- Я тебя никогда не покину, Стив... Если только ты меня не
прогонишь... Ты имеешь право прогнать меня, но ты этого не должен делать.
- До конца свидания осталось три минуты, - равнодушно сообщил
репродуктор.
- Я теперь более нищ, чем когда бы то ни было, - сказал Попф и отвел
глаза в сторону. - Лаборатория разорена. Все придется начинать сначала.
- Я тебя люблю больше, чем когда бы то ни было, - ответила ему
Береника.
Прозвенел первый сигнал.
- Я сегодня договариваюсь с адвокатом, который будет тебя защищать, -
сказала Береника. - Что еще нужно в первую очередь сделать?
- Передай Бамболи, чтобы он поскорее запатентовал эликсир.
Прозвенел второй сигнал.
- Это уже конец свидания? - спросила Береника.
Попф молча кивнул головой.
- До свидания, милый мой Стив! И не забывай, что ты очень нужен
науке... - пол за решеткой стал медленно опускаться, - ...и мне, - чуть
слышным голосом добавила Береника.
Доктор Попф был теперь виден уже только по пояс. Он молчал. По его
щеке покатилась одинокая слеза. Он был почти счастлив.
Через несколько секунд Береника Попф осталась в приемной одна.
Вечером того же дня в баттогских газетах был помещен снимок: "Жена
доктора Попфа покидает бакбукскую тюрьму после первого свидания с мужем".
Газеты в Баттоге выходили с огромными аншлагами:
КОММУНИСТ АНЕЙРО РАСПРАВЛЯЕТСЯ С СЕМЬЕЙ СВОЕГО ХОЗЯИНА
Невинный юноша замертво падает от руки красных
Бакбукские преступники приперты к стенке
ЗАБАСТОВЩИК МСТИТ ЗА СВОЙ АРЕСТ
ВРАЧ-ДЕГЕНЕРАТ, ШАРЛАТАН И БАНДИТ
Мать несчастного юноши требует суровой кары
над кровавым преступником
ПУСТЬ НАД БАКБУКОМ ВОССИЯЕТ СОЛНЦЕ ПРАВОСУДИЯ!
Так писали газеты Баттога и "Бакбукская заря" первые несколько дней,
когда здоровье молодого Бероиме шло на поправку. Но в ночь на одиннадцатое
сентября Манхем Бероиме во сне сорвал с себя бинты и расчесал заживающие
раны. Через два дня он умер от заражения крови.
Тринадцатого сентября "бакбукские преступники" стали "бакбукскими
убийцами". Над доктором Стифеном Попфом и механиком Санхо Анейро нависла
угроза смертной казни.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ,
о том, как вдова Гарго навещала своего младшего сына
Дважды в год - в первый день пасхи и первый день рождества - вдова
Гарго отправлялась за город. Там, на четырнадцатом километре шоссе, ведшего
в Туберозу и дальше, до Города Больших Жаб, на плоской, как стол, обширной
площадке, окаймленной живой изгородью из тенистых вязов, расположились
главное здание и многочисленные службы детского приюта. Это были довольно
красивые строения, и они не напоминали унылые казармы, как большинство
детских приютов ведомства призрения провинции Баттог да и всей Аржантейи.
Здесь ребят кормили и одевали более или менее удовлетворительно,
поколачивали только изредка, тайком и в меру, по возможности не оставляя
синяков, обучали грамоте и ремеслам.
Их было, таких показательных приютов, четыре в провинции Баттог, все
они были построены по одному и тому же проекту довольно дорогого
архитектора и составляли предмет гордости не только ведомства призрения, но
и губернатора провинции. Об этих "райских уголках для наших бедных сироток"
восторженно писали в газетах каждый раз, когда начиналась кампания по
выборам губернатора и провинциального самоуправления, и вдова Гарго имела
все основания радоваться тому, что ее младший сынишка попал именно в такой
приют.
Двадцать пятого декабря, в двенадцатом часу дня, она вышла на шоссе,
имея с собой сумку с гостинцами для маленького Педро и его приятелей. Как
всегда, ее подвезла до приюта первая же попутная машина. Вдова свернула на
дорожку, ведшую к четырехэтажному, украшенному красивыми колоннами главному
зданию, обогнула его и смиренно постучалась в дверь черного хода.
Ей открыла пожилая костлявая нянька в белоснежной наколке.
- Здравствуйте, госпожа Эту! - искательно промолвила госпожа Гарго. - С праздником вас! Я не слишком рано приехала?
- И вас с праздником, - ответила нянька, пропуская гостью вперед, и
замялась. - Разве вам не сообщили?
- Ради Бога! - побледнела вдова. - Ради Бога, госпожа Эту! Что-нибудь случилось?
- Да нет, что вы! Вам совершенно нечего беспокоиться, - ответила Эту,
старательно отводя глаза в сторону. - Присядьте, пожалуйста, госпожа Гарго.
Через полчаса нянька проводила ее до самого шоссе. Никогда еще госпожа
Гарго так скоро не покидала приюта. Но сегодня ей здесь нечего было делать.
Ее Педро больше не было здесь.
Еще в начале ноября из Баттога прикатил в огромном спальном автобусе
чиновник провинциального управления призрения и отобрал для отправки в
Баттог, а оттуда во вновь организуемый приют особого, курортного типа
семерых мальчиков и трех девочек от трех до четырех с половиной лет. Дело
происходило ночью, чиновник спешил: ему нужно было за двое суток побывать
еще в двух приютах, находившихся в противоположных концах провинции. Он
расписался в получении детишек, уложил их спать на подвесных койках своего
лакированного ковчега на колесах и укатил в темноту. Только наутро
администрация бакбукского приюта спохватилась, что среди увезенных им ребят
был и маленький Педро, у которого жива мать, и что у нее, конечно,
надлежало получить согласие. Но было поздно. Автобус находился уже по
крайней мере в сотне километров от Бакбука. Писать в Баттог директор
побоялся: за такое упущение ему могло нагореть. Решили, что, может быть, и
так обойдется. Неужели, в самом деле, эта полунищая женщина вздумает
протестовать против того, что ее сын из хорошего приюта попал в еще лучший,
курортного типа?
И вот выяснилось, что вдова Гарго достаточно благоразумна, чтобы не
возражать против неожиданного счастья, привалившего ее сыну. Она
погоревала, что ей так и не удалось повидаться со своим младшеньким, но
возвращения его в Бакбук не потребовала. Она только попросила дать ей новый
адрес Педро.
Ей посоветовали обратиться в провинциальное управление призрения.
Оттуда ей сообщили новый адрес ее младшего сына. Это оказалось у черта на
куличках, в городе Ломм, в одной из самых отдаленных и малонаселенных
провинций страны. Но вдову Гарго это не остановило. Она написала туда и
попросила сообщить, когда ей можно приехать повидаться с сыном, которого
она не видела уже восемь с лишним месяцев.
Ответ пришел в конверте с черной траурной каймой. Дирекция
Усовершенствованного курортного приюта для круглых сирот с прискорбием
извещала глубокоуважаемую госпожу Гарго, что ее сын - Педро Гарго -
скончался одиннадцать дней тому назад от крупозного воспаления легких и
похоронен на местном кладбище.
Нет нужды описывать горе бедной вдовы. Несколько суток она провела
между жизнью и смертью, и выходили ее Береника Попф и аптекарша Бамболи,
питавшая к ней самые теплые чувства и сама бывшая очень нежной матерью.
Когда же больная почувствовала себя в силах подняться с постели, она сразу
стала собираться в дальний путь навестить могилку своего бедняжки Педро.
Уговоры не помогли. Денег на дорогу хватало. У нее лежала нетронутой сумма,
полученная за костюмы и пальто ее покойного мужа, которые, как читатель,
вероятно, помнит, были куплены для перешивки Аврелию Падреле.
Вдову Гарго проводили на вокзал Береника и госпожа Бамболи. На второй
день утром она прибыла в Ломм. Требовалось немалое воображение, чтобы
называть городом это унылое селение с неизбежным банком, почтой, бензиновой
колонкой на центральной и единственной площади и белевшим на западной
окраине хлопкоочистительным заводом.
Прямо с вокзала госпожа Гарго отправилась на кладбище. Кладбищенский
сторож, в расчете на чаевые, встретил ее, как старую знакомую. Он был полон
жажды деятельности, но помочь ничем не мог. Городок был настолько мал, что
сторож без труда мог вспомнить и перечислить по фамилиям всех покойников,
нашедших последнее успокоение на вверенном ему кладбище, по крайней мере за
последний год-полтора. И этот веселый и услужливый старичок страшно
удивился, узнав, что уважаемая госпожа пришла навестить могилу своего сына,
четырехлетнего мальчика, умершего в конце декабря. Последние похороны
малолетнего имели место в августе.
Других кладбищ в городе Ломм не было.
Тогда вдова Гарго спросила, где находится Усовершенствованный
курортный приют для круглых сирот.
Уже перевалило за полдень, когда она, измученная семикилометровым
переходом, свернула с автострады на новенькую неширокую асфальтированную
дорогу. Позади, за далекими холмами, давно скрылся город Ломм. Впереди,
километрах в полутора-двух, зеленел густой и, по-видимому, давно
заброшенный парк. Когда вдова, наконец, до него доплелась, она увидела, что
парк обнесен высокой железной изгородью, выкрашенной в светло-зеленый цвет.
Кругом было тихо и безлюдно.
Госпожа Гарго постучалась в ворота. Приоткрылась калитка, из нее
высунулась неприветливая физиономия.
- В чем дело, сударыня?
- Я мать маленького Педро Гарго. Мне нужно поговорить с директором, -
ответила вдова Гарго и заплакала.
- Подождите, - сказал сторож и захлопнул перед ее носом калитку.
Щелкнул замок. Послышались удаляющиеся шаги. Прошло не менее десяти
минут. Снова щелкнул замок, снова приоткрылась калитка, и сторож подал
госпоже Гарго узелок.
- Вещи вашего сына, - сказал он. - До свидания, мадам.
- Мне нужно поговорить с директором, - снова сказала вдова. - Я прошу
вас, проводите меня к директору.
- Он занят.
- Хорошо, - покорно заявила госпожа Гарго. - Я подожду.
- Он спит, - сказал тогда сторож.
- Я подожду, пока он проснется.
- Он будет спать еще часа три.
- Я не могу уйти, не побывав на могиле моего сына. Я буду ждать, пока
господин директор проснется.
И она присела на обочине дороги.
Сторож что-то недовольно буркнул под нос и ушел, не забыв тщательно
запереть за собой калитку.
На сей раз госпоже Гарго пришлось ждать больше часа. Она не заметила,
как задремала. Очнулась она, как только снова звякнул замок калитки.
- Пожалуйте к директору, сударыня.
Директор оказался долговязым человеком неопределенного возраста, со
стеклянными пустыми глазами и очень гладким пробором, какие бывают только
на самых дешевых парикмахерских манекенах. Он принял госпожу Гарго не у
себя, а тут же, у самых ворот, в сторожке.
- Весьма сожалею, сударыня, что заставил вас ждать, - промолвил он. -
Еще больше сожалею, что ваш визит связан с таким прискорбным, но к
сожалению, непоправимым несчастьем.
Он выговаривал слова с той чистотой и тщательностью, которая всегда
выдает иностранца. Если бы госпожа Гарго бывала до этого в Городе Больших
Жаб и была бы вхожа в бюро рационализации акционерного общества "Тормоз",
она бы узнала в директоре Усовершенствованного курортного приюта для
круглых сирот господина Альфреда Вандерхунта, того самого, который был
удостоен особого, до некоторой степени даже боязливого уважения господ
Шамбери и Прокруста.
- Какого числа он умер? - спросила госпожа Гарго, подняв на директора заплаканные глаза.
- Я полагаю, речь идет о вашем покойном сыне? - уточнил для себя ее
вопрос господин Вандерхунт. - Он умер в ночь на двадцать седьмое декабря.
От крупозного воспаления легких. Это был очаровательный мальчуган,
сударыня. Мы все о нем страшно сожалели.
- Я была на кладбище, - сказала госпожа Гарго. - На кладбище его
могилы нет.
- Совершенно точно, сударыня. Мы должны перед вами извиниться.
Произошла ошибка. Мы похоронили его здесь же, на территории приюта, который
ему так нравился. - Вандерхунт скорбно покачал головой, вздохнул. -
Разрешите проводить вас к могиле нашего общего любимца.
Он бережно взял бедную вдову под руку. Они вышли из сторожки, свернули
направо, прошли шагов тридцать и вышли на маленькую лужайку, посреди
которой возвышался небольшой холмик, утопавший в цветах.
Будь госпожа Гарго в более уравновешенном состоянии, она, возможно,
обратила бы внимание на то, что земля на холмике слишком свежа для могилы
двухнедельной давности. Но госпоже Гарго было не до таких подробностей. Она
упала на колени и замерла, прильнув к дорогому холмику. Так она провела
несколько минут, потом встала и нетвердыми шагами, так и не попрощавшись с
шокированным господином Вандерхунтом, направилась к воротам. В последний
раз щелкнула калитка. Господин Вандерхунт облегченно вздохнул, на его
тонких синеватых губах промелькнуло подобие удовлетворенной улыбки, и он
вернулся к себе в кабинет.
А вдова Гарго, сама того не замечая, вместо того чтобы пройти по
дороге, двинулась по траве, вдоль ограды. Она опомнилась только тогда,
когда ее окончательно покинули силы. Тогда она, чтобы не упасть, вцепилась
в железные прутья, отгораживающие приют от внешнего мира, и увидела в
глубине парка, за довольно плотной стеной вечнозеленых деревьев, обширную
поляну, на которой с криком и гамом играли в мяч десятка два мужчин и
женщин в странных нарядах. В чем состояла необычность их одежды, госпожа
Гарго не успела сообразить, потому что в этот момент один из играющих
неудачно ударил по мячу, тот полетел далеко в сторону и упал совсем близко
от стоявшей по ту сторону изгороди госпожи Гарго. За мячом, заливисто
хохоча, помчался странно знакомый ей человек. Прошло не более двух секунд,
и госпожа Гарго, пронзительно вскрикнув, упала без чувств: по ту сторону
забора к ней бежал, по-детски раскрыв объятия, ее покойный муж.
- Мама! - крикнул он. - Мама!
Но она его уже не слышала.
Когда она очнулась, кругом царила тишина. На поляне никого не было.
Она подняла с земли узелок с вещами бедного Педро и медленно поплелась в
город. Ей казалось, что она сходит с ума.
В тот же день она уехала обратно в Бакбук.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ,
в которой рассказывается о докторе Лойзе
и странной судьбе рыжего кота Меркурия
Когда в газетах промелькнуло сообщение, что в городе Бакбуке
неожиданно и неведомо откуда появился свирепый тигр, наводящий панику на
местных жителей, никто это заявление всерьез не принял. Больше того,
наиболее искушенные в газетных делах люди потешались над убогостью фантазии
автора этого сообщение: уж если выдумывать, так почему именно тигр? Почему
не слон или бронтозавр? Хоть бы придумал, чудак, для придания
достоверности, что этот дежурный газетный тигр удрал из зверинца, что ли.
Но нет, в сообщении, наоборот, тщательно подчеркивалось, что в Бакбуке
никакого зверинца нет, что ближайший зоопарк находится в ста тридцати
километрах, в городе Баттоге, и что из этого зоопарка не только тигр, но и
мышь не может выскользнуть.
Посмеялись в Городе Больших Жаб и Баттоге и забыли об этой грошовой
провинциальной выдумке. Тем более что именно к этому времени относится
разгар увлечения муравьиными бегами, которое достигло такой небывалой
степени, что врачами-психиатрами был пущен в ход новый медицинский
термин - "формикопсихоз", что означает в переводе с латыни "муравьиный
психоз".
Необходимо отметить, что даже в самом Бакбуке далеко не сразу поверили
в этого тигра. То, что каждый столкнувшийся с этим хищником по-разному
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг