кровь до того, что все уста его облилися розовой пеной; но едва я закрыла
его помутившиеся глаза твоим покрывалом, которое весла на плечах, чтобы
вымыть его у источника, Пруденций вдруг стих и зашептал:
"Мелита!.. близко Мелита!.. боги!.. пусть я умру прежде, чем она
удалится!.."
- И, прости меня, госпожа, - заключила Марема, - он так страдал, что я
не могла взять у него твое покрывало... Пусть ему будет немножечко легче...
Он обмотал в него свои руки и прижал его к сердцу, и мало-помалу в нем
судороги стихли... он, может быть, даже... уснет или...
- Что?
- Перейдет без новых страданий в царство теней. Мелита поднялась с
места и сказала:
- Пойдем туда вместе!
- Как!.. ты хочешь идти туда... в дом Ефросины, где лежит несчастный
Пруденций, с головою, горящей в огне и обложенной мокрою глиной?
- Ну да, конечно!
- Зачем же пойдешь ты туда?
- Зачем?.. Там страдает человек, и я хочу идти туда.
- Конечно, не с тем, чтобы усилить его страдание?.. Ты не отнимешь у
него свое покрывало? Ты не гневаешься на меня, что я там оставила эту ткань?
Мелита отвечала, что она нимало не сердится на Марему, а напротив, даже
рада, что та оставила покрывало, сделавшее какое-то удовольствие капризу
больного Пруденция, и добавила, что ей все равно, что об ней станут говорить
или думать в селении, - что все это не стоит одной минуты человеческого
страдания, если ему есть средство помочь.
- О госпожа моя! - радостно вскричала Марема. - Идем же скорее, скорее
спешим в этот дом плача! Ты властна в целой природе милого юноши, и одного
звука твоего голоса, одного твоего приближения будет довольно, чтобы
воззвать Пруденция к жизни, если только мы успеем вбежать под кров Ефросины
ранее, чем совсем остановится движение сердца в груди ее сына.
- Поспешим!
- Поспешим! поспешим!
И они обе схватились за руки и обе ровно и шибко побежали, - одна
ясная, как день, другая темная, как южная ночь... Их волосы веялись в
воздухе, и за ними тихо расстилалось дыхание жизни.
- О, ты спасешь его!.. ты спасешь! - шептала, сжимая на бегу руку
Мелиты, Марема...
- Может быть... - отвечала ей с тихим пожатьем Мелита.
И что же случилось?
Прежде чем быстрые ноги Мелиты и Маремы достигли жилища вдовы
Ефросины, - ужасный припадок оставил Пруденция: он спокойно вздохнул, сел
среди пола, на котором лежал, улыбнулся счастливой улыбкой и, протянув
вперед руки, воскликнул:
- Боги! хвала вам во веки... Сердце Мелиты исполнилось жалости...
Мелита встала... Мелита спешит, чтобы капнуть росинкой участья на мое
сгоревшее сердце... Вот она, вот! Откройте скорее завесу!
И как голос Пруденция звучал уверенностью и силой, то желанье его
тотчас же исполнили, а когда завеса была распахнута, тогда все увидали перед
нею раскрасневшуюся от быстрой ходьбы прекрасную Мелиту, а за нею не менее
красивую в своем роде Марему.
- Вместо одной облегчительницы - к тебе спешат две, - прошептали
сторонние женщины, стоявшие возле Пруденция.
Он же теперь похож был больше всего на ребенка, у которого только что
унялись жестокие муки, от воспоминания о которых ему в одно время и сладко и
больно.
Пруденций сидел и смотрел в лица пришедших и повторял, как дитя,
улыбаясь:
- Вот и она... Мелита... Марема!
XIV
Вдова Ефросина была несказанно рада, что Мелита пришла к ней и сама
воочию могла убедиться, как тяжко страдает Пруденций и как облегчение его
мук прямо зависит от Мелиты, и Мелита все это видела, не спорила с нею.
Доказательства были слишком очевидны, и Мелите сделалось ясно, что ей не
оставалось никакой возможности жить в своем доме в одном и том же селении,
где был дом вдовы Ефросины. Здесь она будет постоянно встречать Пруденция, и
это станет усиливать его мучительную страсть, которой она отвечать не
желает. Каждый человек в этом селении непременно станет укорять ее за
жестокость и будет говорить о ее глупом упрямстве, так как заботу о
сохранении в себе ничем не плененного духа во все времена люди желали
считать за "упрямство". А притом до безумия достигшая страсть Пруденция
заставляла бояться, как бы он в один из подобных порывов не посягнул на свою
жизнь, и тогда горю осиротелой вдовы Ефросины не будет предела, а доброй
Мелите не снесть вида всех этих бедствий, в которых все непременно станут ее
считать виноватой. Еще оставалось ей разве одно: тайно покинуть дом и
селение и скрыться навеки... Мелита на это была готова, она бы устроилась
жить с единомысленною ей подругою детства, христианкой Эрминией, но ведь
Пруденций мог ее всюду преследовать и везде нарушал бы ее покой и продолжал
бы губить свою жизнь. Надо было отыскать иной, более удобный для всех выход
из этого положения, и Мелита решилась непременно выдумать что-нибудь более
удовлетворительное и, обдумав, привести свое решение в действие, какие бы
оно ни представляло трудности.
В таком настроении она предстала пред влюбленными глазами исступленного
Пруденция, и когда удостоверилась, что он успокоился и может ее понимать,
она подала ему руку и спокойно сказала:
- Не предавайся отчаянию, добрый Пруденций. Ты не будешь вечно томиться
так, как до сих пор томился. С этой поры я не буду тебя избегать и стану
думать, как сделать тебя счастливым, а тебя умоляю: имей ко мне: веру и
немножко терпенья. Я тоже сильно взволнована, и дух мой нуждается в отдыхе и
покое. Дай мне побыть в тишине с самою собою только три дня, а на четвертый
день приходи перед вечером на берег моря, где стоит. наша лодка, и там я
скажу тебе, какое придет мне решение, и оно будет твердо настолько, что ты
можешь на него положиться. Пока же, на тр.и дня, яви мне приязнь - будь
покоен.
- О, не три дня, а три года я готов ждать твоего слова, - ответил,
оживившись, Пруденций. - Лишь бы ты меня не отвергла... лишь бы мне было
чего ожидать.
- Ну, три года - слишком долгое время. Через три года ты сам меня
можешь отвергнуть, так как я тебя старше... Нет, ты три дня подожди, и это
будет довольно.
- Я отвергну тебя! О боги! о, разразите меня, справедливые боги, если
это возможно, чтобы в сердце моем кто-нибудь заменил образ Мелиты!..
- Не клянися, Пруденций, ничем и не зови во свидетели богов, о природе
которых тебе ничего не известно. Пусть лучше время само покажет нам, каковы
мы и чего мы достойны.
- Согласен, согласен! - воскликнул Пруденций. - Целая вечность докажет
тебе, что ты для меня всего дороже на свете и что нет ничего, что я
предпочел бы тебе на минуту.
- Ну, жди же!
И она дружески простилась с ним и с матерью, вдовой Ефросиной, и ушла к
себе в дом свой с Маремой, оставив вдову и Пруденция успокоенными и готовыми
ожидать через три дня ее решения.
Решения этого стали ждать с любопытством и все прочие люди в селенье,
потому что всем было любопытно: не хитрит ли Мелита, притворяясь, будто она
не желает взять себе мужем несравненной красоты юношу, который страстно
влюблен в нее и моложе ее на три года.
- Что-то измыслит Мелита? Каков ее ум и в чем ее хитрость?
Три дня пролетели для всех в любопытном ожидании: в эти три дня Мелита
была безвыходно дома, а Пруденций поправился от своих жестоких припадков и
на четвертый день перед вечером вышел на берег моря и увидал, что здесь его
ожидают Мелита с Маремой.
XV
Когда они свиделись, Мелита сказала Пруденцию:
- Все идет хорошо: мы теперь быстро приблизимся к цели осуществления
наших желаний.
- Я не помню себя от счастия, что желания наши согласны! - воскликнул
весь озарившийся счастьем Пруденций.
- Я сказала не так, - отвечала Мелита, - но все равно: то, что ты
почитаешь за высшее счастье, все будет зависеть от тебя самого...
- Значит, оно все равно что достигнуто. Нет еще - раньше, чем ты будешь
моим мужем, ты должен исполнить три мои просьбы.
- Я готов исполнить их бесконечное множество.
- Нет, всего только три. Прежде всего я не хочу быть здесь предметом
вниманья для всех, ни теперь, когда ты станешь выполнять мои просьбы, ни
после, когда может случиться, что я должна буду выполнить твою волю и
заплатить мой долг за твое послушание моими услугами и женскою лаской.
- О, говори только скорее, что нужно! Если ты хочешь скрыться отсюда...
если желаешь уйти от всех глаз...
- Да, почти что от всех... Пусть с нами будет только Марема, но чтоб не
было даже вдовы Ефросины... Ее беспокойная нежность может испортить все что
должно совершиться в тишине уединения и покоя.
- Хорошо! Я обещаю тебе это за мать: она так меня любит, что на все
согласится, а что касается до самой возможности скрыться от всех в никому не
известное и недоступное место, то я владею для этого такою возможностью,
лучше которой нельзя услыхать в самой затейливой сказке.
И влюбленный Пруденций сам, без расспросов Мелиты, рассказал ей о
цветущем ущелье в скале, сокрытой среди других неприступных скал, где у них
есть две пещеры, богатые склады запасов для жизни, ручей сладкой воды, стадо
коз и хохлатые куры.
- Туда никто не может прийти, - добавил Пруденций, - кроме двух тех,
которые оставили нас и живут нынче в темном царстве теней; один только я
знаю небезопасный и узкий пролив, которым можно пробраться к этой скале и
отыскать в ней наше ущелье. Если ты хочешь самого неприкосновенного
уединения...
- С тобой и Маремой! - перебила Мелита, тихо кладя свою руку в руку
Пруденция.
- О, ты меня исполняешь восторгом! Итак, если ты доверяешься мне и не
боишься, проплыть на ладье узким и бурным протоком, в котором я знаю каждый
камень, то стоит тебе сказать, когда ты желаешь отплыть, и - все будет
готово.
- Прекрасно, - пусть это будет готово завтра, как сядет солнце. Но
прежде ты возвратись сегодня домой и расскажи своей матери, на что мы
решились. Я хочу знать, что она на все это согласна, и хочу поручить ей свой
дом и хозяйство, так как Марема уедет со мной в ваше ущелье, и дом мой
останется пуст. Потом позови завтра утром глиномята Агава и сам приходи с
ним, и перенесите из дома в ладью мою кровать, и постель, - и скрыни с
уборами, и прочую утварь, и съестные запасы, которые здесь будут не нужны, а
там пригодятся... Я все хочу взять и увезть, чтобы это все пошло там на
пользу, так как мы, может быть, проживем там очень долгое время...
Пруденций слушал все это в величайшем восторге и с совершенным
вниманьем, а при последних словах прижал страстно к груди руки Мелиты и
прошептал одним придыханьем:
- О, я уверен, что никто никогда сне умел пролить одним словом столько
восторгов, сколько ты проливаешь их в мое сердце!
Она посмотрела на него благостным взглядом, как мать на ребенка, и тихо
ему улыбнулась и отвечала:
- О мой невинный Пруденций! Не хвали меня много, мне трудно слушать
твои похвалы. Будем более делать... станем спешить... не будем терять ни
минуты. Я сейчас возвращусь с Маремой домой и стану спешить, чтоб уложить
все мои вещи, а ты иди к матери, расскажи ей, что мы решились уехать отсюда
и там, вдалеке от людей, совершить то, что должно совершиться. Скажи от меня
вдове Ефросине, что дух мой полон участия к ней и к тебе и что я ничего так
еще не желала, как желаю того, чтобы увидеть всех вас в том положенье, к
которому все вы теперь наиболее сродны.
Сказав это, Мелита встала и пошла к селению, держа одною рукою за руку
Пруденция, а другою Марему, и так они дошли до того места, где тропы к домам
их разделялись.
Здесь Мелита опустила руку Пруденция; еще раз сказала ему, как он
должен говорить с своей матерью, и сама удалилась к себе вместе с Маремой, и
действительно обе женщины вместе всю ночь провели в том, что уложили в мешки
и в укладки все, что было ценного в доме Алкея. Все запасы были тоже
упакованы в корзины, а из прохладных ям достали меха с вином и сыры и все
это также приготовили к отправке. К рассвету все было готово, и на стене
большого покоя остался висеть на острой рыбьей кости один только широкий
пояс Алкея, убранный золотою чеканкою и драгоценными камнями, да простая
тростниковая дудка, в которую Мелита всунула свернутый туго в трубку
папирус, на котором пред самым рассветом успела начертать несколько строк.
В этих строках было сказано: - "Я получила свободу и не хочу потерять
ее снова, но меня посетило испытанье, которого я не могу избежать. Я надеюсь
однако, что дух мой сохранит свою силу и что любовную страсть, которая
зажглася в другом против моего желания, мне удастся смирить в нем с помощью
той же грубой природы, которой он подчиняет свой дух. Если я над всем этим
восторжествую, я отыщу путь к тебе и приду к тебе, чтобы окончить свой срок
на земле вместе с тобою, позабыв о себе и служа вместе с тобою другим, по
веленью того, чье священное слово зажгло в нас свет разуменья и веру в
вечную жизнь нашего духа".
Когда же Мелита вложила папирус в полый тростник, она залепила концы
его воском и повесила дудку на стену у драгоценного пояса и тотчас же,
обернувшись, увидала, что у дверей, с перстами на устах, стояла Марема.
- Ты за мною следишь и подсматриваешь, - с тихой улыбкой сказала
Мелита.
- Нет, - отвечала Марема, - я не слежу за тобою и не стану никому тебя
выдавать, но я по всему замечаю, что ты задумала какую-то хитрость, которая
поведет дело совсем не к тому, что ты обещаешь Пруденцию.
- А расскажи-ка мне, если ты знаешь, - что я ему обещала?
- Ты обещала, что нынешней ночью ты, он и я уедем отсюда на дикую скалу
в неизвестном ущелье, в которой сокроемся надолго...
- Это все так и будет; вечерние звезды увидят нас на ладье нашей в
море.
- Тогда я смущена еще больше... тогда в уме у тебя есть что-то такое,
чего я уж вовсе не в силах понять, если ты мне не скажешь.
- Ах, друг мой Марема, - ты отгадала! До времени я тебе не скажу ничего
и беру с тебя слово, что ты не станешь ни о чем меня более спрашивать. Это
будет мне от тебя самою лучшей расплатой. Не любопытствуй, Марема, ни о чем:
все, что должно случиться, - из всех посторонних одна ты только увидишь, но
не здесь, не теперь и не сразу. Я ничего никому злого не мыслю, и Пруденций
примет на долю свою то, что сам для себя предпочтет. Я отдаюсь в его волю...
Но ты отгадала - он должен будет мне доказать, что в самом деле влеченье,
которое он ко мне чувствует, сильнее всего и никаким более грубым влечением
заменено быть не может. В этом он должен меня убедить так, чтобы во мне не
было места никакому сомненью, и ты, добрый друг мой Марема, должна мне в
этом помочь, потому что это для меня имеет слишком большое значение. Не
откажи мне, Марема!
- О! - отвечала с чувством Марема, - можешь ли ты во мне сомневаться,
Мелита! Я так хорошо знаю твой разум и доброе сердце, что мне не нужно
бороться с собою, чтобы дать тебе самые страшные клятвы послужить тебе всем,
чем ты захочешь. Я знаю, что ты никому не сделаешь зла, как не делала его
мне во все время, пока я была твоею рабыней. Что бы ты ни сказала, Марема
сделает все, не поддаваясь никаким своим собственным чувствам... Клянусь...
- Довольно! - перебила Мелита, - не клянися ничем: клясться нельзя,
потому что все мы во власти всемогущего бога. Я тебе верю без клятв и не
скрываюсь больше, что в уме моем есть замысел, о котором до времени не хочу
сказать никому и исполнить который могу только при твоей помощи.
- Верь же, что помощь моя тебе принадлежит беззаветно и...
- И довольно! довольно, Марема! - воcкликнула Мелита, и бывшая госпожа
и рабыня обняли друг друга и остались так на мгновенье. Так их и застала
тихо вошедшая к ним вдова Ефросина, за которою сзади входили Пруденций я
горшечник Агав с длинными жердями, из которых должно было сделать носилки
для переноса имущества Мелиты в ладью.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг