Илья Масодов
Мрак твоих глаз
Школа #3
1. Кошачье сердце.
Пятый Ангел вострубил, и я увидел звезду, падшую с неба на землю, и дан был
ей ключ от кладязя бездны.
Откр. 9.1
Соня сидит на скамеечке перед парадным, сложив на коленях свои детские руки
и смотрит прямо перед собой в темноту кустов. Не то чтобы она видит нечто
невидимое обычному человеку, да и не то чтобы она мечтает о чем-то, большом
и холодном как угольный айсберг, Соне чужды мечтания, потому что она не
верит в наступление будущего. Справа от нее возвышается темный
прямоугольник шестнадцатиэтажного дома, запятнаный желтыми окнами, дома, в
котором прошло ее мрачное детство, полное одиночества и слез. Ее детство,
ах, какой ужас встает теперь с его дна.
Соня не может жить. Сон не приходит больше к ней, чтобы успокоить ее
исколотое холодом сердце, опустить окостеневшие как у куклы веки,
растворить хотя бы часть времени в теплом забытьи летних вечеров тихого
деревенского яблоневого сада. Бессонница Сони - это огромный звездный
вихрь, начинающийся из ее груди и превращающий ее из человека в космический
элемент, котрому отдых не нужен. Путь Сони ведет в прошлое, и ноги ее редко
касаются земли.
Соня поднимает руки с колен, подносит их к лицу и расправляет свои белые
волосы, глядясь в зеркало усыпанного звездами осеннего неба. Ноги Сони,
покрытые начиная от середины бедер только черными чулками, леденит
безжалостный ветер. Они плотно прижаты друг к другу, наверное в целях
равномерного распределения холода и энтропии. Через открытое окно, где
погашен свет, играет радио.
Деревянная дверь парадного, на которой написано куском белого кирпича
полустершееся имя СВЕТА+ кажется вовсе не приспособленной для открывания, а
сделанной просто для вида возможности выйти или войти. Ее обшарпанные края
вросли пробившимися из-под краски занозами в косяк, ручка давно уничтожена,
и на уровне человеческого лица в двойной фанере пробита неправильной формы
дыра, видимо кошки, птицы или другие целеустремленные звери процарапали
сквозь фальшивое место себе настоящую дорогу.
Мимо Сони медленно проезжает машина, обливая кусты лимонной кровью фар. Она
останавливается у соседнего дома и гаснет. Никто не выходит из ее
отшлифованного ледяным ветром корпуса, голова водителя спокойно опускается
на руль. Соня встает со своего места и движется вдоль кустов по линии,
близкой к евклидовой прямой, асфальт неприятно колет сквозь чулочную ткань
ее ступни, лишенные туфель, так что Соня жалеет о непрошедшем дожде.
Ее икры мелькают над вечерним тротуаром, освещенном причудливыми лицами
люстр, она минует второе окно, останавливается и смотрит в пустое зажженное
окно, словно увидев на чистой штукатуреной стене чьей-то кухни чудовищную
муху. Под вещественным углом примерно в 30 градусов к стене дома бежит
серая кошка, из тех, чей цвет специально подобран для жизни каменных дворов
и ржавых карнизов, охоты за мышиными привидениями в лабиринтах подвалов и
экспозиционной гармонии с густыми летними закатами просторных крыш.
С того места, где сейчас стоит Соня, видно дерево, растущее по ту сторону
дома, полуоблетевший каштан, помнящий еще то время, когда не было около
него бетонного ужаса, а был поросший бурьянами холм и несколько сельских
домиков, еле видных за сплетением ветвей разросшихся вишен. В каштане этом
находится два дупла, одно почти у самого корня, в котором мальчишки
сониного детства разжигали огонь и взрывали пистоны, второе на метр выше
человеческого роста, где Соня прятала когда-то куклу, найденную ею в
песочнике, замаскировав листвой ее голубые глаза, но свет этих глаз проник
сквозь листву и неизвестный вор увлек сонино сокровище в темную глубину
чужих подъездов, где пахло старыми книгами и жареным мясом и где
встречались странные люди, не жившие вместе с Соней общей жизнью.
Соня достает из кармана маленький гребешок и медленно расчесывает свои
белые волосы, не думая спешить. Из-за угла дома появляется молодая пара,
девушка ведет перед собой коляску, толстая смоляная коса снабжена красным
фонариком, освещающим ее вечерний путь. Ветер лепит к лицу выбившиеся из
прически тонкие пряди, глаз не видно, мужчина строг и сдержан. Они
сворачивают на улицу, полную шумящих тополей, по стволам которых вихрь
уносит вверх стаи бесцветных существ, так непохожих на людей. Соня медленно
расчесывает свои белые волосы, и ветер делает ее труд бесконечным, сплетая
их вновь. Между Соней и ветром чувствуется взаимосвязь, наверное потому,
что они оба пришельцы из другого времени.
Завершая свой бесплодный труд, Соня засовывает гребешок обратно в карман и
продолжает движение вдоль линии кустов, достигает угла дома и видит другой
дом, темный и недостроенный, из которого торчит подъемный кран, похожий на
тень чего-то страшного, и по которому ходят люди в строительных шлемах и
движутся лучи прожекторов. Перед входом дома торчат из земли бетонные
балки, как колонны античного храма, и погрязший в грязь самосвал косо
освещает фарами необлицованную стену перед собой. Соня думает сначала о
странных глазах машин, источающих свет вместо того чтобы его улавливать,
потом о душах нерожденных людей, обитающих в засыпанных осколками кирпича и
строительным мусором комнатах, и наконец о выжженных бетонной пылью и
алкогольной пургой сатанинских лицах строителей, мужчин в желтых шлемах и
женщин в выцветших косынках, которые, не зная никакого архитектурного плана
и нужного количества кирпича, возводят по ночам огромные строения
человеческой памяти из космической материи снов. Подобно вампирам, медленно
движутся они по стрелам подъемных кранов, выкрикивая что-то на непонятном
матерном языке мертвых, их строительство не имеет конца и растет как
вавилонская злокачественная башня, силясь достичь холодного шелка облаков.
По щиколотки проваливаясь в сырую грязь, Соня входит в огромные ржавые
ворота и оказывается на песочной площади, разъезженной колесами самосвалов,
у подножий бетонных столбов, пронизанных ржавыми прутьями, которыми магия
мертвых скрепляет вещество бетона. На краю площади, на песочной насыпи
пылает куча пропитанной мазутом стекловаты, напоминающая почерневший труп
носорога. Соню накрывает тень передвигаемого краном по воздуху штабеля
белых плит, и она, задрав голову, что есть силы кричит наверх. Ее голос как
подобное вписывается в скрежет крановых цепей и металлических тросов о края
бетонных плит, прожекторных креплений, напрягаемых бешеной силой ветра. Он
летит в квадратные глазницы незастекленных окон, и зодчие своих смертей
видят призрак чайки, несомой ветром в глубину восставшего из земли камня,
большую глубины звездного неба над головой. Лавина пронзительных криков
раздается в ответ, лица искажаются болью, которую не измерить живым, куски
кирпича и острые мастерки, отравленные строительным раствором, летят сверху
в Соню, взрывы песка окружают ее. Соня убирает волосы с виска и в это место
сразу попадает четверть кирпича, разломанного руками четырнадцатого Христа
- Христа строителей и углекопов. Соня падает назад, раскинув руки, и
галактические реки ускоряют свое течение, омывая лицо ее ледяной водой,
прозрачные рыбы, наполненные взвешенными крупицами света, целуют ее в голое
тело, и все сорок восемь направлений ветров, из которых людям известны
только четыре, открываются перед ней, и она видит ответ на свой вопрос.
Она видит геометрическое поле, покрытое черным мрамором, огромное как
пустой аэродром, и посредине его четырехгранную пирамиду из черного стекла,
в гранях которой высечены ступени, и двенадцать прекрасных комсомолок,
стоящих в симметрично правильных местах, с факелами, заплетенными косами и
комсомольскими значками на черных платьях до колен, и лес из зеркальных
антрацитовых деревьев, и падающий между стволами снег, усыпающий волосы
бесчисленных рядов пионеров, отдающих вечных салют, и три черных озера, с
поверхности которых поднимается гробовой туман, и черную башню между ними,
отражающуюся в зеркальной глади концентрированного в кромешную подземную
жидкость солнечного огня, и само солнце, висящее посередине черного
звездного неба, горящее языками пламени по краям, но не дающее света земле.
Она слышит гром подземных поездов, несущихся в непроницаемой тьме, закрытой
почвой от глаз, где вибрирует скрежечущая поступь цехов, перерабатывающих
известь в соль, камень в хлеб, дерево в человеческую плоть. Она угадывает
спрятанный в тверди простор, полный вишневых садов, белых куполов и
цветущих полей, недоступных органам зрения, потому что свет сразу гаснет в
таинственном прохладном пространстве их бытия, она угадывает след того,
кого ищет, потусторонний взгляд его сощуренных глаз, и ее вновь охватывает
испепеляющее желание увидеть его лицо.
Строители зарывают Соню с левой стороны здания, если стать спиной к
главному входу, под дном ямы, открытой для постановки следующей бетонной
сваи для фундамента будущей пристройки. Своим девственным детским трупом
Соня должна укрепить сооружение и освятить избранное место, в соответствии
с древним обычаем строителей и углекопов, в чьих преступлениях
непосвященные обычно обвиняли евреев. Один из прорабов хочет изуродовать
лицо девочки мастерком, в целях большей конспирации, однако, рассудив, что
вряд ли кто сыщет, да и личико до того погниет, закапывают так, а одна из
строительниц, у которой тоже дети, даже подстилает Соне старый изорванный
строительный ватник, использовавшийся для отпугивания ворон от котлов с
варящейся смолой, и поворачивает голову Сони в сторону восхода солнца, не
из религиозных соображений, а чтобы песок в нос на нападал, впрочем кровь
никто отирать не стал, а крановщик, лица которого было не разобрать под
шапкой, просто плюет в Соню, целясь в лицо, но не попадает и зло ругается,
потому что девочку уже зарывают.
Работа на стройке останавливается около двух часов ночи, около получаса
после этого строители палят прикрученную к свае проволокой живую кошку и
пьют желтоватую мутную жидкость из трехлитровой банки, разливая ее в
металлические кружки, рассказывают разные истории, курят и едят колбасу.
Потом они расходятся по вагончикам, где занимаются очень грубым групповым
сексом, мучая своих женщин, которых намного меньше, чем мужчин. В это
время, находящееся за пределами восприятия человека, потому что он тогда
либо еще спит, либо уже умер, Соня выбирается из песочной ямы и моет лицо в
луже, образовавшейся на неровности бетонного куска. Она снимает грязные
чулки и вытирает ими руки и ноги, смачивая чулки водой. Она смывает кровь с
лица и размачивает волосы, налипшие на рассеченный висок. Сидя на бетоне,
она вытряхивает песок из волос и выплевывает его изо рта. Соня не чувствует
злости и невнимательно слушает удары в железные стенки вагонов и блаженный
плач натертых пенисами пьяных баб.
Выбросив скомканные чулки в банку из-под краски, Соня упирает локти в
колени, а щеки в ладони и думает о перерастании настоящего в прошлое и о
таинственном желании Бога, обозначенном в приснившейся ей вечной книге
буквой Ъ. Она представляет себе Бога в его древесной форме, которая кажется
ей особенно страшной и тревожной. Геометрически Бог не имеет главного
направления, потому что растет из ниоткуда в никуда. Презирая вездесущесть,
что зиждется лишь на человеческом понимании, Соня локализует Бога перед
собой и наделяет его чертами огромного оборотня, повелевающего ветром и
дождем. Смертность Бога не подлежит сомнению, и в будущем он давно уже
умер, но в прошлом, созданном им как ловушка для живых существ, от него не
спастись. Соня понимала, как неведомая сила гонит к ее непроходимой стене
творения, где сам Бог и те, которые управляют им, разотрут ее живое тело в
кровавый жир с волосами.
Куча стекловаты на строительной площадке медленно гаснет и ветер уносит
слабый вонючий дымок в темноту расстилающихся в бесконечность ночных полей.
Соня спрыгивает с плиты, босиком подходит к сгоревшей кошке, прикрученной к
свае и греет заиндевевшие ступни в тепловатой золе. Звезды дрожат от ветра,
как елочные игрушки, и на крыше дома лежит сделанная из сухого белого камня
луна.
С острой ржавой железкой Соня входит в темный вагончик, внутри которого
спят крупные пахнущие потом люди, раскинувшие руки с толстыми от
непрерывной работы с бетоном пальцами, видит в треугольнике прожекторного
света небритое мужское лицо с раскрытым сипящим во сне ртом, заполняющее
собой световое пятно и от того кажущееся еще больше, обеими руками
поднимает железо и с силой бьет спящего человека в глаз. Мужчина дергается
всем телом, скрипит ногами по койке и двигает головой, выворачивая шею, рот
его надсадно хрипит, в то время как Соня с мякотным звуком по кругу
поворачивает в его глазу свое орудие, и чернильная кровь, выдавливаемая ею
из головы, стекает пузырясь по лицу человека в темноту. Когда Соня
понимает, что мужчина уже умер, она вытаскивает испачканную мозгом железку
из головы и приседает на корточки перед вторым мужчиной, спящим в сидячей
позе возле стены, штаны его расстегнуты и из ширинки высовывается толстый
сосископодобный член. Мужчина храпит и стонет во сне, вероятно ему
продолжают сниться одинаковые школьницы, играющие в полутемной квартире с
цветами и другими предметами умершей природы, когда Соня приставляет к его
глазу ржавое острие и со свистящим придыханием вводит его внутрь. Туловище
мужчины сразу сильно подается вперед, словно он стремиться к подставленному
телу женщины, вскакивает на ноги, отбросив Соню к койке и вырвав силой
одеревеневшей, как у крупной рогатой скотины, шеей из ее рук железку,
бросается к противоположной стене вагончика и, ударившись о нее, кренится
набок, растворяет дверь плечом и вываливается на короткую лестницу,
опущенную в бездну земли.
Не заботясь больше о его судьбе, Соня находит у стола топор для рубки
колбасы и, используя его вместо железки, убивает полупробудившуюся молодую
женщину с красивым и жадным лицом, пытающуюся слепо защитить мозолистыми
руками вхолостую оплодотворенный мертвецами живот, в то время как Соня бьет
ее просто по голове и убивает со второго раза. Усевшись на женское тело
верхом, Соня прокусывает женщине шею и медленно сосет струящуюся толчками
кровь, припав к живительному трупу животом и грудью, и так, сося, засыпает
и тонет во сне лицом в огромные жидкие цветы, наполненные неземными
красками райских садов.
Еще затемно она просыпается и покидает свое железное дупло, ступая вместо
лестницы прямо по загромоздившему ступеньки трупу, лицо которого щекой
утыкается в грязь. Все вокруг спит, объятое неподвижностью, и тяжелое время
медленно погружается в свой бездонный омут, и луна, наслаждаясь
одиночеством, повернула к земле свое ужасное заднее лицо. Соня входит в
надостроенный дом и, узнавая каждую ступень и каждый брошенный строителями
предмет, поднимается на верхний этаж. Внутри дома совершенно темно, свет
прожекторов не проникает сюда, и плечо Сони касается иногда колкой и
обжигающей шерсти ползающих по стенам невидимых зверей. Где-то в
приближающейся черной высоте льется вода, это звезды просачиваются сквозь
границу божьей власти и ускользают к вечности. Комнаты последнего этажа не
имеют потолков и посередине одной из них блестит при луне большая лужа, в
которой Соня умывается и полощет пахнущий кровью рот. Из окна видны
усыпанные голыми деревьями, погашенными в воде фонарями и редкими
автомобилями территории дворов.
Соня становится в оконный проем и равнодушно смотрит вниз, на гору песка и
накренившийся под уклон экскаватор. Шагнув вперед, она пролетает несколько
метров и падает обеими ногами на толстый металлический трос, крепящий
подъемный кран к стене дома. Несколько секунд она добывает равновесие,
расставив руки в стороны и балансируя на вибрирующем тросе, ядовитая ткань
ржавой опоры жжет голые ступни. Наконец трос и тело Сони прекращают всякое
вертикальное движение и, объятая засасывающей одномерностью пространства,
Соня легко поднимается по тросу к лестнице крана, по которой лезет к кабине
и выбирается на гудящую от ветра стрелу. Здесь Соне необходима точность, и,
стоя на кончике стрелы возле колеса, обмотанного пахнущим машинным маслом
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг