голосом, с заметным акцентом.
- Вот так, как магнитофон, третий день одно и то же, - расстроенно сообщил
Тарханов Вадиму. - А когда там разговаривали, в машине вместе ехали - совсем
другое говорил.
- Не знаю, кто другое говорил, я все время одно говорю.
- Время тянет, знает ведь, что все мы проверить можем, и отпечатки пальцев
уже сняли, и очные ставки с подельниками будут, а поди ж ты... Наверное, очень
ему надо хоть сколько-то времени выиграть. А для чего?
Ляхов, подыгрывая, развел руками. Мне, мол, откуда знать?
- В общем, так, Исраилов, не Исраилов - мне одинаково. Мне время тоже
дорого, и на все про все у нас с тобой час, от силы два. Ты, как я понимаю,
человек образованный и сейчас думаешь, что притащили тебя на банальнейший
детектор лжи. Или, по-иностранному выражаясь, полиграф. А тебя, не исключаю,
обучали, как себя в таком случае вести, и вообще ты у нас такой супермен, что
всеми своими реакциями управляешь, как индийский йог. Придется разочаровать.
Тарханов не спеша, вопреки недавним собственным словам, налил в стакан
шипящего и брызгающего боржоми, отпил два глотка, закурил.
- А здесь конструкция принципиально иная. Как, вахмистр, вы это
формулировали?
- У нас пациент будет дрожать, потеть и гадить под себя не от наших
вопросов, а от своих ответов, - с готовностью ответил Ляхов.
- Именно. Очень точно сказано. Короче, Исраилов, здесь дела такие. Я задаю
вопрос. Ты на него отвечаешь. В нормальном полиграфе после этого нужно смотреть
на стрелочки, экранчики, кардиограммы и гадать - правду ты сказал, соврал или
честно заблуждаешься. А у нас куда проще.
Ты сам для себя всегда знаешь, где правда, где брехня. А поскольку кроме
всяких пакостей в душе у любого, подчеркиваю, любого человека все равно есть
так называемая совесть, она тебе самого себя обмануть не позволит. И - накажет.
Слышал такое выражение - муки совести?
Исраилов промолчал, сочтя, очевидно, вопрос риторическим, но в глазах его
Ляхов уловил некую тень смятения. Слишком непонятным был затеянный следователем
разговор, а особенно - его тон.
Если этот человек действительно не рядовой боевик, а командир или
представитель чужих спецслужб, интуиция у него должна быть.
Тарханов огляделся. Увидел в углу большой радиоприемник со встроенными
проигрывателем и магнитофоном.
- Слышь, фельдшер, а у тебя тут есть хорошая музыка, пока клиент
размышляет?
- Чего бы вы пожелали, капитан ?
- Знаешь, может быть, Мендельсона? Как?
- Сделаем. А поконкретнее, ваше высокоблагородие?
Ляхов и не подозревал в товарище таких утонченных вкусов. Мендельсон - это
же вам не Чайковский, не Моцарт даже. Однако ведь, кто может знать.
- Если возможно, хотелось бы "Аллегро виваче" из четвертой симфонии... А
пациенту дай пока папироску, пусть покурит напоследок.
"Ну, блин, ты даешь, командир, - усмехнулся Вадим, - специально, что ли,
готовился? А может, и специально, - подумал он, - в целях создания нужного
впечатления".
А точнее всего, ничего тут странного не было. Чем еще заниматься неглупому
человеку в армии, если не пить по вечерам водку и не играть до посинения в
преферанс по гривеннику вист? В библиотеку офицерского собрания ходить, музыку
слушать.
Сам Ляхов, помнится, в первую офицерскую зиму, сидя перед дровяной печкой
в своем медпункте, прочел два огромных тома "Мейерхольд в воспоминаниях
современников". Потом помогало в интеллигентских кругах блистать эрудицией.
Тарханов с задумчивой улыбкой ценителя прослушал несколько начальных
пассажей, потом погрустнел. Мол, прекрасно все это, а тут работать надо.
- Итак, Фарид-бек, вот тебе конкретный пример и доказательство, если
хочешь говорить как белый человек...
Бандит напрягся.
- Тебя зовут Хасан Али Исраилов ?
- Да, я сказал.
И Тарханов непроизвольно подтянулся. Слишком много надежд он возлагал на
эту технику. А если не сработает?
Сработало.
Лицо Исраилова изобразило искреннее недоумение. Наверное, ощутил он
неприятное, но пока - не более, ощущение где-то в районе желчного пузыря.
Однако сомнение в нем уже было посеяно. Вдруг не соврал непонятный
капитан?
- Хорошо, значит, Исраилов, - кивнул Тарханов. - А зовут как? Хасан Али?
- Да... - после короткой паузы ответил тот.
И мгновенно достало его покрепче. Примерно как первый приступ печеночной
колики. Лицо побелело, на лбу выступил пот, если б руки были свободны, он
наверняка прижал бы их к животу. А так он просто сдавленно застонал, прикусил
нижнюю губу.
Тарханов глубоко затянулся и медленно выпустил дым в сторону кресла.
- Третий раз будем пробовать?
Наверное, отчаянному воину джихада захотелось убедиться окончательно. Или
курс подготовки в какой-нибудь турецкой или персидской разведшколе требовал от
него беззаветной стойкости.
Ляхов заглянул в каморку к Максиму.
- Сердце у него как, выдержит?
- Сердце выдержит, здоровье лошадиное. Хоть в космонавты.
- Вот и ладненько. Спрашивайте дальше, капитан.
Тарханов спросил.
И вот тут получилось совсем уже не эстетично.
Фарида сгибало, крутило и трясло. Из углов рта потекла слюна и кровь от
прикушенного языка. Натуральный эпилептический припадок. Вадиму пришлось совать
ему под нос вату с нашатырем, хлестать по щекам и подумать о том, что не пора
ли колоть что-то вроде промедола.
Однако пациент постепенно оклемался. Пусть и выглядел совсем не лучшим
образом.
Тарханов достал из необъятного портфеля бутылку коньяка. Сунул горлышко
между крепкими белыми зубами, резко запрокинул вместе с головой.
- Живой, сволочь? Но это уже последний раз. Следующий - сдохнешь.
Граммов полтораста сглотнул испытуемый, словно младенец, не желающий
отпускать соску, потом долго кашлял, плевался, вздыхал и постанывал.
Вид у него стал именно такой, как в русской поговорке. Насчет каких в гроб
кладут.
- Что, что это было? - про акцент он по случайности забыл.
- Голос твоей совести, кретин, я же предупредил. Врать - плохо. От этого
бывает больно. Только у иных побаливает душа, а у тебя - тело, потроха. Не
знаю, мусульманин ты или очередной полковник Лоуренс, но с русскими связываться
вам слабо.
Новую папиросу зажег Тарханов, вторую протянул Ляхову.
И молча, не спеша они курили, давая время пленнику принять окончательное
решение.
- Одним словом, так. Четвертый и следующий раз мы будем держать тебя на
капельнице, на кардиостимуляторах, и спрашивать, спрашивать...
-Не надо...
- Ответишь?
- Отвечу. Все скажу. Но это - отключите. Нет-нет, врать я больше не буду,
но... может, не так сформулирую, или мало ли...
- Слава тебе, господи. Доперло. Кстати, командир, имей в виду, еще разок -
и у тебя выработается абсолютный рефлекс. Никогда в жизни в самой малости
соврать не сможешь. Представь, хоть в тюрьме, хоть на воле - одно слово не так,
и начнется... - Тарханов откровенно веселился. Его-то стресс тоже требовал
выхода.
- Нет, не надо, прошу, и так все скажу...
- Скажешь, куда ж ты теперь денешься. Сейчас я тебя передам настоящему
следователю. Работайте, желаю приятного времяпрепровождения.
Перед тем как вплотную заняться Герасимовым и его девушками, решили
сделать перерыв. Спешить теперь некуда, испытания прибора, сулящего полный
переворот в юриспруденции, прошел с полным успехом.
Да и отметить успех обычай требовал.
Максима с Генрихом они отправили в город, снабдив соответствующей суммой.
Доктор, по-прежнему терзаемый комплексами, желал гасить их отнюдь не в этой
компании, имелась у него в Москве и своя, гордых и не слишком состоятельных
интеллигентов, для которых шальная тысяча рублей казалась немыслимой суммой.
Вот и пусть там гуляют привычным образом.
Вадима Тарханов пригласил в небольшой домик, похожий на караулку,
расположенный наискось от коттеджа Бубнова. Из окон были хорошо видны все
подходы к объекту.
- Теперь только еще один пункт в инструкцию для следователей следует
внести, - вслух размышлял по дороге Ляхов, который в Академии среди прочего
изучал и основы права. Не только международного, потребного дипломатам, но и
гражданского, и уголовного тоже.
- Хотя признание подследственного остается "царицей доказательств", суд,
особенно присяжных, предпочитает иметь и более объективные критерии. Так что
придется у клиентов просить, чтобы они сами и всю доказательную базу на себя же
подбирали. Не так уж трудно будет, думаю, уговорить их вспомнить, где отпечатки
пальчиков могли оставить, какие документы наилучшим способом их уличают... Ну и
так далее.
- Не проблема, - ответил Тарханов. - Но в данное время лично нам это не
нужно, на суд я Фарида в обозримом будущем выводить не собираюсь, он нам в
другом качестве понадобится.
Стол в караулке был накрыт со странной в их нынешнем положении эстетикой.
Грубо разделанная селедка семужьего посола, кастрюлька с варенной в мундире
картошкой, тарелка с косо нарезанными кусками ржаного хлеба, бутылка простецкой
водки, рюмки. И все. Даже в Палестине им случалось сиживать за куда более
богатым столом.
- И как это понимать? - весело поинтересовался Ляхов, сбрасывая на
застеленную солдатским одеялом железную койку в углу штатский пиджак, за ним
надавивший шею галстук. Подвинул грубую крашеную табуретку, с иронической
усмешкой повертел в пальцах стограммовый граненый стаканчик. Ну, наливай, мол,
раз так. Начал чистить обжигающую пальцы картошку. - Вечер в духе ностальжи?
Принимается. А чего Татьяну свою не позвал? Она же тут, поблизости? Ну и
посидели бы все вместе, по случаю успеха, а равно и в целях углубления
знакомства. Мне она понравилась, не скрою. Очень приятная девушка. Совсем не
чета нашим, здешним. Ты на ней жениться собрался или как?
- Ты что, с Максимом уже успел вмазать, пока я выходил? - неожиданно
мрачным тоном осведомился Тарханов.
- Да, а что? Совершенно по чуть-чуть. По-докторски, медицинского
неразведенного. Ровно для приличия. Неудобно же - хватай, братец, свои деньги,
и катись! Не извозчик, чай. А ты что, меня когда-нибудь пьяным видел? - ощутил
себя вдруг обиженным Вадим.
- Да вот сейчас и вижу. Был бы трезвый - перемолчал бы.
- Ну-ну. Что-то ты строгий, как я погляжу. - Ляхов совершенно не
чувствовал себя пьяным, но доказывать это - как раз и значит поддаться на
провокацию.
- Хорошо, оставим. У меня к тебе, во-первых, просьба: никогда и никаким
образом ни ты, ни твоя Майя не коснитесь моих отношений с Владей...
- Да ты чего, старик, или мы совсем того? Уж о таких вещах капитана Ляхова
предупреждать не нужно. Смешно даже как-то...
- Ладно, проехали. А второе - весь этот стол и антураж предназначен для не
менее серьезного разговора.
Вот тут Ляхов напрягся. Что в устах Сергей может означать понятие -
серьезный разговор? Сражение в ущельях Маалума он, помнится, таким уж серьезным
делом не считал. Хотя и обломилось оно им, с одной стороны, орденами и
званиями, с другой - неопределенной опасностью на порядочный кусок дальнейшей
жизни.
- Готов! Излагай, компаньеро!
Свою стопку водки он махнул лихо и с полным удовольствием, поскольку после
спирта начал уже испытывать обычную сухость во рту и желание либо переключиться
на минеральную воду, или уж продолжать по полной программе.
Как говорил майор артиллерии Лев Сергеевич Пушкин, младший брат великого
поэта, "пить следует начинать с утра и более уже ни на что не отвлекаться!".
- Излагаю. Только отнесись к моим словам посерьезнее, если можно.
И коротко пересказал ему то, как объяснил Маштаков суть прибора,
именуемого "Гнев Аллаха". Однако основное внимание Сергей уделил тому, что
случилось в краткий миг, когда профессор вдруг протянул руку к тумблеру на
панели неизвестного устройства у себя в подвале.
- ...Вот я и говорю, не знаю, понятно ли тебе, это как если полдня ездил в
танке и смотрел через триплексы, а потом вдруг откинул люк и высунулся по пояс
наружу. И воздух чистейший, и видишь все вокруг, будто заново родился... Так и
там.
Ляхов в танках и бронетранспортерах ездил и помнил, какой там образуется
воздух даже без стрельбы из штатного оружия, а просто за счет подсачивающегося
выхлопа и процесса жизнедеятельности экипажа. Слегка даже удивился умению
Тарханова образно излагать свои мысли и ощущения.
- ...Палатки стоят, зеленые, типа наших армейских УСБ, передняя линейка,
песком посыпанная и белыми камешками обозначенная. Мачта с поднятым красным
флагом. Травка довольно высокая, свежая, между палатками и дорожками. Вдалеке
фанерная веранда, шифером накрытая, похоже, будто столовая. А главное -
удивительно отчетливое ощущение, будто был я здесь. Пойду, скажем, к той же
столовой и непременно узнаю место, за которым сидел, даже и запахи тогдашних
обедов вспомню.
- Но не пошел?
- Нет, не пошел. Испугался.
- Чего?
- Знать бы! Наверное - того, что если пойду, так уже и не вернусь. Но
самое главное даже и не это. Возле штабной палатки, как я ее определил, то есть
самой большой и разбитой несколько на отшибе от прочих, увидел я стенд:
"Пионеры Ставрополья приветствуют XVI съезд ВЛКСМ!"
- И чем же именно он тебя поразил?
- Вот тем самым! Из шести слов - четыре абсолютно непонятных, - с
некоторой даже злостью в голосе ответил Тарханов и выпил рюмку, быстро закусил
ломтем селедки. - И в то же время я совершенно уверен был, что я тут уже был и
это все должен на самом деле помнить, в том числе и значение этой надписи... И
что такое "ВЛКСМ", и остальное тоже. А не помню...
Знаешь, что мне Маштаков сказал? Что это шаг вправо, шаг влево от нашего
времени. Боковое смещение. Он мне это так объяснил...
Тарханов, как мог, пересказал Вадиму смысл слов профессора, услышанных в
автобусе.
- Хорошо, интересно. Мы его тоже послушаем. Интересно, как он это мне
объяснит! - Ляхов отчего-то был совершенно уверен, что уж он-то сумеет
поговорить с профессором Маштаковым на несколько ином семантическом уровне.
Однако рассказанное Тархановым его весьма заинтриговало. Именно потому,
что и до этого определенные подозрения по поводу случившегося с ними после боя
в ущелье он испытывал. Насчет внезапно прорезавшегося ясновидения, хотя и
неуправляемого, но момента весьма точного, насчет везения, и раньше присущего
ему, а тут вдруг ставшего прямо-таки навязчивым. И вообще...
Сейчас вот тоже интересная мысль пришла ему в голову.
- А вот на такую штуку не обратил ты внимания? Ну, стенд ты увидел. А
стенд-он что ? Вверху заголовок. Но это же только самые крупные буквы. А под
ними?
Ляхову показалось, что он нащупал нечто важное, сам еще не понимая, что
именно. Но мысль была отчетливая, хотя и незаконченная.
- Нет, - Тарханов почувствовал себя озадаченным. Действительно, прочитав
заголовок, естественно было бы обратить внимание и на прочее.
- Не помню.
- Но ты же это видел! Раз видел, должен был запомнить. Человек ничего не
забывает. Любая поступившая информация остается навсегда. Ну, попытайся...
- Нет, ничего. Ну совершенно... - Тарханов действительно не мог вспомнить
ничего сверх того, что уже сказал. Однако вызванная словами Вадима заноза
шевелилась. Ведь и вправду. Было же под теми большими буквами что-то еще.
Формат стенда, какие-то трапециевидные щиты несколько ниже заголовка.
- О! - воскликнул Ляхов. - Мы вот что сейчас сделаем. Пойдем...
- Куда?
- Обратно. Сейчас мы слегка оживим твою память. Я уже научился управляться
с Максовыми приборами. Включим и посмотрим...
Тарханов позволил надеть на себя шлем с некоторой опаскою. Черт его знает,
что от этих вещей можно ждать. Слишком уж неприятно было смотреть на бывшего
Фарида, как его ломало и крутило судорогами правды.
Но совершенно неожиданно он ощутил, когда Вадим защелкал тумблерами, тепло
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг