- Да так... - неровно передернув плечами, он отвернулся. - Просто
местные.
- Понятно...
Искоса взглянув на меня, Хмырь медленно кивнул.
- Ну, если понятно, тогда я, пожалуй, пойду. Я тут на чердаке живу.
Заходи, если что.
- А... разве комнат пустых мало? Почему именно на чердаке-то?
- Там чище и тише. - Он ухмыльнулся, но не слишком весело: - Хотя и
течет порядком... Счастливо оставаться.
Прикрыв за гостем расхлябанную покосившуюся дверь, я вернулся на старое
место. Откинулся назад, удобно взгромоздив ноги на покосившуюся деревянную
раму, столь кстати оказавшуюся в нужном месте. И приготовился немного
вздремнуть, так как подозревал, что сегодня ночью спать мне много не
придется.
Пистолет я заранее пристроил на коленях.
* * *
"Ребятки" пришли ближе к вечеру, когда солнце уже сползло к горизонту
и по грязному двору поползли длинные тени. Топот доброго десятка ног и
возбужденные голоса я услышал задолго до того, как они остановились около
моей двери. А услышав вздохнул и сунул пистолет под ремень, прикрыв его от
посторонних глаз рубашкой.
Впрочем, если повезет, пистолет мне сегодня не понадобится...
Ба-бах!.. Я осуждающе покосился на повисшую на одной петле дверь и
нехотя слез с подоконника. Ну что за дурная привычка - открывать двери
пинком?.. Я вообще-то и сам этим порой увлекаюсь. Но только в старом городе,
где некому на меня обидеться.
Входить же в чью-то комнату, вынося дверь ногой, - это значит
напрашиваться на драку с хозяином. Господа, вы так уверены в своих силах,
что не боитесь возможных последствий?
Да. Господа, похоже, были уверены. Впрочем, господами их назвать было
трудно. А вот характеристика "морды" была вполне подходима.
Шесть морд, неприятных даже на первый взгляд.
Одутловатые, пустые, похожие на застывшие лица мертвяков, они
расползлись вдоль стен, в упор разглядывая меня и посмеиваясь.
Сокрушенно покачав головой, я выхватил пистолет... Мысленно, конечно,
потому что устраивать пальбу пока не собирался... Первым делом снять
толстяка. Именно он здесь, похоже, верховодит, а без вожака стадо сразу
потеряет решимость. Потом - крайнего слева. Что там у него под курткой
топорщится? Не обрез ли? Следующий - вон тот дылда, единственный среди всей
этой честной компании с искрой интеллекта в глазах... А остальных, как в
тире. По порядку...
- Привет, ребята. - Я постарался улыбнуться. Не уверен, правда,
получилось у меня или нет, но попытка была стоящей. - Чем обязан?.. Кстати,
прежде чем мы начнем беседу, может быть, представитесь?
Толстяк хмуро посмотрел на меня. Перекатил языком в другой угол рта
зажатую в зубах спичку. И нехотя, будто делая мне величайшее одолжение,
процедил:
- Жирдяй.
- А что, - немедленно согласился я, сохраняя на лице все ту же
приветливую улыбку, - похож.
Из рыбьих глаз толстяка повеяло холодком. Стоящие по бокам морды
обменялись быстрыми взглядами.
- Обидеть хочешь? - тихо и ласково спросил Жирдяй. - Нарываешься?
- Упаси Господи! Как вы только могли такое обо мне подумать? Чтобы я на
кого-то нарывался? Да ни за что в жизни я не стал бы нарываться на таких
крутых парней, как вы.
- Тогда говори, что тебе здесь надо?
- Эй, это вы только что ворвались в мою скромную комнату. Так что это я
у вас должен спросить: ребята-октябрята, что вам от меня надо?
- Парни, похоже, он над нами издевается, - наконец-то сделал очевидный
вывод толстяк.
- Умница, - похвалил я его. - А теперь, раз такой умный, быстренько
освободи это помещение, пока здесь не случилось что-нибудь плохое.
И я демонстративно потянулся, будто бы невзначай демонстрируя им
рифленую рукоять заткнутого за пояс пистолета.
Они не вняли.
Сразу трое - толстяк, дылда и еще один тип, до сих пор ничем не
выделявшийся, - рванули вперед. Парень, которого я опасался больше всех,
полез под куртку и вытащил оттуда... нет, не обрез, как я сначала опасался,
а всего лишь короткий обрубок трубы.
Я лишь вздохнул...
Спустя десять минут, когда все незваные гости были препровождены за
дверь, а следы короткой, но весьма ожесточенной драки полностью
ликвидированы, я вновь вернулся на подоконник. Потер гудевшую челюсть.
Все-таки удар у того дылды поставлен неплохо.
Вот только удар - это еще не все.
Уверен, никто из тех шестерых ни разу не дрался за свою жизнь, не
сражался, когда на весах были не сладость победы и стыд поражения, а жизнь и
смерть. Для меня же это было нормой. И хотя низменным рукоприкладством как
таковым я почти не владел (в Управлении рукопашному бою не учат, справедливо
полагая, что кулак - не самое лучшее оружие против мертвяков или оборотней),
но победа все же осталась за мной.
Потому что в отличие от тех шестерых я дрался насмерть.
Только я никого не убил. Все шестеро морд остались в живых. Хотя я и не
мог быть уверенным в том, что кто-то из них сможет без посторонней помощи
встать на ноги в ближайший час.
Очень трудно биться за свою жизнь, поставив при этом перед собой задачу
не убивать своих врагов. Бить их, швырять, получать ответные удары, но
сдерживать, сдерживать, сдерживать вколоченные в учебке рефлексы. Поэтому я
и провозился так долго.
Пистолет за поясом, завернутый в куртку меч в углу, завернутый в
грязно-серую тряпицу кинжал... Я не хотел их убивать. Я не мог убивать
людей.
Сквозь узкие щели в заколоченном фанерой окне я смотрел на косо
расчерченный лучами заходящего солнца двор. Там, в тени соседней
многоэтажки, знакомый мне любитель костров готовил себе на ужин что-то
неопределенное, но по запаху, очевидно, мясное. При этом я готов был
поспорить, что нанизанные на тонкую проволоку кусочки мяса никогда не
принадлежали свинье или корове и не были куплены в мясной лавке.
Мир тебе, чей-то домашний любимец, по глупости сбежавший от своих
добросердечных хозяев или неосторожно выпущенный ими на прогулку.
Я вздохнул и отвернулся.
Тридцать лет прошло. Тридцать лет. А мы так ничего и не поняли. И
наверное, уже не поймем никогда. Три десятилетия назад Всевышний явил нам
свою волю, устроив День Гнева. В одночасье рухнул привычный расклад. Жизнь
перевернулась. Человечество нос к носу столкнулось с воплотившимся
отражением своих же кошмаром. И...
И ничего не изменилось. Нет, внешне, конечно, все стало совсем иначе,
но сама природа человека осталась неизменной. Низменные телесные нужды
по-прежнему правят миром: жажда наживы, похоть, желание поглумиться над
слабым. Это было раньше, и это есть сейчас.
День Гнева не изменил ничего. Получив по загривку, человечество
подумало-подумало да и приспособилось к новым условиям. После чего
преспокойно взялось за старое.
Урок не пошел на пользу.
И теперь Господь решил его повторить... Я, конечно, далек от того,
чтобы считать себя умнее Всевидящего и Всемогущего, но неужели он надеется,
что это возымеет действие? Ну, станет нас еще вдесятеро меньше, ну рухнет
жизнь немногих оставшихся на планете городов, ну возрастет количество
нечисти, ее сила и жестокость. И что? Покатится все по известному уже
сценарию, пойдет по наезженной колее: сначала всеобщий хаос и паника, потом
засилье мародеров, грызня за власть, медленное тяжелое восстановление
общественных служб, сужение периметра и постепенный возврат уцелевших
везунчиков к прежней привычной жизни.
Это в лучшем случае.
А в худшем... который, кстати, куда более вероятен! Жалкие клочки
оставшегося от былого великолепия человечества. Дикари, с потрясением
глядящие на постепенно разрушающиеся от времени города. Островки разумной
жизни, медленно тающие под жестоким натиском внешнего мира... Или же полное
и абсолютное уничтожение? Гибель человечества от рук, когтей и клыков
обретшей новые силы после второго Апокалипсиса нечисти?
Нельзя воспитать в человеке что-то хорошее, подбрасывая ему
неприятности, испытывая его болью и страданием. Таким образом можно
сотворить только законченного мерзавца, наслаждающегося чужими муками. Или
угодливого трясущегося раба, готового на все, лишь бы избежать очередного
удара кнутом.
Вот только с помощью сыплющихся с неба прямо на головы всеобщих благ
тоже ничему хорошему научить невозможно. Дай человеку все, что он
пожелает, - и получится самовлюбленный, капризный, недалекий слюнтяй. Нет,
сам по себе пряник тоже бесполезен.
Будущее - в комбинации того и другого. Пряник и кнут. Кнут и пряник...
Добро и зло...
Мне трудно судить, насколько был необходим День Гнева. Может быть, если
б не вмешательство Всевышнего, все обернулось бы гораздо хуже. Не знаю. Но я
понимаю, что сейчас не время для еще одного удара кнутом. Слишком велик
риск... Слишком велика вероятность того., что человек после него ступит на
тропу превращения если не в мерзавца, то уж точно в раба.
Неужели Всевышний этого не понимает?
Уверен, что понимает.
Но тогда что?.. Как?.. И зачем?..
Нет ответа...
Я вновь взглянул во двор. Мужичок снял с костра очередной кусок
проволоки, приплясывая и перекидывая его из руки в руку, сдернул насаженный
на него кусок мяса. Кинул в рот: И, смешно раздувая щеки, зачавкал.
Поморщившись, я слез с подоконника и вышел в коридор. Постоял немного,
глядя на грязные обшарпанные стены, давным-давно разбитые лампы и густо
присыпанный мусором пол, на чумазого, похожего на крысенка человека,
поспешно прошмыгнувшего по коридору мимо меня. Подумал. И вернулся, для того
чтобы прихватить с собой самую большую свою ценность: то, что я не мог взять
с собой, но не мог и оставить здесь.
На то, чтобы найти ведущую на чердак лестницу, много времени не
понадобилось. Взобравшись по скрипучим деревянным ступеням, я медленно
толкнул провисшую дверцу и, пригнувшись, шагнул вперед. Хмыря я заметил
сразу. В полутьме чердака, на фоне настежь распахнутого полукруглого оконца
не заметить его было трудно.
Хмырь опять сидел на подоконнике. Уж не знаю с чего пошло такое
единодушие, но здесь все почему-то предпочитали сидеть именно на
подоконниках. И даже я сам, едва попав в здешнюю теплую компанию,
моментально перенял эту привычку. Но мне-то простительно - у меня в комнате
другой мебели просто не было.
Я подошел. Кивнул покосившемуся в мою сторону Хмырю. За неимением места
на маленьком подоконнике прислонился к стене.
Лениво выпустив в темнеющее небо неровное колечко дыма, Хмырь протянул
мне недокуренную самокрутку.
- Будешь?
Я молча помотал головой.
- И правильно. Дрянь, а не табак. Наполовину опилки... - Хмырь щелчком
отправил дымящийся окурок вниз. - Слышал, ты Жирдяя вместе со всей его
бандой отметелил. Правду говорят или брешут?
Я только вздохнул. Прошло не больше получаса, а все уже в курсе. Не зря
говорят: слухи - самая быстрая вещь на свете.
- Правду.
- Зря, - коротко буркнул Хмырь. И пояснил то, что, по-моему, в
пояснениях не нуждалось. - Жизни теперь тебе здесь не будет. Он тебя из-под
земли достанет, не успокоится, пока не отомстит втройне.
- А что мне еще оставалось? Безропотно позволить себя ограбить и
избить? - Я громко фыркнул, выказывая свое отношение к столь бесхребетному
поступку. - Или с максимальной вежливостью выставить этих дураков за дверь?
"Извините, у меня нет настроения с вами драться..."
- Убить надо был о, - меланхолично сказал Хмырь. - Если ввязался в
драку, всегда доводи ее до конца. Никогда не оставляй противникам второго
шанса, потому что тебе они его точно не оставят.
- Не за что убивать было, - мрачно буркнул я, несколько огорошенный
столь циничным и жестоким взглядом на жизнь. - Да и противно как-то.
- Убивать всегда противно. Но иногда, к сожалению, - надо. - Вытащив из
кармана кисет и обрывок газеты, Хмырь несколько недоуменно посмотрел на них
и смущенно сунул обратно. - Вот только когда оно наступит - это самое
"надо", - каждый для себя выбирает сам. И главное - не ошибиться. Потому
что, если сделаешь неверный выбор, если не убьешь, когда должно, или убьешь,
когда не должно, ты проиграешь. Раз и навсегда проиграешь...
Некоторое время мы молчали. Потом я тихо, едва слышно спросил:
- Где ты служил?
Но ответа так и не дождался... Впрочем, в некотором роде ответом можно
было посчитать промелькнувшую в его глазах боль. Но истолковать столь
мимолетный и расплывчатый знак я так и не сумел. Быть может, если бы на моем
месте была Мать Евфросиния или Еременко, им бы хватило и этой малости, чтобы
до конца размотать клубок чужой жизни. Но я - то ведь всего лишь человек.
Всего лишь человек...
А кем бы я хотел быть?..
- Скажи, - негромко спросил я, - если б ты знал, что завтра будет конец
света... Что бы ты сделал?
Я не хотел задавать этот вопрос - он вырвался как-то сам собой. Но
теперь я понял, что он действительно важен. И против воли задержал дыхание,
дожидаясь ответа.
- Не знаю, - после недолгой паузы ответил Хмырь. - Наверное, пошел бы и
напился. А потом до самого утра сидел на крыше, смотрел в небо и очень-очень
хотел, чтобы напоследок прошел дождь.
Я поморщился.
- Да нет, я серьезно.
- Я тоже, - фыркнул Хмырь. - Я тоже.
- Тогда почему?..
- Что "почему"? Почему я потрачу последние отпущенные мне часы на
бесполезное времяпрепровождение, на выпивку и танцы под дождем, а не на
покаянные молитвы и слезливые раскаяния?
- Ну хотя бы, - я с вызовом посмотрел на него. Хмырь же только
улыбнулся.
- Потому что я не считаю, что это мне поможет.
- То есть, по-твоему, все эти молитвы бесполезны? Все церкви,
священники, кресты - это все бесполезно? Может быть, и души тоже не
существует, ты так считаешь?!
Не знаю почему, но я вдруг завелся как никогда. Хмырь, наоборот,
оставался совершенно спокоен.
- Не передергивай, - заявил он. - Я не говорил, что молитва бесполезна
как таковая. Наоборот, произнесенная от чистого сердца она - лучший бальзам
для души. Но насколько чистосердечной будет моя молитва? И как это будет
выглядеть? Сорок три года я, значит, давил зад, вспоминая о Боге, лишь чтобы
помянуть его всуе, а потом вдруг узнал, что через несколько часов умру, и
сразу же обернулся к Всевышнему. Что это будет? Холодный расчет, призывающий
потратить последние минуты жизни на то, чтобы задобрить и умилостивить того,
кто видит и понимает все, или по-настоящему чистое раскаяние?.. Пойми, всю
свою жизнь я отрицал Бога. Всю жизнь от рождения и до сегодняшнего дня. Так
имею ли я право просить его принять мою душу?
Заметив, что я уже открыл рот, Хмырь поспешно поднял руку.
- Подожди. Ты еще успеешь поиздеваться над моим мировоззрением. Сначала
дай доскажу... Бог тут, конечно, ни при чем - если я покаюсь, он, возможно,
простит меня. Дело во мне. Всю жизнь говорить и думать одно, а, едва запахло
сиюминутной выгодой, поступить от противного? Как это называется? Кем я буду
после этого?.. Да лучше уж я отправлюсь прямиком в зубы к Дьяволу, чем пойду
против себя.
Он замолчал, невесело глядя куда-то вниз, во двор. И я наконец-то смог
задать вертящийся на языке вопрос:
- Мне казалось, атеизм раз и навсегда отошел в прошлое тридцать лет
назад, - я недоверчиво покачал головой. - Как можно отрицать Бога? Как можно
отрицать существование того, кто, вне всяких сомнений, существует?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг