НЕЛЛИ ЛАРИНА
ДЕВУШКА ИЗ СИЭЛА
В Сиэл мне предложили лететь самолетом. Туристам туда разрешалось ехать
не более, чем на два-три дня, чтобы познакомиться с чудoм-городом, с его
архитектурой.
Посещение города было окутано туманом вымыслов и догадок, а те, кто
возвращался из поездки, обычно ходили какие-то очумелые, качали головой и не
хотели ни во что посвящать.
- Нет,- сказал мне приятель, который тоже возвратился оттуда с
грустными глазами.- Нет, этого я не могу пересказать, там следует побывать.
- Что ты там видел?
- Не знаю.- Он пожимал плечами.- Город... Люди... Не знаю, но ты
обязательно поезжай.
Он пожал мне руку, странновато улыбнулся, мол, ничего не может добавить
к тому, о чем все знают.
О Сиэле говорили как о городе-образце, городе-идеале. Говорили, что он
проектировался для жительства людей, но люди не желают там поселяться, хотя
и выражают полный восторг тем, что там видят.
Проектировали город для того, чтобы навсегда распрощаться с грязью на
улицах, с очередями в магазинах, с неудобствами транспорта, с давкой,
толкотней на рынках, с неуютом в квартирах. И вот - создали городобразец!
Группы ученых, работавших над проблемой использования силиконов,
продолжали заниматься ею уже несколько десятилетий после предшественников,
которые жили в двадцатом веке. И они первыми подали идею создавать теперь
уже не предметы, а города будущего из созданного ими, необычного материала,
используя его вместо бетона и стекла.
Сначала все изумились, засомневались: разве из одного состава можно
добиться разнородных структур? Но вскоре эту новость принялись бурно
обсуждать. И решено было первый город назвать Сиэл в честь всемогущей
чудодейственной искусственной смолы, которая может стать и мышцей, и глазом,
и - домом. Новый материал раскрыл новые горизонты.
Биологи, медики, художники, даже писатели и поэты - все загорелись
идеей образцового города: каким ему быть? Вдруг выяснилось, что новое дело
волнует всех, каждого. Печать публиковала предложения, высказанные народом.
Целые экспедиции специалистов опрашивали людей, собирали мнения,
предложения, идеи. И наконец множество мыслей, изобретений и открытий
сконцентрировалось в Центре по проектированию городаидеала. Но ничего
толкового не выходило. Оказалось невозможным учесть массу разноречивых
желаний. Идеи идеями, а нужны реальные проекты, за которые бы взялись
строительные организации. К тому же возведение города целиком с его
оригинальными зданиями, площадями, проспектами, висячими (!) садами
требовало немалых средств. А ежели из нового материала строить еще и по
старинке?! Сколько времени уйдет? Кто возьмется проектировать? Кто осмелится
строить нечто невообразимое, уникальное для всей планеты? Обсуждение грозило
зайти в тупик.
Но однажды в центр проектирования пожаловал какой-то чудак и предложил:
использовать для строительства города, его домов и кварталов, природную
энергию, которая бы направлялась генетическим кодом.
В самом деле! Посмотрите, какие крепкие зубы у волка! Какие мощные
клыки были у мамонта! Наконец панцирь черепахи природа создает по
генетическому коду!
А нельзя ли заложить в ядро будущего города программу, которая, вбирая
в себя элементы почвы, камня, песка, начала бы развиваться сама,
кристаллизоваться в блоки, стены, потолки, перекрытия, окна, двери?.. Да
неужто панцирь черепахи менее совершенен, чем какой-то дом, даже самый
изящный? Пусть это не дом, а дворец. Панцирь черепахи - вот образец
прочности! Все дело только в том, чтобы он рос и рос до размеров дворца - и
модифицировался, ведь в панцире черепахи люди не станут жить! Им нужны дома,
дворцы...
Его мысль посчитали в центре очень подходящей, тем более что ни камней,
ни песка не понадобилось- их исключал новый искусственный материал,
созданный химиками и биологами: по желанию человека он мог стать и камнем, и
сталью, и резиной, и стеклом.
Чудак родил главное - идею: все, о чем долго спорили, вложить в
программу развития ядра идеального города, закодировать в генах молекулы
стройматериала будущего - самостоятельный рост.
Иными словами, воплощение замысла теперь выглядело так: любой дом,
дворец будут расти так же, как дерево, или как панцирь черепахи, или как
зуб. Город-идеал рос как бы из яйца.
И скоро на специально выбранной площадке, в плоской долине среди гор, в
двух часах лета от нашего обычного города, из "эмбриона" начало развиваться
нечто похожее на кристалл в особом растворе - первый домик! Он разрастался,
сперва,. как неоперившийся птенец инженерной мысли, смахивал на какую-то
невыразительную халупу, но время шло, и стены его крепли, крыша вздымалась,
и из земли вознесся стройный дворец с колоннами.
Потом рядом стали расти другие дворцы, дома, улицы, мосты, витиеватые
ограды - поднимался нерукотворный жилой массив. И что-то еще, небывалое,
говорят, в нем происходило.
"Нет, на это следует посмотреть!" - в один голос утверждали те, кто там
побывал.
Город вырос, манил к себе сверкающей красотой громад, ослеплял людей
великолепием, необычностью, но жить в нем... никто не соглашался. Почему?..
Так я получил задание от редактора нашего еженедельника.
Публика летела со мной самая разношерстная: здесь были цивилизованные
туристы, люди в равной мере страдающие как любознательностью, так и
любопытством, респектабельные искатели острых ощущений, не знающие, на чтобы
еще эдакое потратить деньги, и - бродяжки, никогда таких сумм не видевшие,
даже во сне, тем не менее всегда путешествующие по планете, их легко угадать
по живописно неряшливьш одеждам и независимой манере поведения, смешной и
печальной рядом с надменной небрежностью воротил бизнеса нашего
процветающего двадцать первого века.
Тем не менее все летели в одном салоне. Компания по туризму делала
бизнес, и потрясающий успех рейсов в город-идеал заставлял хозяев прессовать
кастовые различия пассажиров наподобие слоеного пирога.
В салоне я обратил внимание на типов, старавшихся ничем среди прочих
пассажиров не выделяться, но именно вид их безупречно белых манишек и
манжет, гетр, снова вошедших в моду, вызывал подозрительность.
Смокинги, бабочки, кейсы - вся непременная атрибутика именно этого
сорта людей наводила меня на раздумья, что едут в город-идеал и те, кто
далек от чистых помыслов и, возможно, в белых перчатках прячет обагренные
чужой кровью руки, а в кейсах- отмычки, фомки и прочий воровской инструмент.
Ведь как часто за внешним благородством неожиданно открывается нам бездна
подлости, предательства, человеческой мерзости, которую не изжили и в нашем
мире, да, наверное, и грядущие поколения не справятся: и зло, и добро
ухитряется вмещать в себя человечество одновременно.
Что же может привлекать туда контрабандистов? - размышлял я.
Впрочем, город-идеал проектировался как город небывалой роскоши.
В его программу ухитрились втиснуть самые невообразимые пожелания
людей.
Нетерпение мое и остальных пассажиров разрасталось по мере приближения
к Сиэлу. И скоро, казалось, сам воздух горел огнем всеобщего возбуждения.
Все слои общества смешались, никаких различий более не существовало ни у
богача, ни у бедняка.
Единое "ах!" восторга прошелестело на крыльях в застывшем воздухе
салона, и все приклеились лицами к стеклам иллюминаторов.
Солнце только поднималось из-за вершин гор, аэробус лег в крутой вираж,
чтобы затем на воздушной подушке мягко поплыть по посадочной стреле
аэропорта. И пока автопилот разворачивал машину на вираже, все пассажиры
завороженно следили, как надвигается величественная панорама - остроглавый
хрустальный город спорил белизной крыш со снежными вершинами гор, бравших в
кольцо висящие в воздухе ленты магистралей, сады, каскады лестниц и лоджий,
распахнутых солнцу. Башни средневековья и парящие крылья мембран над
стадионами и торговыми площадями.
Сверху, со стороны, откуда транспорт влетал в долину, город и впрямь
виделся восьмым чудом света, сказочный и несказанно богатый сиянием
драгоценных отделочных камней.
Все это были скромные "кирпичики" однородной массы, но - не верилось!
Какая иллюзия поистине царской роскоши возникала перед взором новичка,
впервые попавшего в колдовской город?! Казалось, алхимики всех веков,
отовсюду прежде гонимые, собрались вопреки времени вместе и доказали миру
своими чарами и бдениями над колбами и пробирками, что они нашли магический
кристалл и показали людям свое могущество. , Я ходил, потрясенный, по улицам
и не мог надивиться. Что Эйфель, поразивший Париж своей башней, чудовищной
для современников и прекрасной- для потомков?! Что Ле Корбюзье, одаривший
человечество возможностью жить в комфортабельных практичных жилищах из
бетона и стекла?! Они только заглянули в будущее, но все остались на
ступеньке своего века. Но ученые нашего века смогли сотворить такое: город,
который вырастает, как дерево - из семени, как живое существо - из зародыша,
из яйца. Вот вам совершенная модель грядущего градостроительства! О, как
угадывалось, что город-идеал творил не один архитектор, а многие архитекторы
мира, известные и безымянные, современники и созидавшие до нашей эры. И
множество химиков, биологов вложили мысли и сердце в программу Сиэла.
Наверное, каждый из них хотел в этом городе найти уголок для себя, и я
находил в нем набережные Одессы и улицы Воронежа, уголки Таллинна и башни
Риги, проспекты города на Неве и древние, милые всем стены с зубцами
Московского Кремля.
Высились новые дома и ветшали, тронутые временем.
Иногда я постигал, что стены домов росли как кораллы на рифах морского
дна, что своды зданий - это всего-навсего искусственно взращенный кристалл,
застывшая пена, не уступающая стали, высчитанная заранее машиной гармония
структурных решеток. И все равно восторгался завершенностью площадей, свежим
воздухом улиц, четкой геометрией изящных двориков. Сердце замирало у
витиеватых беседок, стройных ротонд на крутом берегу.
Ум отказывался верить, что сияющие на солнце, отточенные ветром
колонны - это сталактиты, выросшие за год-два по программе, что холодный на
ощупь мрамор - блок полимера, растение, развившееся не из зерна, а незримого
атома, вскормленного и воспитанного формулой.
Даже в хаотическом нагромождении модернистских скульптур виделась мне
недосказанная кем-то мысль.
Ежели бы только не необычность материала, от молочного, пористого,
точно известняк, гладкого, как мрамор, до прозрачного, отливающего радугой
всех цветов, словно сама музыка застыла и воплотила звуки в осязаемый цвет,
я бы не поверил в силу науки нашего века. Можно сто раз услышать, но это еще
ничего не значит, теперь же мне были понятны восторги тех, кто видел
город-идеал, был в нем. И все же... он был пуст.
Где его жители, горожане? Я вспомнил о неясных слухах, что в этом
городе есть даже... привидения.
Тишина не устрашала, но печалила: город хотел о чем-то рассказать, на
что-то пожаловаться, но молчал, как больной немой человек. И словно
невидимые глаза следили за мной, сопровождали каждый шаг. Город слушал мои
мысли, а может, мне это только мерещилось в его печальной красоте улиц.
Странная пустота, как вакуум, тоской сдавливала грудь. Или так резко ощущает
человек необходимость видеть, общаться с себе подобными?! "Самая прекрасная
на свете роскошь - это роскошь человеческого общения",- вспомнились мне
слова французского летчика и писателя.
И здесь я остро почувствовал, как прав Сент-Экзюпери. Именно этой
роскоши в блистающем великолепии улиц мне сейчас не хватало, поделиться
восторгом и удивлением было не с кем.
Неожиданно я вышел к фонтану - вода танцевала в нем свой вечный танец
любви, объясняясь в верности земле. Давление бросало алмазные капли вверх, а
притяжение упрямо притягивало, и они падали вниз, торопясь опередить друг
друга.
Казалось, озорная смешливая девочка танцует бесконечный танец, точно
сама Терпсихора встала ножкой на макушку фонтана и крутится, бьет и
вскидывает другую ножку, вздымает вверх руки, готовая сдаться в плен, вся
тонкая, хрупкая; пляшут, спадают, струятся складки прозрачного платья на ее
изящном обнаженном теле.
Что за наважденье? - я тряхнул головой. Фонтан, девочка! Впрочем, мне
всегда нравилось смотреть на бег воды, меня тянуло к ней. Не выходя из
оцепенения размышлений, протянул руку, хотелось поймать веселую игривую
струю, и тут пальцы мои больно хрустнули, ударившись о неожиданную преграду.
Я подивился- и машинально потянулся к фонтану второй раз. Не может быть?!
Даже талантливейший скульптор не смог бы заставить его застыть и в то же
самое время - бежать, струиться, плясать! Что это? Те галлюцинации, о
которых предупреждали?
Пальцы снова хрустнули, наткнувшись на преграду, и в тот же миг
верхушка фонтана отломилась и зазвенела, падая к моим ногам.
Я растерянно оглянулся, никто не видел моего преступления. С
неловкостью слона на цветочной клумбе поспешно наклонился и воровато сунул
обломок в карман.
Обезображенный мною фонтан больше не менял своих форм. В смятении,
огорченный, я пошел дальше. Писать об этой нелепице в репортаже было бы
смешно. Досадный пустяк, ничего не объясняющий, тем более что с характером
городка я пока не ознакомился.
Найти ключ к таинственной проблеме, почему люди все-таки не хотят жить
в этом прекрасном городе, мне не удавалось. Я шагал по улицам без толчеи,
без очередей, без сора и пыли, дышал воздухом, напоенным озоном, созерцал
творение человеческой мысли и природной энергии - и настроение мое
портилось. Я чувствовал усталость от... одиночества. Это была неизвестная
мне до сих пор усталость, какое-то болезненное состояние грусти, тоски. И
все это среди сверкающего мира. Отчего так?..
Наконец ближе к центру появились редкие прохожие, и я сразу повеселел.
Шныряли какие-то испуганные типы с вороватым выражением лиц. Но с ними
разговаривать мне не хотелось. Моя интуиция подсказывала, что это и есть
контрабандисты, дельцы удачи. Только отчего вид утшх такой перепуганный,
помятый потрясением? Они, видно, пережили коечто похлестче, нежели я у
фонтана?! Неудивительно при их ремесле. Но что? И почему шарахаются от
каждого встречного? От меня?
Я услышал за своей спиной негромкий свист и оглянулся. На меня изучающе
смотрел невысокий худощавый человек, почти ровесник, но, судя по цепкому
взгляду, лет на пять постарше.
В черной кожаной походной куртке в "молниях", он стоял, небрежно
облокотясь о распахнутую дверцу желтого пикапчика. На мой немой вопрос
ответил белозубой улыбкой на загорелом лице.
В нем угадывалась живость характера, предприимчивость, энергичность
делового человека. Из-под жесткой, выгоревшей от солнца, косой челки горели
синим насмешливым огнем глаза. Он мне кого-то напоминал, хотя мы с ним
прежде, уверен, нигде не сталкивались. Впрочем, вот кого!
Американского супермена, героя многих кинофильмов прошлого века.
Хотя такой тип мужчин пользуется успехом у женщин, видимо, во все века.
Единственное, чего ему не хватало для полного комплекта, киногероя,
эдакого ковбоя, так это кольта или винчестера. И если бы он сейчас достал
пушку из своего желтого пикапчика, я бы не удивился.
- Эй, приятель! - окликнул он меня.- Тебя не удивляет все это?
- Что? - Я не торопился подходить к нему скорее из-за усталости от
шатания по пустынному городу, но в душе был рад, что меня наконец
окликнули, -позвали - мираж одиночества сразу сдался, отступил.
- Все вокруг?! И особенно... эта чертова тишина. Кажется, кричи - не
докричишься до живого человека. Непривычно после наших шумных городов, где
даже спишь под их рев.- И он похлопал свою лошадку по крыше, та гулко и
одобрительно отозвалась.- А тут оглушительное безлюдье! И все такое
прочее... Подозрительно как-то.
Он выразительно посмотрел на меня.
Значит, и у него что-то случилось, он скрыл нечто необычное за
неопределенным пожатием плеч, а теперь искал человека, чтобы поделиться тем,
что, видимо, переполняло его, а может, вызывало сомнения.
И он заговорщицки подмигнул.
Пожалуй, именно это окончательно расположило меня к незнакомцу и
заинтриговало: что за дело?
Влезли в его пикап, он звонко, с силой хлопнул дверцей, отчего
резиновая прокладка с моей стороны выскочила и повисла:
- А, черт! Все некогда подремонтировать. Вот из командировки вернусь
домой - наведу лоск. У меня так в каждой мастерской - свои ребята. Без этого
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг