- А вы, Шарафутдинов, что скажете?
Гафур быстро, остро-вопросительно посмотрел на Николая.
- Машина странная, товарищ младший лейтенант. Ехала медленно и на ямках
очень тяжело скрипела. Прямо переваливалась. Сидели в ней двое. У шофера
справа - пулемет. У второго офицера, он в высокой фуражке, - автомат.
- Пулемет сквозь стекло?
- Так точно, товарищ младший лейтенант. Я очень удивился - как это
сквозь стекло? Потом смотрю - правильно, в стекле - дырка. И стекло
странное - как бы туманное.
- Так... А доски какие?
- Это не доски, товарищ младший лейтенант. Это бруски такие, опиленные,
квадратные.
- А почему вы не доложили обо всем замеченном старшему в группе?
Гафур опять взглянул на Сутоцкого и промолчал.
- Старшина, а вы почему у него не расспросили обо всем замеченном? И
что это за машина? Она действительно с дуле метом?
- Ну, с пулеметом... А какое это имеет значение? Доски какие-то... На
лесозаготовки сюда приехали, что ли?
И на этот раз у Андрея еще хватило выдержки сдержаться.
- В самом деле странно, - протянул он, вытаскивая карту. - От передовой
вывозить пиломатериалы в тыл. Впрочем... Впрочем, смотрите, вот здесь
лесопилка. Тартак, - отметил он почему-то по-польски. - А дорога... Дорога
идет по просеке. Как раз в район, занятый танкистами. А от них, возможно, к
станции. А что брусья?.. Так брусья наиболее дорогой пиломатериал. Так что
все как будто верно. Больше ничего не слышали?
- Никак нет, товарищ младший лейтенант! - быстро отрапортовал Гафур.
На этот раз Сутоцкий посмотрел на него с откровенным презрением.
- А я слышал вот что. - Андрей рассказал обо всем, что он слышал, и
заключил: - По-видимому, эсэсовцы стоят на месте довольно прочно. Но нужно
будет понаблюдать за ними с другой стороны. Давайте посмотрим откуда.
Он развернул перед разведчиками карту. Синим кружком на ней был очерчен
район сосредоточения эсэсовцев - лес, река, перелески, несколько деревенек
и, значит, полей в их округе: идеальное место для занятий танкистов.
Как раз в это время стал спускаться с дерева Грудинин. Он аккуратно
обулся, осмотрелся и прислушался, потом присел и закурил. И уж только после
этого пошел к товарищам.
- Разрешите доложить, товарищ командир? - спросил он, не очень умело
прикладывая ладонь к пилотке.
- Разрешаю, ложись.
- Танковые моторы вы, конечно, слышали? - Матюхин кивнул. - И выстрелы?
Так вот я поначалу думал, что это у них боевая учеба. Но мне в прицел видно
подальше, и вот что меня заинтересовало. Сколько было выстрелов и орудийных,
и пулеметных, а ни одной трассы. Ладно бы пулеметной - день все-таки,
трассер у пули слабый. Так и у снарядов трассеры не срабатывали. И
опять-таки - если бы они стреляли бронебойными, значит, без трасс не
обошлось бы. А если бризантом или там, к примеру, осколочным - где-нибудь, а
должен же был быть разрыв. Хоть если бы снаряд в цель попадал, хоть перелет
бы давал. Но должен же был быть разрыв? А?
- Должен, - согласился Андрей, уже понимая, что Грудинин отметил то,
что просмотрел, вернее прослушал, он. Артиллерист называется! Экая
шаблонность мышления! Ведь на то он и разведчик, чтобы все замечать.
- А разрывов не было?
- Не было.
- Тогда все, товарищ командир. Раз и вы так думаете. - Ладно. Давайте
думать, куда и как выходить.
Они долго путешествовали по карте и решили обходить район дислокации
противника справа, чтобы заодно проконтролировать и железную дорогу - там
можно было подобраться и к ней. Сутоцкий иронически спросил:
- А сигналы подавать сюда будем бегать?
Гафур и Грудинин тревожно посмотрели на Андрея. Неужели командир дал
промашку?
- Сигналы действительны во всей полосе армии, - очень сдержанно ответил
Матюхин, и Сутоцкий потупился: Андрей опять подходил к пределу.
Днем они наблюдали, выбирали примерный маршрут, вечером подремали, а в
двенадцать ночи Андрей дал условный сигнал две ракеты - противник на месте.
Только после этого они снялись с места и двинулись несколько наискосок
того хуторка, на который они собирались выйти В три часа ночи Гафур залез на
сосну и дал следующую пару ракет. Уже выровняв маршрут, Андрей подозвал
Гафура:
- Передовая видна?
- Да. Осветительные ракеты и зенитные трассы. - Хорошо видны или только
просматриваются?
- Хорошо!
- Тогда можно забираться поглубже, ракеты сильные.
К рассвету группа Матюхина вышла к лесному хуторку. Здесь должно было
быть несколько домов и поля с огородами. Но ничего этого уже не осталось.
Обелиском торчала труба над русской печью, и пряно пах бурьян, который
хорошо разрастается на пожарищах.
Но дальше, там, где на карте поля спускались в низинку речушки, бурьяна
не было. Плыл легкий туманец, и они не сразу разобрались, что попали на
большой, даже огромный огород. Тщательно спланированный и не менее тщательно
ухоженный.
Впереди из тумана поднимался старый сенной сарай и еще какое-то
кособокое строение. Пахло свежеполитой, хорошей землей. Грудинин вздохнул
поглубже и отметил:
- Компосты делают. Из ботвы.
Только после этих слов Матюхин уловил слабый кисловатый запах от
невидимых компостных куч. Сутоцкий нагнулся к Андрею и шепнул:
- Пошуруем! - Глаза у него поблескивали даже в сумерках, а в движении,
в фигуре появилось хищное, стремительное...
- Нельзя, - покрутил головой Матюхин. - Сидеть или ползать тихонько.
- И ты туда же...
Мгновенно вспомнились его перегляды с Гафуром, и Андрей спросил:
- Шарафутдинов тебе уже напоминал?
Сутоцкий отшатнулся и отошел.
- Пара Сутоцкого на месте. Грудинин, за мной.
Пригибаясь и прислушиваясь, они прошли между грядок к сараю. Там на
сене спали работницы и дети. От сарая прокрались к избушке-полуземлянке,
заглянули в темное окно, прислушались и осторожно приоткрыли дверь. Пахнуло
конским потом и махоркой. Хриплый простуженный голос спросил:
- Кто там?
Матюхин ответил по-немецки:
- Свои. Не бойся.
Чиркнула спичка, и засветилась стеариновая плошка. На топчане сидел
босой старик в распахнутом немецком кителе и старых советских солдатских
брюках. Он не спеша почесывал впалую грудь и раскуривал цигарку.
- Что надо, пан?
- Никто не заходил к вам? - опять по-немецки заговорил Матюхин. - Нет
ли здесь или поблизости наших солдат?
- Нихт зольдатен, - ответил старик и отвернулся к окошку. Грудинин
немедленно загородил его собой. Старик отвернулся в другую сторону.
- А чем вы здесь занимаетесь в такой поздний час? - спросил Андрей.
Старик каменно молчал, потом вдруг стал обуваться - быстро и
сноровисто. Встал, застегнул немецкий мундир и спросил:
- Чеснок? Шпинат? Капуста?
- Ладно, - переходя на русский, махнул рукой Андрей. - Кем здесь
пристроился?
Лицо старика не дрогнуло, только на мгновение чуть расширились глаза.
- Огородник... По-старому, по-колхозному - бригадир, А по-немецки...
Ей-богу, не выговорю.
- Немцы есть?
- Нет. Тут их всего двое - начальник да кладовщик. Они в деревне живут.
Там у них тыловая контора.
- А что за женщины спят в сарае?
- Заночевали. Третий день на уборку гоняют, им туда-сюда ходить не
захотелось. Да и боятся: красные самолеты зачастили. Начнут бомбить - не
обрадуешься. Вот они и здесь... Которые с детишками, которые одни... Да и
прокормиться здесь легче.
Старик отвечал быстро, но слишком уж заученно и так, как можно отвечать
любому - и немцу, и русскому, и полицаю.
- Садись, отец, - предложил Матюхин, и старик сразу же опустился на
топчан. Андрей сел на ящик из-под консервов так, чтобы видеть дверь. - Не
будем скрываться. Мы разведчики.
- Партизанские?
- Нет. Красной Армии.
- Далеконько забрались...
- Служба.
- А чем докажете?
- Чем же доказать? - усмехнулся Андрей и повернул под капюшоном
маскировочной куртки пилотку звездой вперед. - Смотри.
- Понятно... - кивнул старик. - И чего ж вам надобно?
- Давай по порядку: что это за огород?
- Обыкновенный. Снабжаем овощами и зеленями ихние столовки. Солдатские
маленько похуже, офицерские много лучше.
- Всех снабжаете или только эсэсовцев?
- Раньше всех, а теперь только эсэсовцев.
- Это ж почему такое изменение?
- Урожай... Август ведь...
- Так урожая должно на всех хватить.
- Не знаю. Нам как приказано. Приказано все эсэовцам отвозить, вот я и
вожу. Другой раз и они приезжают.
Нет, он не собирался радоваться прибытию советских разведчиков, не
спешил открываться, не рвался в помощники. Он выжидал, тянул время, и Андрей
не знал, что нужно сделать, чтобы заставить старика раскрыться. Ведь если он
возит овощи эсэсовцам, он многое знает Видит и знает. От окошка подал голос
Грудинин:
- Тебя как кличут-то?
Старик, не поворачиваясь, все так же ровно ответил:
- Егором. А тебя?
- А меня Николаем. Я - зимнего Николая.
[Image004]
- Ага... Ну что, зимний Николай, дал бы ты мне закурить хоть штучку -
своя махорка еще не дошла, курю прямо-таки зеленый лист. Дерет уж очень.
Грудинин вынул кисет и кинул его на стол перед стариком. Тот не
торопясь развязал его, вынул газетку и стал разворачивать. Андрей и Грудинин
переглянулись - хитер старый. Как разыгрывает: "Дай хоть штучку!" Ведь
полицейские и немцы курят сигареты. И не стал спешить, а прежде всего
рассматривает газету.
Старик читал газету, далеко отставив от себя, натужно шевеля губами. Он
прочел общую часть сводки Софинфорыбюро, перевернул газету, прочел все
заголовки, заглянул вниз, прочел и номер полевой почты.
- Да-а... Вот оно, значит, как получается... На юге их лупят, а они
здеся шевелятся.
- Как это - шевелятся? - подался влеред Матюхин.
- Не спеши. Когда-никогда, а расковать нужно. По газетке вижу - наши.
Рискну. - Он развернулся к Андрею и, навалившись на столик, доверительно
зашептал: - Сматываются эсэсовцы. Видать, на юг подаются.
- Отец, ты не путаешь? Партизаны бы узнали...
- Фиг с редькой они такое узнают. Откуда им? Железнодорожники и то не
знают. И я в аккурат только вчера догадался. Второй день по три, а то и по
пять эшелонов уходят.
- Слушай, мы же второй день здесь, и мы бы услышали.
- Ха! Партизаны не узнали, а они б услышали! Ведь они как поступили?
Ден пять назад, в ночи, прибыл на станцию вроде ремонтный поезд, это мне
стрелочник знакомый, за семенами ко мне приходил, рассказал. И за ночь
выложили в лес ветку километра на два. Сверху сеткой замаскировали. Вот. И
уже третий день, как темнота начинается, на станцию подается два, а то и три
эшелона порожняка. Стоят себе на запасном пути. Потом на рассвете приходят
эсэсманы, все прочесывают наскрозь, всех разгоняют и эшелон - на ветку. Там
и грузят. И танки, и машины, и пушки.
- А стреляют зачем?
- Как это зачем? Они же раньше каждый день занимались. То одни, то
другие. Люди окружающие и привыкли - стреляют, ну и пускай стреляют, хай они
сказятся. И никому до них дела нет.
- Понятно. А почему же считаете, что они уходят, может, наоборот,
пополнение получают?
- А они, значит, как грузятся? Еду я вчера утречком, везу зеленя,
приказали к рассвету подать две подводы, в эшелон выходит. Как бы на дорогу.
Эсэсовцы - народ балованный, им все свеженькое. Ну вот, везу, а мне
вперерез, по лесной дороге, целая экспедиция. Один танк второй тянет, а к
ним еще две машины с орудиями прицеплены. Ползет прямо к ветке. Я
остановился, вроде хомут на второй подводе поправляю, - это я за первую
прячусь, - и гляжу. Вот та экспедиция по такой пологой настилушке и поехала
прямо, видать, на платформы. А вскорости еще одна такая петрушка тянется.
Сдал я свои зеленя и поехал не на огород, а прямо в деревню, вроде к
начальству, а сам зашел к стрелочнику, он тоже в деревне живет. "Куда это, -
говорю, - фрицы налаживаются?" - "Машины, - спрашивает, - что ли?" - "Да, -
говорю, - и машины..." - "Кто ж их знает, - отвечает, - должно, на ремонт, а
лес, - говорит, - прямо в Германию адресуем. Как всегда". И ведь верно!
Второй уж год он с этой станции пиломатериалы в Германию возит. У нас тут в
округе несколько лесопилок, и все работают. Все вроде верно. А я проверил:
"А танки, - говорю, - тоже в Германию?" - "Да ты что, - говорит, - заболел?
Уши у тебя заложило? Они ж как всегда ревут. И я, - говорит, - ни разу
танков на платформе не видел". Вот поехал я домой, слушаю, как локомотив
подали, как второй эшелон втянули, и опять танки зарычали, опять стрельба. И
тут меня и осенило. Вот, думаю, значит, как получается. Они танки досками
или там бруском обкладывают, и ни один черт не догадается, что под теми
пиломатериалами. Драпают эсэсчики, драпают. Но ночью я, однако, сомневался:
намедни бой до нас донесся, даже "катюши" играли, немцы их ужасно боятся.
Думаю, плохи у нас дела, если наши не наступают, а немцы не только воюют, но
еще и танки свои перебрасывают. Значит, им здесь непротив кого воевать. А
газетку прочел, понял: вот почему их туда гонят. На юге у них дела плохие.
- А вы что, ничего и не знали о нашем наступлении на юге?
- Откуда ж узнаешь, милый человек? Мы ж тут как медведи в берлоге на
переломе зимы - хоть вой, хоть молчи, никто ничего не услышит и не узнает.
Ежели вперед - там солдатня немецкая, хоть что, да проговорится. Ежели
назад - там партизаны, нет-нет да листовку кинут или газетку передадут, а то
кто завернет, как в прежние времена, политинформацию сделает. А здесь мы как
бы посредине. Никому до нас дела нет.
- Понятно... Партизанам о своих догадках сообщили?
Старик приподнялся от стола, выпрямился и удивленно посмотрел на
Андрея.
- Ты что ж думаешь, милый человек, партизаны наподобия грибов? Раз лес,
значит, и партизаны? Кому я сообщу? Да хоть бы и сообщил, так, думаешь, они
мне поверят?
- Что, из веры вышел?
- Окончательно! Одно то, что партизаны сына моего старшего,
полицейского, застрелили, второе, они знают, что дочка моя замужем за
полицаем, а третье - я ведь и сам у немцев в начальниках хожу - вишь, какие
огороды для панов развел? А ведь работает здесь кто? Бабы! Особенно те, у
кого мужья или там сыновья в Красной Армии или неизвестно где. А неизвестно
где, по нашим понятиям, значит, в партизанах. Так что ж ты думаешь, если я
их тут гоняю, так они за меня свечку ставить будут? Или своим не шепнут,
какой я их гонитель являюсь? Шепнут! Вот почему партизанские разведчики ко
мне и не ходят.
- Ну а если наши придут? - несколько обалдело спросил Андрей. Он не
знал - верить Егору или не верить.
- А чего мне их бояться? Разберутся!.. Одно то, что хоть я сын он мне,
а я его... не очень и жалею. Неудачный он получился. В армии не служил. Все
самогон да бабы. С него при наших никакого толку все равно бы не было. А
второе, как я замечаю, зять у меня не такой уж и дурак. Так, по вопросикам,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг