- Вот-вот. - Он снял очки и погладил тонкими пальцами переносицу. -
Один приятель открыл медицинский кооператив, меня звал. Говорил, самое
перспективное - вкладывать деньги в медицину, туалеты и морги. Люди,
дескать, всегда будут болеть, хотеть в туалет и умирать. Независимо, есть у
них жратва или нет.
- Ну и правильно говорил.
- Только пристрелили его очень скоро. Не успел разбогатеть.
- Знаешь, кто не рискует...
- Тот пьет водку на чужих поминках, - окончил за нее Виктор. - А
главное, мне это неинтересно.
- Конечно, здесь куда интереснее! Первый парень на деревне... Вернее,
на острове.
- Здесь работа. Ты же тоже любишь свою работу.
- Не-а. - Она вскинула руки, собрав волосы на затылке. - Я не работаю,
не пашу, не вкалываю и не заколачиваю бабки. Я, Витюш, живу! Сейчас работа
журналиста полностью соответствует моему представлению о жизни. Мне
интересно так жить, и все. Завтра проснусь, захочется жить иначе - сменю
работу.
- А для меня это больше, чем образ жизни.
- Нашла коса на камень! - Она хлопнула себя по узким бедрам, туго
обтянутым джинсами. - Какая местная Фекла тебя приворожила, а?
- Кто о чем, а баба о бабе! - рассмеялся Виктор. - Мужик он, мужик.
- Вот тебе раз! Ну-ка, колись, бывший благоверный. До каких это глубин
разврата вы дошли в этом святом месте?
- Ты даже не представляешь, - сказал он неожиданно серьезно.
- Не поняла.
- О Мещерякове не слышала? - Не-а, - легко соврала Настя.
- Был такой крупный исследователь, пока друзья не сожрали.
- Профессор, наверное?
- Нет. Докторскую защитить дали, а дальше не пустили. Да и докторская
была на закрытую тему.
- Как диссидентам через задницу вкатывать краткий курс истории партии?
- Ну зачем так? Он... - Виктор резко встал, в два шага пересек келью и
распахнул дверь в коридор. Дверь, как и все здесь, была без ручек,
открывалась специальным крючком. Прислушавшись к гулкой тишине, Виктор
мягко закрыл дверь, тихо щелкнул замок.
- Па-ра-но-йя, - по слогам произнесла Настя, покрутив пальцем у
виска.Шиза косит наши ряды, ага?
- Показалось. - Виктор сунул крючок в карман халата.
- Ну-ну... Так что там Мещеряков?
- Он одним из первых начал проводить эксперименты по расширению
сознания, - сказал Виктор, возвращаясь на место.
- А! - разочаровано протянула Настя, отворачиваясь к окну.
- "Бэ"! Это основа психотронного оружия. Американцы развернули
поисковые работы лет семнадцать назад. Сначала пытались поставить сознание
под контроль.
Была у них такая программа "МК-Ультра". Лоботомия, методики по
снижению агрессивности и попытки аппаратного управления эмоциями и
поведением.
- Знаю, знаю! Лоботомия - это когда через дырку во лбу спицей в мозгах
ковыряют. В кино видела. Хорошо америкашкам, им бабки девать некуда, -
равнодушно бросила Настя.
- Нет! - Виктор хрустнул пальцами. Чувствовалось, что этот спор он
ведет давно и сейчас рад новому слушателю. - Они отработали и закрыли эту
тему, и переключились на ее антипод. Очевидно, пришли к выводу, что
управлять сознанием, не разрушая его, нельзя. В результате можно получить
не управляемое общество, а палату буйнопомешанных. Значит, следовало искать
подходы к управляемой эволюции сознания. А наиболее тщательно этот вопрос
проработан в системах тайных обществ и религиозных сектах. И практически у
каждого народа в рамках этнической культуры существует шаманство - как
синтез методик расширения сознания. Доведенный до утилитарной простоты.
- Бред в трамвае! Ты сюда прибежал за Мещеряковым, это понятно. Так
сказать, из платонической любви к научному светилу. А он как на этих
выселках оказался?
- Именно - на выселках! Он тут на правах ссыльного поселенца.
- Напортачил с подопытными кроликами? - Настя через плечо посмотрела
на возившегося с зажигалкой Виктора.
- М-м, - кивнул тот головой, выпустив из ноздрей дым. - Часть
экспериментов шла с использованием галлюциногенов. Эти препараты вызывают у
подопытных неуправляемый поток зрительных образов, в просторечии именуемых
галлюцинациями.
Самый ходовой препарат - ЛСД. Он простого смертного на полчаса
превращает в гения. Некоторые, увы, не выдерживают. Но что поделать, брак
лабораторного материала бывает при любом опыте.
- На том и погорел, значит, Лысенко от психиатрии. Людишек не жалко?
- Это были добровольцы, - коротко бросил Виктор.
- Не из числа "подрасстрельных"?
- Брось, - он брезгливо поморщился. -На таких проводят опыты по
управлению сознанием. А методики высшего уровня рассчитаны на элиту.
Значит, и кролики, как ты выразилась, должны быть элитными.
- Вот почему в стране колбасы не хватало. Кто космос завоевывал, кто
кроликов наркотой долбил, - хитро улыбнувшись, поддела его Настя.
- Демократка несчастная! Нельзя же строить общество из расчета на
жующих.
Это будет высоко организованное стадо жвачных, а не человеческое
сообщество.
Вопрос стоит о выживании человека как вида. Или управляемая эволюция,
или деградация до стада жвачных - альтернативы нет.
- Фашизм какой-то, - передернула острыми плечами Настя.
- Технофашизм. Еще услышишь этот термин. Очень скоро его запустят в
массовое сознание, и ваша пишущая братия, как всегда ни черта не разобрав,
станет обмусоливать его, как мои дебилы ложку.
- От твоих слов мороз по коже.
- Чем больше будет рождаться уродов, чем больше крови прольют
расплодившиеся маньяки, тем быстрее до средних умов дойдет, что ими пора
управлять. И как всегда, они с готовностью подчинятся новому лидеру эпохи
технофашизма. Но перед этим мы должны помочь лидерам стать на ступень выше,
стать богочеловеками. А это значит, взять жизнь в свои руки и принять на
себя всю ответственность за тех, кто ниже. Исследования идут по всему миру,
Мещеряков не единственный. Мы можем научит сильных быть сильными.
- А стадо жвачных - быть управляемым, да?
- В принципе, правильно, - кивнул Виктор.
- Ой, а кто это? - Настя подтянулась, оторвав ноги от пола.
- Где? - Виктор закрыл глаза, чтобы не видеть ее тонкие щиколотки,
выглянувшие из-под задравшихся штанин.
- К реке пошел. Невысокий такой. На Аль Пачино похож, только седой.
- А! Это любимец Мещерякова. Некто Кротов.
- Кролик подопытный?
- Нет, что ты! Мещеряков привез, его с собой. Здоров, насколько можно
быть здоровым.
- А что он тогда здесь делает?
- Живет, - пожал плечами Виктор. - Мещеряков просил не заниматься им,
вот я и не лезу.
- Слушай, Вить! Его не КГБ в психушку упек, а?
- Нет, насколько я знаю.
- Жаль.
- В каком смысле?
- Тему ищу. Я недавно у одного бывшего кагэбэшника интервью брала. Не
тема - песня! "Полковник Журавлев - герой невидимого фронта, жертва
перестройки".
Хотела материал испанцам продать. Так зарубили, сволочи! Ни денежек,
ни славы.
Отдай Кротова, а?
Он тихо подошел сзади, провел пальцами по полосе кожи между майкой и
ремнем джинсов, Настя вздрогнула и прошептала:
- Наконец-то сообразил. Я уж думала, шмякнусь отсюда и сверну шею.
Он помог ей спуститься на пол, прижал к себе.
- Настюха...
- Все вы такие, чокнутые. - Она мягко улыбнулась и погладила его по
щеке. - У мамаши все мужики были талантливые и чокнутые. Говорила, любить
надо того, кто страстно работает и страстно живет. Тогда и тебе перепадет.
- И разводилась почти каждый год.
- Не, с официальными раз в три года. Она меня учила, таких надо любить
самой, но не позволять любить себя. Спалят и не заметят.
- А меня еще любишь?
Она чуть отстранилась, посмотрела ему в глаза:
- Тебе медсестры часто говорят, что ты сногсшибательный мужчина?
- Они молчат.
- Дуры! - Она потерлась носом о его подбородок. - Хорошо. Всюду
карболкой пахнет, а от тебя... "Фаренгейт", да?
- Угу.
- Парфюм политиков и авантюристов. Что-то не вяжется с земским врачом,
не находишь?
- Угу.
- Угу-угу! Заворковал, голубь. Эй, богочеловек! Как у вас, у
небожителей, полагается - брать смертную женщину на подоконнике или все же
перевести в горизонтальное положение?
Неприкасаемые
Кротов отвернулся и поднял воротник ватника. С реки потянуло вечерней
свежестью. У пролома в стене началось оживление, донеслись женские
визгливые голоса - в стайку цветных халатиков вклинились темные пятна
мужских ватников.
- Расставим все по свои местам, Журавлев. - Голос Кротова стал резким.
- Кто вы и кто я? Вы - опер-неудачник, выброшенный на обочину жизни и так и
не нашедший себя. Иначе бы вы не взялись за ремесло, от которого однажды
нашли мужество отказаться. Я - человек, сумевший вылезти из могилы и вновь
научившийся жить. Меня можно убить, но переделать уже нельзя. Раз за разом
я буду вставать на ноги и жить дальше. Здесь или где угодно я останусь
самим собой. С этим придется считаться.
Далее, я ни на йоту не отступил от заключенного со мной договора.
Надеюсь, вы понимаете, что перенестись из лефортовской камеры в этот богом
забытый уголок бесплатно нельзя. Я сделал свое дело и получил за это жизнь.
Жизнь маленького человека на маленьком островке среди психов и блудливых
медсестер. И на том спасибо. Ваше появление означает, что кому-то я опять
стал нужен. Этот кто-то достаточно могуществен, чтобы иметь доступ к вашим
прошлым делам, иначе бы он вас не нанял. И сидит достаточно высоко, чтобы
быть осведомленным о сути заключенного со мной договора. Иначе он не смог
бы добыть мой адрес. Отвечать за нарушение договора будет он. С меня взятки
гладки, я человек подневольный.
Кстати, кто этот герой нашего времени?
- Ас кем вы заключили договор в Лефортове? - ударил в ответ Журавлев.
- С ума сошли! Естественно, не скажу. - Кротов дернул головой, словно
за воротник попала холодная капля.
- Вот и я не скажу, кто меня нанял. Работать будете со мной.
- М-да. Конспираторы... Фактически, он предлагает мне работу, так? -
Кротов резко повернулся и посмотрел в лицо Журавлеву.
- Допустим.
- Без "допустим"! Он предлагает мне работу. А Кротов никогда не
работает даром и на чужих условиях. Условие первое - семь процентов от
дела. Условие второе... Оно не обсуждается. Гогу Осташвили - а именно это
имя вы чуть не назвали мне тогда, в Лефортове, - вы оставляете мне. За жену
и детей я из него жизнь выдавлю по капле!
- С Гогой понятно, но семь процентов! Это же бешеные деньги!
- Вы не поняли меня, Журавлев, - усмехнулся Кротов. - Я понимаю, для
вас все, что больше оклада опера, относится к бешеным деньгам. И обсуждать
с вами этот вопрос я не намерен. Просто передайте мои условия тому, кто вас
послал.
Кротов, как вы знаете, всегда брал десять процентов. Если я правильно
понял, некто решил с моей помощью повалить Гогу. Операция принесет бешеные
деньги, тут я с вами согласен. Здравый смысл требует увязывать процент с
объемом прибыли.
Поэтому мое условие - семь процентов. Из них полтора я предлагаю вам.
Что скажете?
- Перекупаете? - удивился Журавлев.
- Да бросьте вы, Кирилл Алексеевич. Можно же раз в жизни не быть
дураком и не таскать каштаны из огня для дяди за благодарность в приказе, а
говоря по-русски - даром. Я беру вас в дело, неужели непонятно? Предлагаю
стать партнером и обещаю нормальные деньги. Вы, надеюсь, понимаете, такие
предложения Кротов делает далеко не каждому?!
- Что потребуете взамен?
- Ничего особенного. Обычной партнерской лояльности. Вы не
опер-вербовщик, а я не припертый к стенке "цеховик". Между нами не должно
быть грязи. Только партнерские отношения.
- А если я откажусь?
- Значит, вы дурак, и иметь с вами дело я не намерен. Или ваш новый
хозяин посулил вам больше. Но тогда дураком оказываюсь я, Потому что
поверить в такое, будучи в здравом уме, невозможно. Естественно, условия
нашего соглашения должны остаться между нами. Идет? Думать будете в дороге.
Скоро отходит катер. У мужиков проблема с горючкой, в следующий раз могут
заявиться через неделю.
Передайте все хозяину. Если согласны на мои условия, приезжайте. Нет -
бог вам судья. Выходите из дела, пока не поздно, оно не для вас.
- Кротов, вы хоть понимаете, что последует, если я передам весь ваш
бред?
- Не давите, Кирилл Алексеевич. Не прошло в Лефортове, не пройдет и
здесь.
Я проверяю вас и вашего хозяина. Серьезный человек поторгуется и
попытается сбить цену. Несерьезный пошлет сюда ребят или даст команду
главврачу посадить меня на иглу. Как вы поняли, я ничего не боюсь и ко
всему готов. Учтите это на будущее.
У пристани на другой стороне острова протяжно загудел катер, созывая
задержавшихся посетителей. Стало совсем темно, и Журавлев, прикурив от
дрожащего на ветру огонька зажигалки, не сразу разглядел, что Кротова уже
рядом нет.
"Я его сделал, - сказал сам себе Журавлев. - Как ни крути, а в дело
Крот пойдет. Это главное. Подседерцеву нужен был результат, он его получит.
Остальное - мое дело, - Он достал из кармана диктофон, щелкнул
кнопкой. Курил, щурясь на темную воду. Маленькая кассетка перематывала
пленку, стирая запись.В старые дела пускать Подседерцева нельзя. С Кротовым
не все так просто, за ним стояли и, возможно, стоят серьезные люди. И он не
преминул это обыграть.
Подседерцев может ухватиться за эту ниточку и до поры заморозить
операцию. А мне нужны деньги, не мне лично, а семье. Крота я расколю сам,
время для этого будет. Вот тогда можно выходить на Подседерцева с
предложением о перспективной игре. Похоже, на старости лет ты влезаешь в
большую политику, да? - Он тихо хмыкнул. - А, к черту, терять уже нечего!
Глупо умирать дураком".
Случайности исключены
В келье стало совсем темно. Только светилась синим вечерним светом
острая арка окна.
Она провела жарким языком по его губам. - М-м-м. Витюш, а губы у тебя
стали твердыми. Скоро вообще превратишься в аскета. Губы в ниточку, взор
орлиный, в сердце - лед.
- Как знать... - Он осторожно выгнулся, достал со стола пачку сигарет.
- Обряды инициации бывают разными. Кого испытывают огнем, кого льдом, кого
землей.
- А тебя чем шарахнул по мозгам Мещеряков? Виктор, женщину не
обманешь, ты стал наполовину чужой.
- Долго не виделись. - Виктор прикурил сигарету.
- Нет, не это. - Она приподнялась на локте, взяла у него из губ
зажженную сигарету.
- Зачем тебе знать?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг