- Не понимаю: что за стекляшки?
Глебов поднял бинокль и пристально вглядывался в темную линию
горизонта. Казалось, все его внимание поглощено чернеющими вдалеке контурами
копров и террикоников.
А Петьке хочется, чтобы их беседа продолжалась еще много времени. Уж
очень мил ему теперь этот человек. И, подсознательно стремясь привлечь его
внимание к себе чем-нибудь достойным, он принялся рассказывать о катастрофе
на "Святом Андрее".
Вскоре после гибели спасателей, уничтожали, закапывали в землю
множество странных стеклянных предметов, принадлежавших покойному штейгеру
Пояркову. Чудной был штейгер: все сидел в особой комнате со своими
стекляшками взаперти.
Круто отвернувшись от бинокля, Глебов посмотрел на Петьку. Совпадение
было бы невероятно! Но еще задолго до войны он вместе с Осадчим где только
мог разыскивал мещанина Владимира Пояркова.
- Поярков, ты сказал? - перебил он Петьку.
- Штегарь Поярков, ага. Владимир Михайлович...
Лисицыну, горному инженеру, было проще всего назвать себя штейгером!
Как это неожиданно!
В голосе Глебова дрогнули взволнованные нотки:
- Ты сам его видел? Помнишь?
- Я-то? А чего не помнить?.. Помню!
- Какой он из себя был? Расскажи подробнее!
- А рыжий...
- Погиб, говоришь?! - Рука с биноклем будто рухнула вниз.
"Владимир и его лаборатория!"
Вот какая о нем наконец всплыла весть. Вот по какому скорбному следу
нужно завтра пойти. А позаботился ли кто-нибудь о судьбе его работы?
Петька замолчал, присмирев.
"Владимир!.."
Бинокль снова поднялся. Нацелился в темную даль.
И, не поворачиваясь к Петьке, не отрывая прищуренных глаз от окуляров
бинокля, Глебов тихо-тихо произнес:
- Ты вырастешь - услышишь, надо думать... Тот, кого считали штейгером
Поярковым, был замечательный, по-настоящему большой ученый!..
7
Никогда еще в жизни не бывало этого: Петька оказался центральной
фигурой. Едва колонна выстроилась, его позвали вперед, и Глебов объявил ему:
- Давай поведем с тобой отряд.
Петька идет, изумляется самому себе. Неужели это он повел
красногвардейцев? Как его сразу вознесла судьба! Ему уже не говорят:
"этакий-сякой", а командир сам поставил его в голову колонны и сам идет с
ним рядом.
Сперва Петька чувствовал себя счастливым. Шагал крупно, в ногу с
Глебовым, по-военному размахивал руками и вообще старался держаться как
можно солиднее. Однако не утерпишь - все оглядывался. За ним, наступая на
него первой шеренгой, колеблющейся полосой маяча и почти теряясь сзади в
темноте, шла Красная гвардия из Питера.
Обход вокруг небольшого рудника князя Кугушева предпринят затем, чтобы
отряд вышел к Русско-Бельгийскому руднику с тыла. Там у казаков нет
сторожевых застав. Оттуда намечено с марша ворваться в крупный поселок
Русско-Бельгийского.
Они идут, описывая по степи петлю, идут,- а до Русско-Бельгийского все
словно и не ближе. По непротоптанному снегу тяжело.
Какая ночь, оказывается, длинная!
Глебов снова принялся расспрашивать про штейгера Пояркова, выпытывал
все обстоятельно, потом спросил у Петьки о его собственных родителях, узнал
о лавочнике Сычугове, о дяде Черепанове.
А Петька начал уставать. Бравый вид поддерживать ему уже не удается.
Ноги болят от долгой ходьбы, холодно, сон одолевает. Так бы и лег где-нибудь
сбоку на землю!
- Что приуныл, браток? - окликнул его Глебов.- Давай-ка сядь на сани,
отдохни немного.
- На сани? Я? Да что вы, товарищ командир!
Собрав все силы, Петька, как сначала, пошел пружинящей, молодецкой
походкой.
Глебов наблюдал за ним. На ходу положил ему руку на плечо:
- Крепишься? Ну, крепись, крепись, сыночек,- мы с тобой большевики.
От этих слов и от того, как они были сказаны, Петьке вдруг стало очень
хорошо на душе. Он почувствовал уважение к себе. Он не знал, как это
называется, но ради Глебова теперь был готов пойти на что угодно.
Русско-Бельгийский между тем - уже вот, только в какой-нибудь версте от
них. И степь и небо перед утром слегка посветлели. Голова колонны поднялась
на пологий холм. Поселок рудника отсюда виден вширь. Расплывчатые пятна
домов образуют темные линии улиц. А под холмом впереди, внезапно вздыбив
коней, силуэтами метнулось до десятка всадников. Рассыпавшись в редкую цель,
распластавшись, они карьером помчались к поселку.
Казаки заметили приближение отряда!
Раздались первые выстрелы. Прежде чем отдать команду развернуться в
боевой порядок, Глебов бросил Петьке:
- Беги в обоз?
Петька растерянно медлил. Глебов повторил:
- Тебе приказываю как красногвардейцу! Будешь в распоряжении доктора
Софронова. Ему доложишь - я прислал. Бегом!
Петька кинулся. Вдогонку донеслось:
- Сыночек, будь здоров!
Как-то очень скоро рассвело. Уже кажется, будто бы давным-давно стоит
этот тревожный день. Точно с громким треском раскалывают камни, бьют
винтовочные залпы. Оглушительно тарахтят пулеметы. Обоз сгрудился за холмом
с той стороны, откуда не видно ни своих, ни казаков, ни Русско-Бельгийского.
Сначала Петьку охватило чувство, близкое к ознобу, и, скованный им, он
не пытался даже уразуметь ход событий. Но Софронов и девушка-фельдшер, вдруг
заспешив, ушли с медицинскими сумками. Ездовые, взяв винтовки, бросились
принять участие в бою. А Петьке было велено приглядывать за лошадьми.
Стрельба внезапно прекратилась. Вместо нее - исступленное, во много
голосов, "ура!"
Вырвавшись из-за неровности рельефа, огибая холм атакующей цепью, грозя
штыками, весь питерский отряд бежит куда-то вбок. От него - и прочь от
рудника - беспорядочно откатывается казачья конница. Вдалеке теперь можно
заметить, как из рудничного поселка, тоже преследуя казаков, бегут
вооруженные шахтеры.
- Ты, что ли, при обозе? Заворачивай! - крикнул Петьке остановившийся
рядом матрос. В руках у него охапка винтовок, казачьих карабинов; он бросил
всю охапку в первые же сани. Был словно вне себя - лоб потный, дышит часто,
воспаленные глаза сверкают.- Чего стоишь? - накинулся он на Петьку.- Кукла
богова! Говорят тебе, боевой припас за наступающими... Погоняй!
Он схватил под уздцы первую лошадь, дернул за повод, и сани,
поворачиваясь, двинулись по снежной целине.
- Правь! - приказал матрос и подхлестнул вторую лошадь.
С холма бежит один из ездовых, машет рукой: "Погоняй, погоняй, не
задерживай!"
Петька вдруг сообразил, что он уже настоящий, признанный красногвардеец
и что его отряд гонит устремившегося в бегство врага. И он поднял упавшие
вожжи, взмахнул ими, закричал: "Но! Но!", и ему стало раздольно и почти
весело.
За первыми санями потянулись остальные. Рысью здесь не получается -
много снега намело, снег рыхлый. Лошади идут, мотая головами. Петька шагает
по сугробам возле первых саней. Нога в ногу с ним, рядом - тот же матрос.
Несколько сот шагов матрос прошел в хмуром молчании. Вроде поостыл и
сник; лицо его сейчас не выглядит разгоряченным, оно как-то побледнело и
осунулось.
- Малыш ты,- сказал он наконец.- Годков тебе сколько: двенадцать,
тринадцать, поди? Местный, что ли, рудничный? Дорогу-то давеча показывал.
- Здешний я,- ответил Петька сдержанно.
- То-то и есть, что недавно в отряде! Тебе еще что, сердце у тебя не
болит...
А казаки, обходившие шахту "Магдалина", уже скрылись за ее косым
террикоником. Петьке видно впереди, как в поселок "Магдалины" двумя
потоками, справа и слева, вступает Красная гвардия.
Матрос притронулся к Петькиному локтю. Тотчас же ткнул рукавицей себе в
висок.
- Сюда ему пуля ударила,- проговорил он.- И наповал, понимаешь ты...
Навылет...
"Убили кого-то!.."
- Кого это? - встревожился Петька.
- Ты что, не слышал разве?
Матрос, щурясь, посмотрел в упор и произнес свистящим шепотом:
- Глебова убили, парень...
Петька широко открыл глаза. Вначале в них не то испуг, не то вопрос,
недоумение, страдание. Потом он обернулся. А позади все точно и без перемен:
степь такая, как всегда; Русско-Бельгийский рудник, и на его фоне невысокий
холм. Ничего отсюда не заметишь на холме. Только снег белеет.
Неужели он мертвый там в снегу лежит? Живой был - теперь мертвый?
Еще совсем недавно Петька слышал его голос: "Сыночек, будь здоров!"
Называл ли Петьку кто-нибудь другой так по-хорошему? Ночью шли вдвоем... Не
увидать его теперь? Не заговорит, не встанет?.. У, казаки проклятые!
А шею греет теплый шарф. Дорогой подарок...
И нестерпимо горько стало Петьке. Не совладать с собой - он всхлипнул.
На какой-то миг степь, рудники вокруг - все заколебалось в слезах.
Ночью шли вдвоем... "Крепись, крепись, сыночек,- мы с тобой
большевики".
Перебросив вожжи в одну руку, Петька вытер щеки кулаком. Взял из саней
короткую винтовку, казачий карабин. На ходу, не замедляя шага, вскинул его
на ремне через плечо. Еще раз оглянулся в сторону холма. Тут же стегнул
вожжами лошадь - вперед, нельзя отстать от своего отряда! - и, натянув
винтовочный ремень ладонью, прижал карабин к спине.
Часть III
[Image003]
Глава I. Берег за морем
1
То, что осталось от лаборатории Лисицына - обломки приборов, химической
посуды, плотно закрытые банки с реактивами и наготовленными впрок активными
зернами,- все пролежало в земле ровно пятнадцать лет.
И снова начался июль.
Как прежде, чернеет терриконик "Святого Андрея"; по-прежнему пахнет в
степи полынью; те же самые рельсы тянутся к горизонту, ветками идут к
отдельным шахтам; и на железнодорожной станции все выглядит, как будто
встарь: бурые кирпичные стены, скамейки для пассажиров, тот же колокол у
дверей. Однако над окнами вокзала со стороны перрона теперь висит яркое
кумачовое полотнище. Оно появилось недавно. На кумаче, еще не успевшем
поблекнуть, крупными белыми буквами - надпись: "Выполним пятилетку в четыре
года!"
Близится полдень. Солнце накалило перрон. Асфальт стал мягким, как
ковер. Когда начальник станции, надев фуражку с красным верхом, вышел
встретить поезд, на асфальте отпечатались каблуки его ботинок. Каждый шаг
оставил неглубокую лунку.
Он озабоченно взглянул на станционные пути, забитые гружеными
платформами, потом вдаль - на стрелки у выходного семафора, на маневровую
"овечку", толкающую к стрелкам товарные вагоны.
"Шестнадцатый почтовый пропустить,- подумал он,- а там с шахт уголь
подают - сразу четыре состава. Как вы рассуждаете, дорогие товарищи: где я
маневры-то успею? Вот через год расширим станцию, тогда давайте вашего угля
хоть сто составов в сутки!"
Начальник вытер носовым платком вспотевшее лицо. Шестнадцатый
почтовый - вон, за семафором, раньше срока на минуту.
Поезд подходит к перрону. На паровозе, впереди,- две вырезанные из меди
цифры, каждая по метру высотой, и между ними буква: "5 в 4". Цифры с буквой
промелькнули мимо, загрохотали колеса вагонов, зашипели тормоза. Поезд
остановился - на паровозе тотчас заработал насос: пф-пф!.. пф-пф!.. пф-пф!..
С одной из вагонных подножек спрыгнул молодой человек с чемоданом в
руке. Тряхнув головой, он откинул назад длинные черные волосы и посмотрел по
сторонам. Пошел, как и другие пассажиры, к калитке, где выход с перрона. По
дороге продолжал поглядывать на все его здесь окружающее с каким-то
особенным, явным удовольствием.
На нем голубая рубашка с запонками, но без галстука и воротничка, брюки
галифе и сапоги, начищенные до сияния. Сапоги новые - поскрипывают при
каждом шаге. Походка его упруга, легка.
Выйдя на площадь за зданием вокзала, он увидел кого-то вдалеке и
крикнул:
- Танцюра! Васька!
Посреди площади, возле небольшого круглого сквера, стояла обыкновенная
телега с лошадью. Оттуда, навстречу приехавшему, бросился другой молодой
человек, плечистый, с красным лицом и светлыми бровями - на вид ему было лет
двадцать пять или даже несколько больше.
Так встретились старые приятели.
- Ох ты, черт возьми, какой стал! - негромко пробасил Танцюра и
всплеснул руками в шутку.- Ну, Петька, здорово! Чемодан твой давай на
телегу... Я уж раззвонил, что Шаповалов едет. Все тебя ждут. Как раз и
Данилка тут, Захарченко, на руднике...
Они сели рядом. Телега, грохоча по мостовой, покатилась из
железнодорожного поселка в степь.
- Чтоб их, не дали бричку на конном дворе...- будто извиняясь,
проворчал Танцюра. И тотчас же спросил, оглядывая Шаповалова: - А ты окончил
вот рабфак, и дальше что? Еще учиться думаешь?
- Да собираюсь,- ответил Шаповалов.
- Куда?
- Послушай, Вася, ты писал - ты тоже поступил на курсы. Какие курсы?
- Знаешь, врубовые машины скоро привезут. Так я решил на врубовку
податься, в машинисты.
- Интересно! А ты ее видел, какая она? Мне не приходилось...
- Кто?
- Да эта машина. Врубовка.
Показав куда-то в сторону поворотом головы, Танцюра, точно мимоходом,
бросил, что на номере Семь-бис есть одна машина; пока одна - это им для
практики прислали.
Шаповалов с острым любопытством обернулся. В степи, где раньше ничего
не было, чуть правее "Магдалины", он увидел городок временных деревянных
построек.
- Смотри ты! - воскликнул он.- Тут и будет шахта Семь-бис?
- Семь-бис, ага. По последнему слову техники, шахта-гигант...
Еще зимой, на рабфаке, Шаповалов разыскал на карте Советского Союза,
среди обозначений крупных строек пятилетки, значок и этой строящейся на его
родине шахты. А сейчас перед ним в степной дали - дощатые стены, леса и
пирамиды проходческих копров.
Путь не близкий, ехали долго, и о чем они только не говорили по дороге!
Перебрали всех знакомых комсомольцев. Танцюра рассказал о каждом: Лешка
Стогнушенко - уже десятник по капитальным работам; Рукавишников Митька - на
Русско-Бельгийском комсорг; многие на Семь-бис перешли, на проходку; а
Крутоверхая Лелька - та замуж вышла недавно.
- Лелька? - удивился Шаповалов.- Да что ты! За кого?
- Новый тут один. Приехал прошлым летом, служит на спасательной. Бывший
комсомолец.- Танцюра усмехнулся.- Ничего... Как тебе сказать? На гитаре
хорошо играет.
Когда речь наконец вернулась к тому, куда Шаповалов думает идти учиться
осенью, Танцюра похвалил его, но как-то сдержанно:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг