- Какой же секс без скальпеля, - соглашается старший и слышно, как он
медленно уходит, насвитывая и хрустя обувью о засыпанный грязью линолеум.
Молодой, взяв тяжелое от смерти тело Наташи за щиколотки, подтаскивает ее
животом к краю стола и опускает ее ноги к полу. Потом, сняв штаны, он
наваливается на наташин зад, тихо называя ее при этом Людмилой. Резко
извернувшись, Наташа хватает его за горло и начинает душить. Он пытается
оттолкнуть ее от себя, но она несколько раз, глядя ему в глаза, с размаху
бьет его своим холодным и влажным от испарившегося инея лбом в переносицу.
Из носа мужчины льется кровь, зрачки закатываются под веки. Когда он
перестает дышать, Наташа отпускает его упасть грудью на стол, наклоняется и
от отвращения с гавканьем рвет темной трупной слизью.
Рядом стоит еще один стол, на котором лежит покрытый множеством потемневших
ножевых ран голый труп старика, не верившего в вечную жизнь Ленина. После
ухода Сони старик долго еще сидел на кухне, а потом пошел к старухе, чтобы
она напомнила ему, как его звали двадцать лет назад. Что-то тяжелое
навалилось на него в темном коридоре, сбило с ног и стало, царапаясь,
грызть беззубыми челюстями его лицо. Вспомнив слова Сони, старик испугался
и стал бить мертвую старуху по голове своими слабыми кулаками. Однако
старуха задавила его и он умер, теперь уже убежденный в сониной правоте.
Старуха приволокла из кухни нож и ела старика сырым, вспомнив забытый вкус
мяса, потом вылезла с ножом и кровавым куском в зубах на балкон и
перевалилась через перила, думая, что сумеет летать, но упала и разбила
себе голову, обретя таким образом вечный покой.
Наташа снимает с мертвого мужчины свитер и надевает его на себя. Штаны
одевать ей противно, и она голая ниже пояса тащит мужчину за волосы в
морозильню и разбивает кулаком белую лампу. Выбрав три мужских трупа, один
женский и один труп мальчика, Наташа, подчиняясь непонятной тяге, пускает
им свою рвоту изо рта в рот, забираясь с ногами на полки. Когда приходит
напарник убитого, светя перед собой фонариком, Наташа не дает ему включить
аварийный свет, а нападает на него сзади и, обхватив одной рукой за горло,
выдавливает пальцами другой глаза. Мужчина от этого падает с громким воем
обезьяны на пол, роняя фонарик, и Наташа со всей силы бьет его ногой по
голове, пока с коротким хрустом не сворачивает шею.
В пять часов утра во дворе морга появляется группа из шести мертвецов
обоего пола, высокий лысый мужчина вооружен топором, а молодая женщина в
свитере, в которой нетрудно узнать Наташу, держит в руках металлическую
палку для перетаскивания трупов, загнутую на конце в острый гак. Вторая
женщина, с ожогом на лице, кутается в темного цвета плед, а идущий
последним мужчина сильно хромает, потому что у него нет куска ступни. Они
забираются в салон микроавтобуса, выполняющего роль катафалка, причем
хромой садится за руль, а Наташа на переднее сидение рядом, и выезжают по
направлению к давно прекратившему по финансовым причинам отравление
окружающей среды химическому заводу, расположенному на северной окраине
города. Они едут пустыми улицами в темноте, водитель четко соблюдает полосы
разметки, напристегнутая ремнями безопасности Наташа расслабленно сидит,
откинувшись назад на спинку кресла, и невидяще смотрит на мелькающие фонари.
Все происшедшее кажется Наташе странным, но не пугает ее, наверное потому,
что она не верит в свою смерть, не находя ей причины. Лениво подняв руку,
она трогает рану на голове, засовывая в нее пальцы. Сзади начинает
доноситься хрип одного из воскрешенных Наташей мужчин, который, согнувшись
пополам на грязном полу микроавтобуса, корчится от пожирающей его изгнивший
кишечник боли. Хрип переходит в глухой рев, мужчина бьется головой в
оболочку машины и ползает боком между молча сидящими на полу товарищами.
- Стой, - говорит Наташа водителю и автобус тормозит у обочины пустого
проспекта. По тротуару идет, пошатываясь, нетрезвый человек в растегнутом
пальто. Наташа берет свою палку, другой рукой ведро из-под ног и вылезает
на усыпанный красными листьями квадрат сырой земли, где растет клен.
Человек сразу замечает приближающуюся к нему полуголую женщину с ведром и
железным гачком, плохо освещенную фонарями, зрелище это ему не нравится,
но, объясняя его действием чрезмерной дозы алкоголя, он просто пытается
убежать в глубину незнакомого переулка. Ускорив шаг, Наташа легко настигает
свою жертву и бьет ее гачком по голове. Человек сразу падает, и Наташа
основательно расшибает ему голову меткими ударами гачка. Усевшись на
асфальт и подставив край ведра под кровяной фонтан, она облизывается и
обводит глазами темные окна домов. Место, где Наташа доит убитого,
находится в отдалении от ближайшего фонаря, так что даже бодрствующие в это
время не могут увидеть выражения этих глаз.
Первым пьет из ведра водитель, противно урча, затем, когда автобус
трогается, Наташа протягивает его в салон. Женщина, завернутая в плед,
отливает себе крови в консервную банку, хмурый мальчик черпает ладонью и с
отвращением морщится, остальное с сосущим чавканьем пьет лысый мужчина, а
тот, что корчится на полу, уже не может принять участие в трапезе, изо рта
его лезет что-то густое и вонючее, похожее на куски развалившихся
внутренностей, и рев его давится в этом отвратительном материале, переходя
в шаркающий хрип. Около шести часов утра, когда уже начинает едва заметно
светлеть, автобус останавливается у проваленной во многих местах бетонной
ограды химического завода.
Соня пришла на завод пешком, для чего ей потребовалось много времени, но
время значило для нее мало, кроме того ей пришлось задержаться в одном из
новых микрорайонов, через который пролегал ее путь, чтобы убить в парадном
возвращавшуюся из школы ученицу седьмого класса по имени Надя, с целью
завладеть ее ботиками и колготками, чтобы босиком не так бросаться в глаза.
Ботики были немного велики Соне, но нравились ей своей формой и черным
цветом. Колготки были телесные, чего Соня не любила, к тому же рваные на
тыльной стороне правого бедра. Надя, впрочем, носила длинное школьное
платье и дыру никто не мог видеть, пока она была жива. Соня подошла к ней
возле лифта и, резко схватив Надю обеими руками за волосы, сильно ударила
ее головой в стену. В лифте Соня с хрустом сломала шею потерявшей сознание
школьнице, посадив ее на пол и ударив ногой в подбородок. Затем она поехала
на самый верхний этаж, заволокла Надю по железной лестнице на крышу, где
между небом и землей сняла с нее ботики и колготки, вытащила из школьного
ранца черный фломастер, вырвала из тетради листок и, написав на нем
большими буквами надиным почерком: "Хочу навсегда остаться девственной.
Надя", положила его возле трупа на твердую смолу крыши. Потом она
нарисовала на лбу мертвой девочки крест.
Совершив эти святотаства, Соня пошла по крыше на другую сторону дома,
откуда обычным своим образом перелетела на соседний. В новых ботиках
леталось хорошо. Двигаясь и дальше по крышам одинаковых домов, словно
созданных для таких, как Соня, которые, в отличие от птиц, не умеют летать
вверх, она ушла очень далеко от места своего последнего преступления, после
чего спустилась на поверхность улицы и продолжила свой путь.
Не имея особенной потребности во сне, Соня все же забралась к шести часам
вечера спать на высокую старую липу, омелы в ветках которой срослись в
большой зеленоватый ком, служивший испокон века гнездом всякой погани.
Удобно устроившись на кривом суку, Соня уснула с открытыми глазами, глядя
на окна стоящего напротив дома, которые попеременно то зажигались, то
гасли, повторяя в ускоренном ритме судьбу огромных светильников космоса.
Ветер с шелестом нес по асфальтированной земле непрочитанные никем листы
газеты, кружил их и комкал, поднимая высоко над землей. Давно уже стемнело,
загорелись редкие розовые фонари. Их печальный, бледный и несколько тусклый
свет, освещавший ровные улицы между домами, черные дворы с силуэтами
полуоблетевших деревьев, мусорные баки и поломанные лавочки, на которых от
холода кроме кошек никто не сидел, вызывал ощущение безграничности смерти и
одиночества, которое так любила Соня. Эти темные пространства в просветах
домов напоминали ей щемящую неизвестность, охватывавшую ее в детстве, когда
она ходила к подружке, глядя на звездное небо, ежась от холода и думая о
забытых дома перчатках, о красоте осенних кленов, виднеющихся за забором
детского сада, о чужеродной тьме оврагоподобных улиц, проваливающихся во
все стороны света, которая представлялась ей будущим, неизвестностью ее,
сониной, судьбы. Ей встречались тогда косые от ветра люди с
трудноразборчивыми, чужими лицами, похожие на тени, скользящие по стенам
домов, они шли ниоткуда и спешили в никуда, будто несомые ветром, их
непонятная темная жизнь казалась Соне и ее будущей жизнью, ей становилось
страшно, мелкие колючие мурашки безысходности собирались у нее между
лопаток. В парадном, где жила подружка, сидели вечерами в темноте взрослые
люди, кружились красные огоньки сигарет, влюбленные лизали друг другу
открытые рты влажными языками, звучали гитары и пахло вином. Вызывая лифт,
Соня прижималась к косяку его дверей, дрожа, когда кто-то спускался мимо
нее по ступенькам, словно ее могли взять и уволочь наверх, по темной
лестнице, к черному небу, туда, где эти оборотни живут в своих пещерах,
высеченных в айсберге времени. Однажды молодой мужчина, сходивший по
лестнице, заметил Соню и, остановившись возле нее, спросил, как ее зовут, и
Соня открыла ему свое имя, мучительно ожидая, когда же опустится вызванный
ею лифт, а мужчина тихо засмеялся, обдавая Соню запахом вина, взял ее за
плечи и поцеловал в лоб, и губы его обожгли Соню холодом вечного проклятия
и перевернутых подземных церквей. И тогда Соня поняла, что Дьявол любит ее.
В половине восьмого Соня выплюнула высосанное до кожуры кошачье сердце,
улучшила момент, когда возле дерева никого не было, спустилась вниз и стала
приставать к прохожим с вопросом, где находится мясная лавка. Наконец одна
женщина, сотрудница банка, губы которой были покрашены фиолетовой помадой и
от которой сильно пахло духами и шампунем, показала ей дорогу, потому что
сама часто посещала мясную лавку, чтобы купить бараньего мяса для своих
ужасных детей.
Когда Соня вошла в лавку, там никого не было, кроме мясника, которого звали
Коля, и который, только увидев Соню, сразу представил ее себе раздетой и
лежащей животом на разделочном столе. Соня подошла к прилавку и стала
рассматривать висящее на стене за ним мясо. Она рассматривала мясо молча и
пристально, словно речь шла о предмете изобразительного искусства. Коля
тоже молчал, сложив свои сильные руки на груди и тщательно четвертовал в
своем воображении Соню большим мясным ножом, жарил куски ее тела на вертеле
и ел. Желание раздеть, зверски изнасиловать, зарезать, разрубить и сожрать
стоящую перед ним девочку настолько переполняла ленивое медвежье существо
Коли, что он с трудом подавлял в себе порыв сразу схватить в одну руку,
испачканную в крови и сале крупного скота, сонины волосы, а во вторую -
тесак и начать свое дело.
Особенно дались Коле медленно ползущие по кровавым обрубкам туш живые и
красивые глаза девочки, они почему-то даже заставили его сглотнуть слюну. В
остальном же он видел перед собой ее тело, подвешенное ртом на крюк,
распоротое спереди, так что видно синеватые дыхательные органы, ведущие от
задранной головы к легким, волосы девочки испачканы липкой красной массой,
и оставшаяся кровь, уже иссякая, стекает по ногам Сони в лужицу на полу.
- Скажите мне, где здесь черные озера? - вдруг спросила Соня, и тяжелое
тело Коли содрогнулось. Он тупо уставился на Соню, приоткрыв рот. - Мне
нужны черные озера, - внятно повторила Соня, глядя прямо в его водянистые
глаза.
Колю объял неясный страх. Раньше он думал, что никто кроме него не знает о
черных озерах, бездонных дырах в траве пригородной тундры, куда Коля
вытряхивал ночами из ящика свои гнусные поделки из костей и внутренностей
растерзанных детей, наполненные купленной на бойне скотской кровью, которой
Коля пытаясь заменить пролитую им кровь маленьких человеческих существ. Он
верил, что в покрытых черным налетом каменных башнях посреди озер живут
могущественные демоны, любующиеся его дарами, которые дадут ему взамен силы
стать бессмертным.
- Человечину ел? - с мрачной угрозой спросила Соня. - Бульон из ребер
детских варил? Тушил печень первоклассницы с картошкой? Отвечай, сволочь.
Коля схватил со стола топор и швырнул его Соне в голову, но не попал,
потому что Соня отступила в сторону, и топор ударил в каменную стену лавки,
выбив в кирпиче вмятину размером с кулак.
- Я с мозгами твоими вермишель по-флотски сделаю, - зарычал Коля и двинулся
на Соню с ножом, отрезав ей путь к двери, которую сразу закрыл на засов. -
Со сладкими твоими, зайчик, мозгами.
Но Соня и не думала бежать.
- Лучше по-хорошему скажи, - ласково попросила она Колю. - А то я тебя
калекой сделаю или совсем убью.
- Моя жена Люся из одной девочки неделю назад пельмени приготовила, -
остановился для воспоминания Коля. - Очень хорошие пельмени получились,
только уже кончились. А из тебя пельмени будут невкусные, на котлеты только
годишься. Или на перцы фаршированные. Я как ребенка вижу, сразу знаю, что
из него лучше готовить.
Коля хотел было двинуться дальше, но не успел, потому что Соня
израсходовала треть кошкиной души на то, чтобы пустить ему изо рта в живот
струю огня толщиной со стакан, которая прожгла Колю насквозь и выбросила
сзади него фонтан крови и вареного брюшного жира. Коля выронил нож и упал
спиной на пол лавки, схватившись руками за живот. Навстречу его ладоням
вслед за выхлопом вонючего пара потекла жгучая пузырящаяся кровь, смешанная
с содержимым кишечника.
- А-а, - заревел Коля от боли и страха за свое нутро.
- Ну, где озера? - тихо повторила Соня свой первоначальный вопрос,
склоняясь над искаженным лицом мясника. - Если скажешь, я тебя вылечу.
- За городом... в полях... около химзавода... - завывая, пытался показать
лбом направление Коля.
- В какой стороне света? На севере?
Вместо ответа Коля стал перекатываться с бока на бок, продолжая дико выть.
- Если стать лицом к восходящему солнцу, - медленно произнесла Соня. - То
куда идти?
- Налево, - взревел Коля. Перекошенная рожа его постепенно начинала
мертветь.
- На север значит.
- Помоги мне, девочка... помоги мне, девочка... - сипло заскулил Коля,
закидывая голову назад от мучившей его нечеловеческой боли.
- Конечно я помогу тебе, раз уж я обещала, - спокойно ответила Соня. -
Убери руки.
Коля неуверенно отнял от рваной кровавой дыры в животе трясущиеся руки.
Глаза его, слезящиеся по причине боли, жалобно смотрели на Соню. Она с
силой ударила его ногой в беззащитный кровоточащий живот. Удар выбил с
коротким водяным звуком веер кровавых брызг из мокрого скомканного месива
на животе Коли. Вопль снова схватившегося за брюхо и поджавшего ноги Коли
сотряс стены мясной лавки.
- До ночи еще подохнешь, - констатировала Соня, разворачиваясь к двери. -
Не будешь больше человечину жрать.
С этими словами Соня отодвинула засов и, выйдя на ударивший ей в лицо
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг