тоже куда-то исчезли. Танцюра ходил на спасательную станцию, спрашивал у
лаборантов. Лаборанты не знают ничего. Вместе с Танцюрой они искали эти
ящики в сараях, добросовестно искали - и признаков их не нашли.
Именно в тот день в Новороссийске, когда закончилась погрузка судна,
вдруг выпал свободный часок. Шаповалов и Захарченко отправились вдвоем
побродить по городу.
Пронизывал ветер. Дома будто нахохлились, местами снегом облепило
стены. Скользко - на тротуарах лед.
- Черт его возьми,- возмущался Шаповалов.- Я думал, он все-таки
порядочнее человек!
- Это химик-то? Тю! - воскликнул Захарченко.- Пиши пропало! Одно
слово - химик свинячий. Недаром пословица есть.- И он усмехнулся озябшими
губами. Начал утешать: - Послушай, Петя, да толк же все равно один, что так,
что этак. Не кто-нибудь, это говорю тебе я! Чего там. Ну, порошки
устаревшие... кому они нужны? Выкинь ты из головы, а то икота в гроб беднягу
вгонит - Федора твоего Николаевича.
Неуютно было на улице. Они шли мимо витрин магазинов. Остановились
перед книгами. Захарченко со свойственной ему живостью обрадовался:
- Вон - Чехов, забавные рассказики. Петя, давай зайдем, купим!
В магазине Захарченко облокотился о прилавок и, молниеносно
познакомившись, уже перешептывался о чем-то с девушкой-продавщицей. Девушка
тихонько захихикала. Второй продавец, старичок, искоса наблюдал за обоими
матросами.
А Шаповалов, передвигаясь вдоль прилавков, разглядывал книги. Брал в
руки то одну из них, то другую. Задержится, посмотрит - положит книгу на
место.
В "Основах химии" Менделеева он увидел рисунки химических приборов.
Многое здесь оказалось удивительно похожим на приборы из лаборатории
Пояркова. Будто бы осколки, что брошены в степи, склеились и ожили на этих
мало для него понятных страницах.
Теперь он взволновался как-то. Торопясь, перелистал первый том,
перелистал второй.
- Вот это я возьму! - сказал он продавцу.
- Менделеева?..- недоверчиво протянул старичок. Ощупал взглядом
чернявого матроса.- А может, вас тогда новинка привлечет? - И вынул из-под
прилавка толстую книжищу - Меншуткин, "Курс общей химии", для высших учебных
заведений.
Шаповалов прикинул на ладони, сколько она весит, раскрыл наугад.
Повеселев, захлопнул и прижал ее к себе:
- Да, да, вот эта книга тоже мне необходима!
5
Наступило новое лето. Шаповалов уже около года плавает на "Тавриде".
В один из летних дней, когда "Таврида" подходила к Керчи, капитан
поручил ему срочно отнести в какую-то из городских контор запечатанный
конверт. Дело касалось погрузки железной руды.
Только стали швартоваться в Керченском порту, еще чуть не метр воды
между фальшбортом и причалом, как Шаповалов спрыгнул с судна и побежал к
ближайшей улице. Он был в легкой белой рубахе, заправленной в черные брюки
навыпуск. Голова его непокрыта. И покрой брюк, и якорь на ремне, и
сине-белые полосы видной на груди тельняшки - все говорит о том, что он
матрос.
Выбежав на тротуар, он замедлил шаг, пошел не быстрее других пешеходов.
По временам оглядывался - на людей, идущих мимо, на деревья, клумбы и дома.
Керчь ему нравится: интересный город, весь из светлого камня и красной
черепицы. Говорят, старинный очень. Раскинулся на много километров
полукругом, огибая Керченскую бухту. В центре города у моря высокая гора,
называемая Митридат. Верх ее голый и скалистый, а вблизи вершины музей -
красивое белое здание с колоннадой. Ниже музея, по склонам горы, нависая
друг над другом крутыми ступенями, как длинные террасы, облицованные камнем,
вьются Митридатские улицы. Между ними сверху вниз - каменные лестницы. А под
горой, где идет Шаповалов, расположена равнинная часть города. Здесь то ряды
тенистых деревьев вдоль прямых тротуаров, то душно в тесноте узких, кривых
переулочков.
Вот он разыскал контору. Сразу отдал конверт под расписку. С делом
покончено; теперь можно пройтись не спеша, посидеть или вообще заняться чем
захочется. Сегодня механики меняют поршневые кольца в судовой машине, и
"Таврида" простоит в порту до завтрашнего вечера.
Захарченко пока на вахте. А Шаповалов так решил: во-первых, он выпьет
газировки с вишневым сиропом; во-вторых, узнает, как с билетами в кино;
в-третьих, поднимется на Митридат, посмотрит город с высоты и по пути зайдет
в музей.
Все казалось хорошо вокруг. И надо же было случиться такому, чтобы
из-за брошенных им невпопад двух-трех нелепых фраз настроение его вконец
испортилось.
Навстречу ему, на одной из Митридатских улиц, шла девушка в зеленом
платье.
Быть может, они и разошлись бы просто. Но девушка несла стопку книг, и
стопка эта рассыпалась у нее в руках - томики попадали на мостовую.
Шаповалов, наклонившись, принялся их поднимать. Подавал с улыбкой,
приговаривал:
- Берите вашего Толстого. Берите... А, это "Анти-Дюринг"! У вас Энгельс
вперемешку с Толстым...
Встретившись глазами с девушкой, он вдруг покраснел. Свой тон ему
показался развязным. Чего он, мог бы и молча помочь! А она посмеивается,
смотрит и словно все-все видит, что у него на душе сейчас. Точно понимает,
как он устыдился собственной говорливости, как почувствовал себя рядом с ней
неуклюжим.
Она сказала "спасибо" и пошла по тротуару. Он глядел ей вслед. Ее
волосы, чуть вьющиеся, пышные, были подхвачены гребенкой на затылке.
Пройдя несколько шагов, она обернулась:
- Вы с "Анти-Дюрингом" знакомы... Вы что - матрос?
- Да. И я студент,- ответил Шаповалов.
Ему нужно бы сказать, что он на рабфаке был студентом, а теперь он
только матрос и будущий летчик. Однако он стоял в замешательстве, думая:
рассердится она или не рассердится, если он предложит проводить, ее, понести
ее книги.
- Коллега, значит? - улыбнулась она.- Я в Москве, в университете... А
вы где учитесь?
Замешательство его росло. Не отдавая себе отчета в том, что говорит,
Шаповалов неожиданно для себя пробормотал:
- Я изучаю химию.
И он вспыхнул - его смуглое лицо сквозь загар густо залилось краской.
Посмотрев на него, девушка как-то тепло засмеялась и шутливо помахала
ему рукой.
Он стоит - слышит, как, удаляясь, постукивают ее каблуки. Ее зеленое
платье мелькает уже далеко внизу, на лестнице. И вот ее не стало видно за
домами...
Шаповалову уже ни в кино не хочется, ни в музей, ни на вершину
Митридата.
Яркий мир перед ним потускнел. Зло на себя, неумного, неловкого,
раздирает сердце. Вряд ли теперь может повториться встреча с ней. Как
нарочно, показал себя в ее глазах посмешищем. "Я изучаю химию!" Дурак! Прямо
разбежался бы да от досады головой - в каменную стенку!
Постояв, он начал медленно спускаться с Митридатских улиц. Побрел по
городу обратно в порт. Уже не заглядывался ни на что по сторонам.
Хмурый, он прошел по палубе "Тавриды". Не ответил на какое-то веселое
замечание Захарченко; круто отвернувшись от него, ринулся по трапу вниз.
Спустился в кубрик, лег на койку.
Круг иллюминатора открыт. Блестит на солнце его медная оправа. За
иллюминатором сонно колышется спокойная поверхность моря. Отражаясь от воды,
в кубрик падает сетка играющих, пляшущих солнечных зайчиков.
Город близок, доступен. Где-то ходит девушка в зеленом платье. Хохочет,
надо думать, вспоминая о нем. Этакий выискался новоявленный коллега. Всю
жизнь теперь ее не встретишь. Но если встретишь - еще хуже: уличит во лжи и
засмеет. Куда подашься от стыда?
- Петя, ты не заболел случайно? - спросил Захарченко, всунувшись в
кубрик.
- Нет,- мрачным тоном произнес Шаповалов.
Чтобы остановить расспросы, он достал из-под подушки книгу, развернул и
сделал вид, будто читает.
А книги, которые он уже полгода читает понемногу каждый день,- это
"Курс общей химии" Меншуткина и оба тома "Основ химии" Менделеева. Под
подушкой у него всегда лежит одна из этих книг. За полгода он начал здесь
разбираться довольно свободно. По Менделееву дошел до пятнадцатой главы. Чем
дальше, тем это кажется ему интереснее.
Однако он сейчас перелистывает страницу за страницей, а глядит на
потолок, где трепещут солнечные зайчики.
Захарченко понаблюдал за ним, лукаво щурясь. В конце концов вышел из
кубрика. И когда он вышел, Шаповалов сразу же захлопнул книгу, положил ее на
место, под подушку.
Не за горами осень. Капитан недавно сам ему напомнил, что удерживать на
судне не станет. Больше того, капитан заранее послал в летную школу какую-то
лестную для него аттестацию.
Еще несколько месяцев назад мысль о Летной школе для Шаповалова была
мыслью самой приятной. Он был уверен, что какие бы преграды ни возникли на
его пути, он своего добьется, и перед ним в будущем - судьба незаурядного
пилота. Но странно: эта уверенность нынешним летом у него как-то ослабела. И
нет уже прежнего нетерпения. Будто ему не так уж существенно теперь, поедет
он в школу или не поедет, примут его там или забракуют.
В чем дело? Неужели обленился, плавая на море? Так нет же, он себе не
позволит увильнуть от учебы! Сказано - пойдет учиться на пилота, и он
заставит себя!
Невмоготу ему уже лежать и киснуть. Он спрыгнул с койки, поправил на
спине рубашку, подтянул ремень. По трапу поднялся на палубу. Сел возле рубки
на кнехт.
Солнце стало оранжевым. Теперь оно клонится к холмам на западе от
Керчи.
В бухте штиль. Вся вода сияет отраженным светом. Из города доносится
музыка. Городские улицы влекут к себе своей заманчивой и чуть-чуть
таинственной жизнью,- ближайшая из них в каких-нибудь ста метрах за кормой
"Тавриды".
Тоска сосет. На душе все время ощущение чего-то важного, что случилось
сегодня. Девушка в зеленом платье. Никогда ее не встретишь, или удастся,
может быть, еще хоть издали ее увидеть?
По склону Митридата громоздятся ярусы домов, покрытых черепицей. Вон
там они стояли с ней. Шаповалов посмотрел туда и вдруг подумал: не ошибается
ли он? Разве нет перед ним всевозможных открытых дорог, широких научных
просторов, и почему он должен упрямо толкать себя именно в летную школу?
Слышно, как механики стучат в машине. Над одним из люков появилась
голова Захарченко:
- Эй, Петя! Чего ты в меланхолию ударился?
- Тебя жду! - ответил Шаповалов и повернулся упругим движением; лицо
его снова в улыбке - белые зубы блестят.- Когда ты соберешься наконец? В
город охота скорей, честное слово!
6
У подножия Митридата, на узкой полосе между морем и горой, расположен
приморский бульвар.
Синеватые сумерки. На бульваре яблоку негде упасть. Люди идут шумной
каруселью, по одной аллее медленно - туда, по другой - возвращаясь назад.
Мелькают пестрые платья и блузки, светлые костюмы горожан, форменки военных
моряков.
Шаповалов и Захарченко втиснулись в толпу и пошли по бульвару в общем
потоке.
Вдоль аллей вспыхнули яркие электрические фонари. Посередине бульвара
заиграл оркестр. Всюду гомон, смех. Плывут звуки вальса, и чьи-то голоса
подпевают им.
Захарченко разошелся вовсю. Он был возбужден и весел, перекидывался
шутливыми словами с множеством незнакомых девушек, тянул Шаповалова за собой
то вправо, то влево.
А ищущий взгляд Шаповалова не раз пробегал по сотням человеческих лиц.
Но нет, его надежды напрасны. Той, единственной, ему не суждено увидеть
больше.
Потом - кто знает, как это случилось,- Захарченко отбился в сторону,
стоит и разговаривает с кем-то у длинной садовой скамейки под деревьями, где
сквозь полумрак угадывается вереница сидящих людей. Рубашка Захарченко
белеет вдалеке.
Когда Шаповалов сделал несколько шагов по направлению к Захарченко, с
ближнего края скамейки негромко окликнули:
- Вы тоже здесь? Добрый вечер!
Голос был ее... Она!
У Шаповалова дрогнуло сердце. Снова жарко запылали щеки.
Однако он попытался овладеть собой, подошел и поздоровался.
И с этого момента он почувствовал, будто его подхватила волна каких-то
ошеломляюще радужных и в то же время тревожных событий и куда-то мчит -
помимо его воли.
У нее оказалось простое, хорошее имя: ее зовут Верой.
Две ее подруги подвинулись, чтобы он сел с ними на скамейку. Он
оглянулся, а Захарченко нигде не видно. Ощущая сперва скованность, Шаповалов
отказался сесть. Он постоит, спасибо.
- Что же, может быть, пройдемся? - предложила одна из подруг - он не
заметил, которая именно.
Вера и обе другие девушки встали. Вчетвером они вышли на освещенную
аллею и влились в движущийся по ней медленный людской поток.
Вскоре толпа оттеснила Вериных подруг. Шаповалов и Вера прошли
несколько кругов, а затем свернули туда, где просторнее.
Они остановились уже за пределами бульвара, у самого моря. Здесь, кроме
них двоих, сейчас нет никого.
Шаповалов, волнуясь, говорил ей о себе: он бывший шахтер из Донбасса. И
чтобы она не поняла его неправильно - студентом он был только на рабфаке, а
пока он временно матрос.
За их спиной тихо всплескивает море. Перед ними нависла гора Митридат.
Внизу по склону кое-где светятся окна, а вершина горы на фоне звездного неба
вырисовывается резким, словно тушью выведенным силуэтом.
- Там был акрополь города Пантикапей,- задумчиво проговорила Вера. Как
бы объясняя это, она добавила: - Я с детства под этой вершиной живу, я
выросла в Керчи.
Шаповалов смотрел на нее озадаченным взглядом.
И она вдруг начала ему рассказывать. Вот на этом месте, где теперешняя
Керчь, еще до начала нашей эры была столица Боспорского царства. Какие
статуи, какие здания тут возвышались! Сколько жизней прошло, сколько дум,
сколько слез человеческих, лишь представьте себе!
В ее негромком голосе зазвучало что-то необычное для Шаповалова. Она
как бы видела сквозь тысячелетия. Будто повела его в совсем неведомый мир.
Эпоха сменяла эпоху. Курились жертвенники перед богами, на площадях шумели
рабы, щелкали бичи надсмотрщиков. Щиты и копья многочисленных боспорских
воинов отражали натиск то скифов, то сарматских племен. Из пантикапейской
гавани шли корабли с пшеницей - в Афины, Родос, в Гераклею, Понт...
Рядом с Шаповаловым было ее маленькое, слегка прикрытое прядью
темно-русых волос ухо. Ее лицо точно сияло в свете далеких фонарей. Она ему
теперь бесконечно мила, в то же время он чувствует ее недосягаемое
превосходство над собой и ужасно боится ее потерять.
И ему подумалось: заслужить право быть возле нее - для него означает
преодолеть огромную дистанцию, очень много поработать над своим развитием,
очень многое прочесть. Он должен стать с ней вровень. Упорства у него
достаточно. Хватило бы только ума!
Он узнал, что на каникулы она приехала домой, к отцу. А ее отец -
бухгалтер на рыбном комбинате, известный всему городу как любитель и знаток
боспорских древностей. В Керчи ими пронизан любой клочок земли.
- Поэтому и я студент-историк по греческой культуре,- сказала Вера. И
наконец спросила: - А вы занимаетесь химией?
Взвешивая каждое слово, Шаповалов неторопливо ответил:
- Химик-то я пока еще в мечтах. Сам занимаюсь, читаю кое-что. Но я
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг