаков. Радужная
тень дирижабля скользила над ним. Ничто не интересовало Бабкина. Он
засыпал.
Послышался легкий треск на щите у приборов. Тимофей встрепенулся. Что
там могло случиться?
Еле передвигая ногами, он приблизился к щиту и стал осматривать
приборы. Неужели какой-нибудь из них испортился?
Так и есть! У одного аппарата лопнула стеклянная трубка. Прозрачная
жидкость тонкой струйкой вытекала из нее. Еще минута, и прибор уже не будет
работать. Значит, там, на земле, никто не услышит его сигналов?
...Окоченевшими пальцами Тим пытался закрыть трещину, но пальцы ему не
повиновались. Казалось, еще немного, еще одно усилие, и лопнет кожа на
ладонях. Пытаясь отогреть руки, Бабкин дышал на них. Ему было далеко до
аккумулятора. Растирая руки спиртом, вытекающим из трубки, он снова зажимал
трещину в стекле.
Уже ни одна капля спирта не сочилась из-под пальцев. Они мертвой
хваткой застыли на трубке прибора и, может быть, никогда не разожмутся...
Если бы знал профессор Демидов, изобретатель новых аппаратов для
измерения интенсивности космических лучей, что сейчас успех его изобретения
находится буквально в руках молодого техника, который до этого никогда не
видел подобных приборов, то вряд ли он мог бы этому поверить.
Аппараты его были расположены по окружности гигантской летающей
лаборатории. Все они были связаны централизованным управлением с
радиостанцией, находящейся посредине диска. Тонкие трубки подавали в камеры
пары спирта. (Именно одна из этих трубок и лопнула.)
Профессору Демидову удалось создать камеры с очень концентрированным
магнитным полем, что сильно снизило их вес.
В каждой из них были заложены свинцовые пластины разной толщины. Внизу
- там, на земле,- на специальных экранах лаборанты определяли степень
проницаемости космических лучей сквозь эти преграды.
Камеры Демидова превосходили по своим качествам известные ученым
счетчики космических частиц. Они позволяли вести подробные наблюдения и
анализировать свойства космических лучей. Видные специалисты предполагали,
что это изобретение поможет разгадать многие тайны, связанные с данной
областью науки.
Бабкин ничего этого не знал. Сейчас просто испортился один из
приборов. Бабкину всё равно, он так же зажимал бы трещину в банке
аккумулятора, если бы она случайно появилась.
Уж если он здесь, то все приборы должны работать.
"Надо заметить, на какой высоте лопнула трубка,- думал Тим.- Внизу
инженеры разберутся, отчего это случилось, то ли от разности давлений, то
ли от мороза..."
Почти теряя сознание, он стоял, подняв руку к щиту, и считал минуты,
сколько времени может выдержать, скоро ли прекратится эта мучительная
пытка.
Нет, так нельзя! Капли, словно слезы на стволе березы, катились по
стеклу.
Тим сунул руку в карман. "Чем бы стянуть трубку крепко-накрепко?"
Ничего в кармане нет... Вот только палочка постоянного конденсатора от
прибора. Бабкин взглянул на нее и заметил, что она залита с двух сторон
какой-то массой. Надо расплавить ее.
Взяв аккумулятор, Тим пропустил ток по проводу, обмотанному вокруг
конденсатора. Разогретая масса потекла по картонной трубке. Теперь залить
стекло! Скорее, пока не застыла расплавленная смесь!.. Ну, кажется, течь
меньше. Надо крепко замотать бумагой.
Бабкин вырвал лист из димкиной тетради. "Школа мужества",- прочел он
на листке и туго обмотал им стеклянную трубку прибора.
Пропитав бумагу жидкой массой, он взглянул на исправленный прибор. Уже
ни одна капля спирта не сочилась сквозь надежный пластырь.
Тимофей с облегчением вздохнул и посмотрел в люк.
Он не мог определить, на какой высоте сейчас находится летающая
лаборатория, но то, что он увидел внизу, показалось ему невозможным.
Погода была на редкость ясна. Каспийское море блестело, словно отлитое
из серебра, со всеми своими заливами. Рядом вырисовывалось Черное море.
Крымский полуостров казался не больше пятачка... Словно нитки елочной
канители были видны Волга, Дон, Днепр. Их истоки терялись в лиловой мгле.
Отсюда, с этой высоты, Бабкину казалось, что видит он в радиусе
примерно до двух тысяч километров. Огромные черные пятна лежали на земле.
Это тени от облаков. Сейчас в Ростовской области пасмурная погода. Такая же
и около Батуми.
Бабкин не мог оторвать глаз от люка. Ему невольно казалось, что сейчас
на этой "карте" он найдет и границы родной страны. Надо проверить, на какой
высоте он сейчас находится. Он взял наушники, надел их и подумал, что вот
уже, наверное, целых полчаса летающая лаборатория находится на одной
высоте. Бабкин не замечал, что она поднималась. Не потолок ли это для
нее?..
Что-то завизжало внизу, прямо под люком. Чудовищная сила прижала
Бабкина к полу, и он почувствовал стремительный полет вверх.
Решающие минуты
Впервые в истории изучения космических лучей проводились столь сложные
опыты с десятками приборов, поднятых на недосягаемую до сего времени
высоту.
Комплексные установки, находящиеся в летающей лаборатории, должны были
передавать по радио исчерпывающие данные, по которым можно было бы
определить природу космических частиц, стремящихся долететь до Земли. Эти
невидимые частицы обладают огромной энергией, во много раз более сильной,
чем "гамма-лучи", полученные в лабораториях на Земле. Некоторые ученые
предполагают, что эти таинственные первичные частицы, летящие к нам из
далеких глубин вселенной, не доходят до нас потому, что теряют свою энергию
на создание известных исследователям других частиц - мезотронов.
Подобные превращения получаются при столкновении космических лучей с
атомными ядрами воздуха.
Этот вопрос, так же как и ряд других, должен был проверить профессор
Демидов при помощи летающей лаборатории.
В лаборатории на вершине горы Алагез советскими учеными вот уже много
лет подряд проводятся работы по изучению космических лучей. Накоплен
большой научный материал. И не случайно поэтому профессор Демидов решил
поднять изобретенные им аппараты в ионосферу именно на Кавказе, чтобы
продолжить опыты своих предшественников, изучая космические лучи уже на
других высотах.
Он предполагал проверить действие космических лучей на ряде веществ.
Специальные приборы с различными веществами были расположены по окружности
диска рядом с камерами.
Внизу, на десятках светящихся экранов и лентах записывающих приборов,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг