- Если бы я хотел вернуться... - Кротов запахнул синюю больничную
телогрейку и отвернулся. - Не куражу ради, а действительно вернуться и
переиграть игру... Я бы расстрелял мерзавца Нея перед строем. Может быть,
еще с десяток пришедших с ним офицеров. И все бы сразу поняли, что вернулся
Хозяин.
Дал бы пару сражений и усадил бы королей за стол переговоров, не
дожидаясь Ватерлоо.
"Прячет глаза, леший! Не забыл и не простил, как я и надеялся. Теперь
пусть побередит себя изнутри, а я подожду", - Журавлев бросил окурок в воду
и тут же закурил новую сигарету.
Кротов присел на остов сгнившей от времени лодки, наполовину ушедшей в
белый песок. Подставил лицо теплым лучам заходящего солнца. Если и было что
в глазах, ушло, не оставив следа. Теперь в них было лишь мудрое одиночество
старика, смотрящего на разлившуюся до горизонта реку.
- Вот что я вам скажу, Кирилл Алексеевич, - начал он тихим голосом. -
Не ваш подход меня зацепил. Вернее, не совсем он. Вы, конечно, опер от
бога, если невольно угадываете такие вещи. Дело было так. Пару лет назад я
сатанел от тоски. Мерил этот берег шагами день за днем, в палату
возвращался и падал от усталости. У зеков это гоном называется. Наверняка
слышали. К такому подойти боятся, глотку зубами разорвать может. Ждут и
вертухаи, и братва лагерная, пока перегорит человек, выжжет в себе прошлое.
Из гона два пути - или в петлю, или в новую жизнь. А раз уж новый человек,
к прошлой жизни все пути отрезаны. Так вот, забрел я в таком состоянии в
столярку. Не скажу зачем - сами догадаетесь. А там приемник старенький
включен. На полную громкость. Эдит Пиаф пела. И все у меня внутри
оборвалось. Действительно же, как воробышек, а жизни, страсти к жизни в ней
- на сто мужиков хватит. Заплакал я тогда. Третий раз в жизни.
Первый - когда мать хоронил, второй - в Лефортовской тюрьме, когда
узнал, что Маргарита с детьми попала в аварию. И тут - в третий. Как в себя
пришел, не помню. Очнулся здесь, на лодке. Сижу и дышу, как в первый раз.
Вот тогда я, Кирилл Алексеевич, знаете что подумал?
- Что? - Журавлев внимательно смотрел в сухое острое лицо Кротова, не
замечая, что догоревшая сигарета вот-вот обожжет пальцы.
- Подумал я, что могу сесть на катер, и никто меня не остановит.
Доберусь до одного городка, постучу в дверь к верному человеку, вскрою
кубышку. Всеми правдами и не правдами окажусь в Париже. Поставлю дело, а
этому меня учить не надо. И выпущу духи "Эдит". Каково?
- Кажется, такие духи уже есть. - Журавлев бросил окурок под ноги.
"Твою мать, крыша поехала! Наварил лапши, а я, дурак, уши подставил".
- Плевать, перекуплю марку. Не в этом дело, Кирилл Алексеевич, разве
вы не поняли?! Только свободный человек может позволить себе такие мечты! А
раз я свободен, то таковым останусь всегда. В Париже или здесь, в Москве
или на нарах в Магадане. С большими деньгами или с шишом в кармане. Вот
так. - Кротов обвел рукой просторно разлившуюся реку, бор на дальнем берегу
с белой полоской плеса.. - Посмотрел я вокруг и решил, что место для
персонального рая вполне подходящее. И понеслась! Для начала окрутил
завхоза. Закодированный алкоголик, такой дела не пропьет. Наладил через
него производство в нашей богадельне крючков.
- Каких крючков? - Журавлев понял, душещипательная часть окончена,
Кротов начал тянуть свою игру.
- Вот чем опер отличается от цеховика! - улыбнулся Кротов. - Места же
кругом рыбные, а снабжение даже при Госснабе было убогим. А для демократов
здешние аборигены вообще не существуют. Так вот, гнут шизики проволоку и, у
кого ума хватает не нажраться крючков, затачивают крючки. Бабы плетут сети.
Называется это трудотерапией. Раньше клепали пластмассовые елочки. Но
от такой работы, я имею в виду ее целесообразность, и у здорового ум за
разум зайдет.
Теперь все довольны. А сейчас разворачиваем производство тампонов. Не
улыбайтесь, я серьезно. Завхоз уже сунул кому надо в облздраве, и к нам как
бы по ошибке прислали пару тонн ваты. Сейчас все ненадежные шизики, кому
нельзя доверить крючки, крутят тампоны. Их расфасовывают уже в Заволжске.
Там мой завхоз открыл кооператив. Часть продаем женскому населению, часть
закупает облздрав для больничных нужд.
- Вот теперь я вас узнаю, Савелий Игнатович! - не выдержал и захохотал
в голос Журавлев.
- Это еще не все! На левом берегу гниет дебаркадер. Пропадает, как у
нас принято, народное добро. Там раньше бакенщик жил. От трассы к
дебаркадеру идет грунтовка. В лесу два озерца. Итого, мы имеем охоту и
рыбалку одновременно, плюс помещение для разврата. Место на отшибе,
поверьте, дым там будет стоять коромыслом. За дополнительную плату для
похмельной публики можно будет организовывать экскурсию в наш дурдом. С
пьяных глаз особо не поохотишься и с удочкой не посидишь. Значит, уток
придется разводить при нашей богадельне.
Очевидно, поставим теплицы. Летом будем подавать свежие овощи, зимой -
соленья.
- Кротов, вы это серьезно?
- Абсолютно! Я поставил по Союзу тысячи дел и это уж как-нибудь доведу
до ума. С оборота я имею десять процентов плюс процент за консультации в
затруднительной ситуации.
- С ума сойти можно!
- Сходите на здоровье и оставайтесь здесь. Рекомендую.
- Зачем вы мне это рассказали, Кротов?
- А затем... - он резко встал и вплотную подошел к Журавлеву. - Затем,
чтобы вы поняли, лучший из известных мне оперов, - человека, который с
равным успехом может поставить дело здесь, на голом месте, или в Париже,
человека, которого превратили в ничто, втоптали в дерьмо, а он вылез, выжил
и научился радоваться каждому дню, на гнилых понтах не ловят. Вы опять
опоздали, Журавлев! - В глазах Кротова загорелся нехороший огонек, а губы
скривились в снисходительной усмешке. - Вы опять немного опоздали.
Старые дела
Москва, июнь 1989 года Лефортовский следственный изолятор
Гробовая, давящая на уши тишина была "фирменным" стилем Лефортовской
тюрьмы. Полы были застелены резиновым покрытием, глушившим шаги,
надзиратели по боксам ходили только в тапочках на мягкой подошве, петли
многочисленных дверей всегда тщательно смазывались, ключи в замках
поворачивались без единого звука.
Кто и когда подсказал этот трюк, неизвестно, но более действенное
средство воздействия на заключенного придумать было сложно.
Тишина обволакивала, растворяла волю, рано или поздно рождалось
чувство полной отрешенности от внешнего мира, какое, наверно, возможно
только в монастырях. И там, и здесь выдерживали только сильные духом,
успевшие выковать в себе несгибаемый стержень, остальных неминуемо
развозило. Тишина становилась ежедневной, ежеминутной пыткой. А человек не
может жить один, и когда единственным живым существом оказывается сидящий
напротив следователь, естественная потребность в общении становится
губительной. Надо только набраться терпения и ждать, когда сознание,
утомленное тишиной и неизменностью окружающего мира, растворит "образ
врага" и превратит следователя в добродушного, все понимающего случайного
попутчика в поезде, перед которым можно раскрыть, не боясь насмешки и
последствий, самое сокровенное.
Журавлев приехал вовремя, но пришлось ждать, пока освободится кабинет
для допросов. Как всегда, в курилке толклись следователи: бодрые и
беспечные, уже успевшие обработать своих "клиентов", и нервно-вздернутые,
утомленные вынужденным бездельем, - те, кто, как Журавлев, еще ждали своей
очереди. Стоял обычный кагэбэшный треп, обсуждали все, от футбола до интриг
в высшем эшелоне, перемежая анекдотами и секретными сведениями. Когда
кто-нибудь не выдерживал и начинал клясть лефортовских начальников, до сих
пор не удосужившихся оборудовать нужное количество кабинетов, в ход шла
дежурная шутка: "Не гони лошадей, парень. Посадят, натрепешься всласть!"
Шутку всякий раз встречали дружным гоготом.
Журавлев смеялся вместе со всеми, хотя отлично чувствовал скрытый
подтекст. Любой из тех, кто сейчас коротал время в курилке, в любой день
мог оказаться по другую сторону стола в кабинете для допросов. На Руси от
сумы и тюрьмы зарекается только полный дурак. У всех здесь собравшихся
жизненная альтернатива была проста: либо пенсия выше среднесоюзной нормы,
либо нары в спецзоне для государственных преступников. Органы под давлением
времени несколько ослабили хватку, правило "шаг влево-право - считается
побегом, стреляю без предупреждения" на простого гражданина уже не
распространялось в той степени, как это было в славные времена культа
личности. А любой, даже самый ничтожный сотрудник органов всю жизнь ходит
под дамокловым мечом, украшающим эмблему его конторы.
***
В кабинет ввели Кротова, и Журавлев ужаснулся, как же сдал этот
человек. С тех пор, как у Журавлева отобрали это дело, он Крота не видел.
Четыре года Крот просидел под следствием, прокурор исправно подмахивал
очередное постановление о сохранении меры пресечения, и Крота все глубже
засасывала тина Лефортовской тюрьмы.
"Все, спекся Крот, - подумал Журавлев, разглядев желтый налет на
дряблых веках Кротова. - До лета не дотянет".
Если клест долго сидит в клетке, у него начинает отмирать чешуя,
покрывающая лапки. Такого, с лапками, словно пудрой посыпанными, называют
"сиделый". Белые лапки - верный признак, что птица давно смирилась с
неволей и другой жизни уже себе не представляет. Желтый налет на веках зека
- верный признак того, что камера сделала свое дело.
- Закуривайте, Савелий Игнатович.
- Бросил.
- Поговорим?
- Поговорим, Кирилл Алексеевич. Время у меня есть.
- Я с вашего разрешения покурю. - "Отлично! Сразу два добрых знака.
Боялся, что Крот запрется. Психиатры это называют "синдром отрицания", у
нас проще - "глухая несознанка". Крот держит несознанку уже четвертый год,
вполне мог нажить себе легкую форму помешательства. Во-вторых, память
сохранил. Да, в-третьих, лично против меня ничего не имеет. А вычислил и
брал его я, это он знает".
- Не надо, Кирилл Алексеевич. - Кротов нервно потер колени сухими
белыми пальцами. - Мы друг друга хорошо знаем. Зачем эти игры? Тренируйтесь
на студентиках-диссидентиках. Со мной не надо. По делу мне сказать нечего.
Да и нет у вас на руках дела, так ведь? Я так понимаю, не одну подпись
пришлось собрать, пока ко мне допустили.
- Что правда, то правда, - улыбнулся Журавлев. - Птица вы важная, к
вам на прием, как к министру - не пробиться.
- Если бы вы знали, как вы правы, - вздохнул Кротов.
- Я же знаю, что не было в Союзе цеха, к которому вы бы не приложили
руку.
- Голову, товарищ Журавлев, голову! Да и это тезис еще нужно доказать.
Ваши коллеги уже четвертый год доказывают.
- Ну и пусть доказывают, работа у них такая. - Журавлев прекрасно
понял намек, за четыре года следствие не продвинулось ни на шаг.
Зациклиться на этой теме означало сразу же отдать инициативу в разговоре.
Это была ловушка. Кротов, как искусный рыболов, забросил крючок прямо ему
под нос.
- А у вас, выходит, уже другая? Как же на воле время-то летит! -
подсек Кротов.
"Вот так мы с ним пять месяцев и веселились, пока не раскусил, что за
фрукт этот Кротов. И тактику его разгадал. Он все и вся считает на много
ходов вперед. Просчитывает возможные вводные фразы собеседника и убивает их
по одной, не позволяя перейти к интересующей того теме", - подумал
Журавлев.
- А вы не изменились, Кротов.
- Тюрьма не меняет, она только портит.
- Хорошо, перейдем к делу.
- Надеюсь, не к моему. Иначе, предупреждаю, беседа пойдет под
протокол.
Вопрос - ответ, запись в протокол - моя подпись под каждой строкой.
- Наслышан, как вы тут следователей чистописанию учили. Будь
по-вашему!
Просто поговорим. Будем считать, что я обратился к вам за
консультацией. - "Его консультация стоила один процент от суммы, из-за
которой возникли проблемы.
Промолчит или ляпнет?"
Кротов промолчал. Он закинул ногу на ногу, сцепил пальцы на колене и
принялся медленно раскачиваться вперед-назад. Наклонил голову, подцепив
острым подбородком воротник рубашки. Сейчас он действительно напоминал
длинноносую птицу, осоловевшую от тишины и тепла.
- Я вас уважаю, Кирилл Алексеевич, - начал Кротов, не меняя позы. - Вы
достойный противник. Кроме этого, вы уважаете своих врагов, а это всегда
умножает шансы на победу. Мы будем говорить о весьма общих вопросах.
Никакой конкретики и никаких имен. Так пойдет?
- Согласен.
- Надеюсь, вы не обидитесь, если некоторые темы я вообще откажусь
обсуждать.
- Не обижусь. - "Уже выстроил свою игру, шельма. Успел все просчитать.
Хорошо же я его изучил! Не птицу он напоминает, а гроссмейстера,
уставшего от сеанса одновременной игры в Доме пионеров". - Журавлев ткнул в
пепельницу окурок и сразу же прикурил новую сигарету. Поднял глаза и
увидел, что Крот хитро скривил в усмешке тонкие синеватые губы. - Что?
- Вы наверняка подумали, что хорошо меня изучили. А я вот знал, что
после первой сигареты вы сразу же прикурите новую. Третью, могу спорить на
пайку сахара, закурите через пятнадцать минут.
- Кровопийца вы. Кротов! - Журавлеву ничего не оставалось, как
усмехнуться.
- Ладно, ладно! Зубки друг другу показали, давайте ваши вопросы.
- Допустим, - Журавлев выдохнул дым, - на вашем месте сидел бы один из
крупнейших организаторов подпольных цехов в стране. Эйнштейн массовых
хищений и Капабланка операций с валютой в особо крупных размерах. Он,
конечно же, знаком с элитой преступного и полу богемного мира. Он ко
многому причастен и о еще большем осведомлен. Как бы, по вашему мнению, он
ответил на вопрос: нужна ли мафии власть?
- Неплохо, неплохо! - Кротов не отрываясь смотрел на гладкую
поверхность разделявшего их стола, словно это была шахматная доска, а
Журавлев только что начал красивый гамбит. - Очень интересная беседа у нас
пойдет, Кирилл Алексеевич! - он поднял глаза на Журавлева. - Задавайте уж
следующий вопросик.
Хотите, сделаю это за вас? Только, чур, признаетесь, если угадаю.
- Согласен, но если угадаете, придется отвечать.
- После уточнения "имеется в виду государственная власть" последовал
бы вопрос: готова ли мафия, как вы ее называете, пойти на определенные
шаги, скажем так, направленные на приобретение вышеупомянутой власти. Так?
- Да. - Чуть помедлив, Журавлев кивнул и затаился: Кротов сознательно
сам обнажил клинковую сущность вопроса. Теперь он стал смертельно опасным.
Безопаснее, как ни парадоксально, для обоих было бы промолчать.
- Отлично! - Кротов опять уткнул подбородок в воротник.
- И это весь ответ? - сыграл удивление Журавлев.
- Не гоните, мне надо подумать, - ответил Кротов и закрыл глаза.
Сигарета Журавлева успела дотлеть до фильтра, когда Кротов наконец
заговорил:
- Однажды в бане один мужик намылил лицо, так что описать вам его не
могу, и в ответ на примерно такой же вопрос ответил: "А на хрена еще и
подтяжки, если у меня ремень есть!" Уточнить или не надо?
- Продолжайте, Савелий Игнатович. - Журавлев облегченно выпустил
последний клубок дыма и ткнул окурок в пепельницу. Кротов начал отвечать на
вопрос, это была победа.
- Еще бы! - ухмыльнулся Кротов. - Так вот, этот человек с намыленной
рожей в продолжение сказал примерно следующее: "Нам пришлось не сладко. Но
уже наши сыновья выпрямят спины и будут открыто ездить на дорогих машинах.
А повезет нашим внукам. Они получат дипломы лучших университетов мира, и
внуки тех, кто нас сейчас сажают, будут служить у них простыми клерками".
- И вы ему поверили?
- Я же разумный человек и ничего не принимаю на веру. Здесь неплохая
библиотека. Поинтересуйтесь моим формуляром, я кое-что читаю помимо
обязательной для вас "Правды". Неужели не понятно, что даже ребенок до поры
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг