Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
спустилась вниз, к автобусной остановке,  доехала  до  Павелецкого  вокзала,
слезла и пошла наугад.
     Год назад в "Вопросах психологии" была статья Хелмера,  называлась  она
"Эффективность умственных затрат" или что-то в этом роде. Хелмер  подсчитал,
что семьдесят процентов открытий,  и  изобретений  сделаны  на.  ходу  -  на
кораблях, в самолетах, поездах, автомобилях, омнибусах, каретах, наконец, во
время обычных прогулок. Психологически  это  вполне  вероятно.  Когда  мысль
наталкивается на барьер и начинает топтаться на месте, нужен внешний толчок,
чтобы выйти на новую линию мышления. Я и раньше любила думать на ходу. Идешь
по незнакомой  улице,  сворачиваешь  наугад,  не  задумываясь,  и  вдруг  за
поворотом открывается что-то неожиданное, и тогда можно  остановиться  и  не
спеша рассматривать какой-нибудь удивительный дом, читать пожелтевшие афиши,
чудом сохранившиеся с прошлого лета,  или  заглядывать  в  старые,  мощенные
булыжником дворики с потемневшими  дощатыми  сараями  и  голубятнями.  Мысли
проплывают  в  глубине  сознания,  как  отражения  облаков  в  реке,  -   не
остановишь, не поймаешь, - появляются невесть откуда и  исчезают  бесследно.
Но проходит время, и какая-то мысль внезапно возвращается - теперь уже ясная
и настойчивая.
     Так получилось и на этот раз. Через час, покружив по улицам, я вышла  к
набережной возле Ново-Спасского моста.  Я  уже  знала,  в  чем  моя  ошибка.
Элементарно: дана неизвестная машина, необходимо в ней разобраться, и вот я,
психолог, зачем-то пытаюсь действовать как физик или химик.
     Задачу следовало атаковать с другой стороны. Предположим,  я  оказалась
на месте Игоря. Мне надо условно выбрать новые ценности и в  зависимости  от
этого выбора организовать исследование. Спрашивается: что выбрать?
     Это уже был  психологический  подход,  и  я  сразу  почувствовала  себя
увереннее.
     Три года назад, когда я отстаивала на ученом  совете  свою  тему,  меня
спросили: "Что это значит - выбрать условную  ценность?  Приведите  хотя  бы
один пример". Положение в этот момент было почти  безнадежное.  Ко  мне  все
относились очень хорошо  и  именно  поэтому  спасали  от  сумасшедшей  темы.
Пришлось пойти на маленькую хитрость, ничего другого не оставалось. Я  робко
осмотрелась вокруг и, помявшись, сказала, что в качестве  условной  ценности
можно взять... ну хотя бы разбитое оконное стекло. "Изучение битых стекол  и
самого процесса битья может привести к новым  открытиям..."  Мои  оппоненты,
конечно, развеселились  и  принялись  наперебой  обсуждать,  как  это  будет
выглядеть, какие стекла надо принести в жертву науке и как должна называться
диссертация на эту тему... Рядом со мной сидел Павел Николаевич, наш  декан,
он  мне  сказал:  "Видите,  Кира,  что  вы  натворили...   Нельзя   же   так
несерьезно..." Я скромненько слушала веселые высказывания, а потом  положила
на стол последний выпуск УФН с сообщением  об  эффекте  Плисова.  У  Плисова
разбилось стекло термометра в исследовательской установке, и осколки  стекла
оказались намагниченными. Теоретически это невозможно было объяснить. В  УФН
было сообщение Плисова и комментарии двух известных физиков.  Чувствовалось,
что физики потрясены открытием... Смех мгновенно прекратился, кто-то сказал:
"А ведь тут есть рациональное зерно" - и мою тему  утвердили.  Больше  того,
мне представили полную свободу  действий:  не  нашлось  желающих  быть  моим
шефом. "Вы разыграли ученый совет, - сказал мне потом  Павел  Николаевич.  -
Как по нотам разыграли. Где уж вами управлять". И я  стала  кошкой,  которая
ходит сама по себе. Арсен прав: сейчас эпоха  больших  научных  коллективов.
Вот только в психологии эта эпоха еще не наступила... .
     Я хотела постоять у реки, но появились двое  парней  с  транзистором  и
начали усиленно со мной знакомиться. Транзистор  у  них  был  с  изумительно
чистым и сочным звуком; в эту коробку кто-то вложил бездну ума и труда  -  и
вот теперь она тянула серенький-пресеренький шлягер. У меня даже  настроение
начало портиться.  Пройдет  сколько-то  лет,  и  какой-нибудь  дурень  будет
прошвыриваться   по   улицам,   небрежно   помахивая   портативной   Тумбой,
приспособленной к своим вкусам... Обидно, когда вещи умнее людей.
     Я перешла по  мосту  на  другой  берег,  там  у  причала  стоял  речной
трамвайчик. Пассажиров было мало, я  удобно  устроилась  на  корме  и  стала
думать дальше.
     Предположим,  мне  встретился  волшебник.  Здравствуйте,  Кира,  сказал
волшебник, я, знаете ли, могу построить  любую  машину.  Если,  конечно,  вы
объясните, что эта машина должна делать. И помните: другого такого случая не
будет. Вы  уж  не  огорчайте  прогрессивное  человечество,  попросите  самую
нужную, самую важную машину...
     Волшебника я представила себе очень живо, он был похож на Деда  Мороза,
но голос у него подозрительно напоминал голос Павла Николаевича. Да  и  очки
были такие же. Сейчас я  скажу  что-нибудь  не  то,  и  волшебник  огорченно
вздохнет: "Видите, Кира, что вы натворили... Нельзя же так несерьезно..."
     А если серьезно - какая машина нужна прогрессивному  человечеству?  Что
можно считать самым важным и самым нужным?..
     На соседней скамейке расположились двое пожилых речников. Один  из  них
упомянул об АС-эффекте, я насторожилась, но разговор уже шел  о  дизелях,  о
каком-то Степанове с Клязьминского водохранилища и о Варьке, которая хоть  и
мухлюет с пивом, однако по-божески, терпимо. Я  не  ожидала,  что  АС-эффект
настолько известен, это было приятно, и некоторое  время  я  еще  краем  уха
прислушивалась, однако речники больше не говорили об АС-эффекте, они  дружно
ругали Пал Палыча, работавшего в киоске до Варьки и совершенно  не  имевшего
совести.
     Ну и ну! Мир раздвоился: вот  трамвайчик,  река,  люди  на  набережной,
речники ругают Пал Палыча, все так реально, а в новом  лабораторном  корпусе
МГУ, в одной из комнат на пятнадцатом этаже, стоит фантастическая машина,  и
мне обязательно надо понять, что это такое.
     Трамвайчик, пыхтя, отошел от причала. В Москве мне не хватает  моря,  у
нас в Таганроге даже в центре города воздух пахнет морем.  Я  могла  за  две
минуты добежать от нашего  дома  до  берега  моря,  настоящего  моря,  а  не
какого-нибудь водохранилища. Нелепое слово - "водохранилище", но я  все-таки
люблю и водохранилища, и озера, и пруды, и реки.
     Мне часто снится морской прибой: из  темноты  возникают  упругие  бугры
волн, поднимаются высоко-высоко и  беззвучно  разбиваются  о  желтые  скалы.
Вершины скал где-то в самом небе, туда не  дотянуться  -  и  разбитые  волны
стекают серыми от  пены  потоками,  уползают  в  темно-синюю  мглу  и  снова
возвращаются. Я стараюсь разглядеть, откуда  приходят  волны,  просыпаюсь  и
знаю, что в следующий раз упрямые волны опять пойдут на скалы...
     На   первой   же   остановке   трамвайчик   заполнили    туристы.    Их
руководительница  громко  командовала:  "Посмотрите   налево...   посмотрите
направо..." - и они смотрели налево и направо, шумели, им все нравилось,  но
реку они, кажется, просто  не  замечали.  Только  один  раз  кто-то  сказал:
"Радуга на воде... от нефти..."
     А вообще-то  туристы  мне  нисколько  не  мешали.  Я  уже  освоилась  в
раздвоенном мире: слушала, о чем  говорят  туристы  и  что  рассказывает  их
руководительница, а мысли о машине шли своим чередом.
     Однажды я наяву видела раздвоенный мир. Мне было тогда двенадцать  лет,
я приехала к тетке в Геленджик. У нас в Таганроге море мутное, когда ныряешь
в маске, дальше вытянутой руки ничего  не  видно.  В  Геленджике  я  впервые
встретилась с прозрачным морем. Я отплыла от каменной  косы,  надела  маску,
нырнула - и  попала  в  сказку.  Я  испугалась,  так  это  было  неожиданно,
испугалась и метнулась вверх. Светило солнце,  у  меня  перед  глазами  была
зеленоватая вода, плотная,  непрозрачная,  привычная.  С  берега  доносились
голоса ребят и слышался стук мяча. Теткин пес Пуша,  повизгивая,  прыгал  на
камнях, пытаясь поймать свой хвост. А внизу был необыкновенный мир.  Ожившая
сказка. Я взмахнула ластами, опустила голову - и сказочный мир возник снова.
     В синеватой дымке я летела над  далеким-далеким  дном.  На  дне  лежали
камни, покрытые  мозаикой  желтых,  бурых  и  коричневых  водорослей.  Между
камнями, по песку, бегали крабы. Я могла разглядеть каждую песчинку,  каждый
выступ на камнях. Вода была прозрачная и легкая, казалось, она не должна, не
может держать меня, и сейчас я упаду на дно. Но я летела, не падая, это было
похоже на сон... А потом я увидела двух черных бычков, они лежали на плоском
камне и внимательно смотрели на меня большими выпуклыми глазами. Наверху,  в
обычном мире, промчался ветерок, солнечные лучи преломились в морской  зыби,
и на дне возникли бесчисленные солнечные зайчики,  побежали  по  камням,  по
водорослям. Я поплыла туда, где синеватая  полумгла  сгущалась,  становилась
темно-фиолетовой и черной. Там начиналась бездна. Я видела, как  оттуда,  из
холодной глубины, покачиваясь, выплыла огромная медуза...
     Все лето я ныряла с маской. Море меняется, оно никогда не бывает  одним
и тем же, но я запомнила море таким, каким увидела его в тот день.
     Наука подобна морю: я больше всего ценю в ней возможность видеть другие
миры. Я придумываю рискованные эксперименты и  не  отступаю,  потому  что  в
конце концов приходит  минута,  когда  мир  раздваивается,  соприкасаясь  со
сказкой. Завтра эта сказка исчезнет,  будут  .  выведены  точные  формулы  и
найдены исчерпывающие  объяснения.  Но  сегодня  я  вижу  сказку,  и  сердце
замирает от волнения.
     У Большого Каменного моста туристы сошли. К этому времени  я  перебрала
десятки вариантов, но нисколько не продвинулась к цели.  Существует  великое
множество всяких машин,  попробуй  придумать  еще  одну  -  самую  нужную!..
Звездолет? Машина, способная лечить рак? Синтезатор белка?..
     Наступили  сумерки,  огни  еще  не  зажглись,  и  в   воде   отражалось
серебристо-серое небо. Трамвайчик  скользил  по  светлой  реке  мимо  темной
набережной и темных домов. Сумерки глушили городской шум, постепенно стирали
линии и краски, оставляя главное - небо, землю, воду. Я смотрела вокруг,  ни
о чем не думая, пока совсем не стемнело. Появились  звезды,  и  я  вспомнила
Уитмена:
     Сегодня перед рассветом я взошел на вершину холма  и  увидел  усыпанное
звездами небо, И сказал моей душе: "Когда мы  овладеем  всеми  этими  шарами
вселенной, и всеми их  усладами,  и  всеми  их  знаниями,  будет  ли  с  нас
довольно?"
     Будет ли с нас довольно...


     8

     Конечная  остановка  трамвайчика  была  возле  Киевского   вокзала.   Я
посмотрела на часы и ужаснулась: четверть девятого, а я ничего не придумала,
плохи мои дела!
     Тумба  действительно  может  оказаться   бессмысленным   нагромождением
частей. Ну зачем я затеяла этот  нелепый  эксперимент?  Все  бездарно:  идея
эксперимента и то, что я выбрала Чуваева, и то, что сейчас пытаюсь  отгадать
назначение этой дурацкой Тумбы. И вечер бездарный, ни  холодно  ни  жарко...
Нет, в самом  деле  очаровательная  картина:  идет  по  площади  девчонка  и
запросто размышляет, чем бы осчастливить человечество...
     Бунт на борту, подумала я, элементарный бунт,  это  не  впервые.  Разве
Мария Кюри была намного старше меня, когда открыла радий?  Вообще,  открытие
радия отлично вписывается в мою  теорию:  ценностью  считался  уран,  отходы
урановой руды никого не интересовали,  и  вот  Мария  и  Пьер  Кюри  взялись
исследовать эти отходы, то есть выбрали их в качестве условной ценности.
     Главное - не отступать. Мне просто некуда отступать. Вот я и  вот  надо
мною  ночное  небо  с  неисчислимыми  звездами,  мир  настолько  огромный  в
пространстве и времени, что в его масштабах моя  жизнь  какая-то  бесконечно
малая величина, но если я не отступила, если я не  сломлена,  нет  для  меня
ничего невозможного в этом мире.
     Не представляю, как можно жить иначе.
     Не отступать... Я привыкла к обычным представлениям  о  ценностях,  мне
мешает  инерция  мышления.  Ладно,  я  умею   гасить   инерцию,   в   теории
направленного  мышления  есть  специальные  приемы.  Хотя   бы   так:   надо
представить, что я прибыла с чужой планеты, и посмотреть на все со стороны.
     Когда-то я мечтала сыграть Аэлиту, раз десять  бегала  смотреть  фильм,
меня злило, что Солнцева играет женщину-вамп, разве это Аэлита...
     Что ж, окинем мир свежим марсианским взглядом.
     Я останавливаюсь и смотрю  на  привокзальную  площадь.  Я  смотрю  так,
словно только что прилетела с Марса. Это совсем нетрудно - стать марсианкой.
Отработанный прием, я тренировалась со школьных времен.
     Постепенно возникает ощущение отдаленности: все отлично видно и слышно,
но что-то - может быть, стекло скафандра или силовое поле - отделяет меня от
окружающего мира. С нарастающим волнением  я  разглядываю  странные  здания,
странные машины и людей в странной одежде. Передо мной  огромная  светящаяся
надпись, справа тоже надпись, она зажигается и гаснет.  Я  впервые  замечаю,
как много огней на площади. Воздух пропитан светом,  волны  света  заслоняют
небо. Непонятно: разве светящиеся  шарики  и  трубки  красивее  бесконечного
звездного неба?..
      - Вам  куда  ехать,  девушка?  Это  таксист.  Надо  же  мне  было  тут
остановиться.
      - Далеко.
     Куда-нибудь очень далеко,  подальше  от  каменных  домов  и  назойливых
огней.
      - Это куда же?
      - К океану.
     Конечно, к океану! Невероятному  для  марсианской  физики,  сказочному,
могучему и прекрасному океану.
      - Можно. Подброшу к Казанскому вокзалу, оттуда поездом. А если  хотите
самолетом, тогда в аэропорт.
     Как близок океан! Почему я не подумала об этом раньше? Я могу завтра же
взять билет. Денег на билет у меня хватит, а там будет видно. Сутки  -  и  я
окажусь на берегу океана, самого настоящего океана...
      - Ну как, поедем?
      - Нет. У меня своя машина.
     Знал бы он, какая у меня машина.  Бессмысленное  нагромождение  частей.
Теперь я, кажется, догадываюсь, какой смысл в этом нагромождении.
      - Значит, коллеги. Ну тогда счастливого вам пути. К океану.
      - Спасибо.
     Подумать только, как  я  напутала  с  самого  начала!  Искать  надо  не
условные, а, наоборот, безусловные ценности. В принципе  нет  разницы  между
ценностью золота и  битого  стекла:  просто  мы  условились  считать  золото
ценным. А вот океан, дающий жизнь  всей  планете,  -  ценность  безусловная.
Океан, превращенный в мусорную свалку, отравляемый сточными водами и нефтью.
Океан, в котором взрывают бомбы, топят контейнеры с радиоактивными  отходами
и нервным газом.
     Тут я увидела Таганрогский залив, берег неподалеку  от  нашего  дома  и
мутную воду, становящуюся грязнее с каждым годом.  Я  увидела  наш  портовый
мол, его шершавые бетонные бока, в которых я с детства знала каждый  выступ,
каждую трещину, и тяжелую зеленоватую воду с  ржавыми  полосами  маслянистой
грязи... Я вспомнила  прочитанную  недавно  книгу  Уолферса  "Черное  небо",
вспомнила снимки в "Литгазете": гигантская, на десятки миль, мусорная свалка
под Нью-Йорком, птицы, погибшие в залитом нефтью море, толпа в  противогазах
на центральной улице Лондона...
     И еще я вспомнила одного чудака на прошлогоднем симпозиуме. Он  приехал
из  какого-то  небольшого  северного  города,  высокий,  тощий,  похожий  на
Паганеля. Выступать этот Паганель совсем не умел. Сначала он долго  и  нудно
пересказывал столетней давности опыт Луи Пастера. Пастер  поместил  птицу  в
закрытый ящик, через несколько часов ее жизнедеятельность заметно снизилась,
но птица оставалась живой,  организм  постепенно  приспособился  к  грязному
воздуху клетки. Тогда Пастер подсадил в  ящик  другую  птицу,  и  она  сразу
погибла. Чудака слушали плохо, потому что опыт Пастера  всем  был  известен.
Вот что такое приспособляемость организма, назидательно сказал  чудак.  Наша
клетка (он сделал широкий жест рукой) тоже заражается, и беда в том, что  мы
привыкаем жить в грязи. Человек  выживет  в  зараженной  клетке  технической
цивилизации, но потеряет человеческий образ жизни. Воздух  пахнет  бензином,
грустно произнес чудак, воздух пахнет бензином...
     Никто не принял это всерьез. Чудаку объяснили:  загрязнение  атмосферы,
конечно, неприятная вещь, но скоро появятся электромобили, городской  воздух
сразу станет чище...
     Я   иду   по   привокзальной   площади.   Воздух    пахнет    бензином.
Электромобили...  Ничего  они  не  изменят.  Придется  построить   множество
гигантских  электростанций,  топливо  будет  сгорать  не   в   автомобильных
двигателях, а на станциях, только и всего. Наша  цивилизация  немыслима  без
отходов. Все, что  она  добывает  и  производит,  превращается  в  отходы  -
сжигается, ломается, изнашивается... Когда-то была возможность пойти по пути
создания безотходной техники, человечество отвергло этот  путь,  потому  что
техника, дающая отходы, развивается намного быстрее и стоит намного дешевле.
Что ж, тысячи лет природа исправно  убирала  отходы  цивилизации.  А  теперь
природа не справляется, она просто  гибнет  в  нарастающей  лавине  отходов.
Пришло время платить за скорость...
     Я подумала, что смогу, пожалуй,  вывести  формулу  существования  любой
технической цивилизации. Это было, конечно, изрядное  нахальство,  но  я  не
удержалась  от  соблазна;  психологу  нечасто   представляется   возможность
изложить что-то языком математики. Смысл формулы был такой:  общая  мощность

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг