Сергей Жемайтис
ДЕТИ ОКЕАНА
Фантастическая повесть
БИАТА
Студенты нашего факультета разъезжались на практику. Мы стояли в самом
центре нового здания Шереметьевского аэровокзала. Среди нашей шумной и
пестрой толпы особенно бросались в глаза костюмы девушек из пеитасилона,
окрашенные иллюзорином. В последнем семестре мы участвовали в разработке
этого удивительного красителя, меняющего цвета под влиянием биотоков. Через
неделю улицы городов расцветут умопомрачительными пентасилоно-иллюзориновыми
тонами, а сейчас только наши девушки привлекают всеобщее внимание и вызывают
зависть сверстниц из других школ. Иллюзорин открывает потрясающие
перспективы для биологической практики. Самое небольшое изменение биополя
меняет оттенок цвета, его напряженность. А какие перспективы открываются для
психологов! Олег Зотов на этом основании пророчит кратковременность моды на
иллюзорные краски. И он, пожалуй, прав. Женщина всегда должна оставаться
таинственной, хотя бы с виду. А сейчас стоит взглянуть на ее костюм, и все
ее привязанности, симпатии и антипатии налицо. Одеяние Литы Чавканадзе
прошло через все тона фиолета, пока Костя Болотин учил Олю Головину
замысловатому па из "Ой хо-хо". Наконец Костя оставил Олю и подошел к Лите.
Ее свитер сначала стал пепельно-серым, а затем вспыхнул, как трава на
солнце.
Только на Биате был комбинезон из обыкновенной защитной ткани
серо-золотистого цвета, принятый в этом году у астролетчиков. Биата -
астрофизик. Она улетает на летнюю практику в космическую обсерваторию, а мы
с Костей Федоровым отправляемся на "БС-1009". Это одна из многочисленных
биологических станций, разбросанных по обе стороны экватора, в зонах
интенсивного морского звероводства, полей хлореллы и планктона.
Среди нашего красочного общества там и сям виднелись роботы -
провожатые, присланные родными для последних напутствий. За мной, не
отставая ни на шаг, ходил "дядя Вася". Это, кажется, один из самых древних
роботов на планете, созданных для услуг, присмотра за детьми, хранения
семейной информации и расчетов по хозяйству. На большее он не был способен,
но мы любили эту безотказную машину, с ней было связано очень многое в
истории нашей семьи: в своей памяти Вася хранил все мало-мальски интересные
случаи из нашей жизни и семейные анекдоты. С тех пор как у него испортилось
реле выключения магнитной записи, он "запоминал" все звуки в доме и тем
нередко помогал восстанавливать истину в спорах. Последнее обстоятельство
выводило из себя мою сестру Катю, но и она стояла горой за Василия, когда
заходил разговор о его замене более совершенной моделью.
Вася говорил спокойным, слегка надтреснутым голосом моего дедушки:
- Иван, я высылаю с вашим "Альбатросом" мою последнюю работу
"Процентное содержание пыльцы араукарий в отложениях Верхнего плиоцена".
Работа крайне далека от вопросов, которые тебя интересуют по молодости лет и
научной подготовки, но в работе есть ряд интересных, на мой взгляд, мыслей
общего порядка...
- Вася, прибавь темп передачи! - скомандовал я, и голос моего ученого
деда прожужжал со скоростью тысяча знаков в минуту.
И в заключение, когда Вася перевел передачу на прежнюю частоту, дедушка
произнес:
- Надеюсь, я не утомил тебя своими полезными, но несколько
несовременными сентенциями. Будь здоров и иногда показывай свой лик на моем
видеофоне.
После этого послышалась бравурная музыка: Катя играла "Восход солнца"
Игнатова. Музыка внезапно оборвалась, и я услышал родной голос.
- Мой мальчик, я заказала тебе лыжный костюм с обогревом.
Лыжный костюм с обогревом - в тропики!
Наверное, это зимняя запись. "Василий все перепутал", - подумал я. Но
нет, мама упомянула нашу станцию, даже назвала ее координаты и в заключение
грустно добавила:
- Как жаль, что мы в последнее время виделись так редко! Мне всегда
тебя не хватало. Почему вы все так далеки от искусства - и отец, и ты? Боюсь
я и за Катерину, она же самая талантливая из всех нас. Недавно стала
посещать дополнительные занятия по биохимии... Прости, через тридцать минут
я должна быть в студии! Не забудь, что мы можем видеться по средам от
тринадцати сорока до тринадцати пятидесяти пяти...
Были здесь и современные универсальные роботы из пластмассы,
имитирующие человеческий облик. С этими роботами выходило множество
презабавных случаев, пока собеседник не догадывался, с кем имеет дело. Из
десятка таких роботов, составился недурной хор-оркестр.
Костя получил информацию от полосатого робота также довольно древнего
происхождения.
- Ну, спасибо, Марфа, - сказал Костя. - Передавай всем привет, а сейчас
отправляйся вместе с Васей. Только не вздумайте ехать в пассажирском поезде
и флиртовать в пути с незнакомыми людьми.
- Знаю, - сказал Вася грустно, - какой там флирт. Мы обязаны ехать в
грузовой трубе вместе с неодушевленными предметами.
Роботы направились в сторону грузовой подземки, а мы с Костей по мере
сил стали принимать участие в обсуждении причин поражения нашей сборной на
последней олимпиаде в Рио-де-Жанейро, попутно встревая в разнотемный
разговор соседей, приветствуя все еще подходивших однокурсников и хором
скандируя: "Хо-ро-шей по-сад-ки!", когда где-то из-под ног слышался
внушительный голос робота-диспетчера, напоминающего, что до отлета очередной
группы осталось десять минут. Подъезжал автокар такого же цвета, как и
посадочные жетоны пассажиров. Редко кто из наших ребят садился на автокар,
они с гамом бежали, как первокурсники, по цветной дорожке, которая стелилась
перед колесами машины, направляя ее к посадочной эстакаде.
Биата долго разговаривала с подругами, а когда они ушли на посадку,
подошла к нам, взяла Костю под руку и отошла с ним в сторону. Костя искоса
посматривал на меня, изобразив на своем лице сожаление и плохо скрываемое
торжество.
В руках у Биаты была сумочка, где должен лежать хрустальный флакончик
со "Звездной пылью", если, конечно, она не выбросила его, и катушки с нитями
магнитных записей книг, музыки, фильмов. Я подумал: "Хотелось бы знать, там
ли фильм о нашей поездке во время зимних вакаций? Наверное, и его постигла
та же участь, что и "Звездную пыль". А жаль. Мне особенно стало жаль
"Звездную пыль".
Слава об этой ароматической поэме шла по всему институту. Мне покоя не
давали парфюмеры из Москвы, Киева, Риги, Парижа и даже Воронежа, требуя
формулы, рабочих записей, и приходили в ужас, узнав, что все это было
брошено в корзину для мусора. Конечно, я кое-что помнил, но это кое-что не
могло заменить сложнейший синтез, где главным компонентом было мое чувство к
Биате.
Так Биата стала обладательницей уникального химического соединения,
названного ею "Звездной пылью".
До меня доносился нежно-грустный запах, в нем было что-то музыкальное.
"Пусть, - думал я, - пусть он ей вечно напоминает обо мне, о нашей нелепой
ссоре. Оп неистребим, все ее вещи, она сама всегда будут излучать "Звездную
пыль".
Почему-то такая сентенция доставляла мне горькое удовлетворение.
Биата что-то говорила Косте, склонив голову.
По временам доносился гул стартовых дюз, низкие гудки буксиров,
отвозивших корабли от посадочных галерей к взлетным полосам, шипели
автокары, провозя мимо нас более солидных путешественников. Я с деланным
равнодушием повернулся спиной к Биате и Косте и тоскливо обводил глазами
зал, напоминающий крытый стадион для зимних соревнований по легкой атлетике,
только гораздо больше и официальней.
Я с критической горечью думал, что здание, в которое вложили столько
труда, лишено теплоты, что в нем почему-то чувствуешь себя одиноким,
каким-то затерянным, словно вдруг очутился в уголке Сахары или Кара-Кумов,
где еще не побеждены пески. Единственное, что радовало взор, был золотистый
паркет с просвечивающими пятнами и узором орнамента, созданным мастерами
школы Васильева, художника-психоаналитика. Стоило вглядеться пристально в
пол, как пятна и линии начинали формироваться в реальные картины. Они
рождались в подсознании и проецировались с удивительной отчетливостью на
полу. Я увидел портрет Биаты, словно на витраже, созданном мастером прошлых
веков. Лицо ее было таким строгим и отрешенным, что у меня мороз пробежал по
коже. Мне пришлось уже испытать нечто похожее, когда я впервые оказался в
состоянии невесомости. Все привычное уходило из-под ног, руки ловили
пустоту. Но тогда это необычное состояние длилось недолго, несколько
десятков секунд, я был подготовлен к нему и быстро взял себя в руки. И
пришло изумление перед необычным, быстро сменившееся радостью нового
ощущения.
Сейчас я не чувствовал этой радости. Мне вдруг стало страшно, как в
детстве, когда я, тайком пробравшись в библиотеку дедушки, стал
просматривать магнитные записи, взятые из Центрального исторического музея.
На маленьком экране я увидел поле, обломки машин, среди них стоял мальчик
одних лет со мной. К мальчику подошел человек в странной черной форме и
выстрелил ему в лицо...
Робот называл номер рейса и минуты, оставшиеся до отлета. Ребята
хлопали меня по плечу, что-то говорили и с шумом усаживались в автокар или
убегали за скользящим пятном света.
Кто-то сказал:
- Он погрузился в нирвану, не мешайте ему, идущему по пути
совершенства.
- Прощай! Ну прощай же! Костя, что с ним?
Биата смотрела на меня. Глаза ее были ласково-строги,
- Он дозревает, как йог, - сказал Костя. - Его опасно выводить из этого
состояния.
И они захохотали. Подкатил сиреневый автокар. Такие автокары доставляли
пассажиров только на космодром.
Я сжал руку Биаты.
Она сказала:
- Я пробуду там три недели. Ты понимаешь, как мне повезло. Только я
одна с нашего курса! Вот если бы при мне вспыхнула Сверхновая! Вуд уверяет,
что ждать недолго...
Она думала только об этой гипотетической сверхновой звезде, которая, по
расчетам астрофизиков, уже взорвалась где-то в безмерной космической дали
тысячи лет назад, ее микроосколки летят к нам, и лавина их нарастает с
каждым мгновением.
На автокаре стояла только она одна.
- Ждем тебя! - сказал Костя.
- Благодарю. Обязательно загляну на ваш остров.
Мы бежали с Костей, держась за поручни автокара.
Внезапно она улыбнулась:
- Мы будем видеться раз в неделю, - и стала торопливо рыться в сумочке.
- Отойдите от автокара! Опасно! - прогремел робот Службы предохранения
от несчастных случаев.
Автокар остановился у ряда кресел, возле которых стояли высокий
сухощавый старик и пятеро студентов, две девушки и трое юношей в таких же
комбинезонах, как у Биаты.
Биата взмахнула рукой, в воздухе что-то блеснуло и со звоном покатилось
по паркету.
Это были два жетона. На одной стороне было написано: "Астрономическая
обсерватория Космос-10". На другой стояла цифра "5".
Каждый жетон давал право на пятиминутный разговор с космической
станцией, то есть с Биатой.
Зажав по жетону в руке, мы с Костей провожали взглядом сиреневый
автокар. Он объехал чуть ли не весь зал, захватил еще с десяток пассажиров,
а затем скрылся в ярко освещенном входе в подземный туннель.
Костя сказал в раздумье:
- Одно время у меня была мысль заняться астробиологией.
- Еще не поздно.
- Да, но...
- Что значит это выразительное "но"? - спросил я.
- Видишь ли, она сказала, что ее привлекает с некоторых пор и океан.
Несколько минут мы стояли молча. Костя иногда улыбался, глядя в
пространство, а когда посматривал на меня, то в его взгляде я улавливал
прямо-таки материнское сочувствие. Костя удивительно простодушный парень.
Каждое движение его сознания или, как писали прежде, души проецируется на
его полном лике. И не надо быть тонким психоаналитиком, чтобы понять его без
слов. И в то же время он считает себя скрытным, загадочным человеком.
Особенно это мнение укрепилось в нем после того, как я познакомил его с
Биатой. Ему кажется, что он скрывает от меня свои чувства к ней, и это
мучает его. Меня он почему-то не принимает всерьез как соперника. Как-то он
сказал мне:
- Не обижайся, Иван, но ты и Биата несовместимы. Я это увидел сразу.
Она очень эмоциональная, тонкая натура, возвышенная и в то же время
необычайно целеустремленная. Я уверен, что из нее выйдет великий астрофизик.
Ей нужен в жизни спутник совершенно особого склада, который бы дополнял ее и
в то же время не выходил из ее поля. Ты же знаешь, что ваши поля чудовищно
далеки. У тебя не тот психокомплекс! Пойми и не огорчайся. Будь философом!
Костя был ярым приверженцем модной теории психологического поля.
Действительно, с полями у нас с Биатой не ладилось, а кривая Кости
почти совпадала с ее кривой, и это окрыляло его. А возможно, что поля тут ни
при чем, тем более что они не постоянны. Главное не в этом.
Не в этом! "Не в этом", - мысленно повторял я. Главное - что она дала
мне жетон. Значит, она думала обо мне. Я залюбовался изгибом арок,
мерцающими в вышине витражами, на них изображалась история воздухоплавания и
завоевания космоса. Поразил удивительный аромат, вдруг окутавший меня
невидимым облаком. Да это же духи Биаты! Мои духи, мой подарок - запах
исходил от жетона. Кто придумал обычай дарить близким только вещи, созданные
своими руками, разумом и любовью? Полгода я искал это неповторимое сочетание
молекул...
Я услышал голос Кости:
- Вот так квазиинцидент! Мы, кажется, безнадежно отстали. Слышишь, как
надрывается робот? Ротозеи несчастные! Тебе это еще простительно как
личности неуравновешенной, но на меня это совсем не похоже. Бежим, пока не
поздно! Хотя если хочешь, то беги ты, а я, пожалуй, поеду. Прощание как-то
расслабляюще действует на весь мой физиологический и психический комплекс.
Он ехал на площадке автокара, а я бежал по оранжевой дорожке,
скользившей по мозаичному полу.
ДВЕ ВСТРЕЧИ
Мы с Костей были последними из пассажиров. Робот-контролер сказал при
нашем появлении:
- Надо быть на своем месте не позже чем за минуту до закрытия люка. У
вас же осталось всего пять секунд... четыре... три... две... одна.
Круглая дверь захлопнулась. Щелкнули автоматические замки. Робот
брюзгливо продолжал:
- Ваши места в круглом салоне под номерами девятьсот шестьдесят три и
девятьсот шестьдесят четыре, прошу занять их побыстрее, через девяносто
секунд "Альбатрос номер семьсот шестьдесят три дробь пять" выходит на старт.
- Понятно, старина! - сказал Костя. - Спасибо. Извини.
- Не отвлекайте посторонними разговорами. Задавайте только вопросы,
связанные с нашим полетом. Следуйте за мной. - Он покатился по зеленой
дорожке в проходе между кресел.
На нас с улыбкой смотрели пассажиры. Теперь робот не оставит нас в
покое, читая инструкции поведения в полете и предупреждая каждое наше
желание. Это было своеобразным наказанием за нарушение дисциплины.
- Вот ваши места. Девятьсот шестьдесят три и девятьсот шестьдесят
четыре.
- Хорошо, старина, спасибо, теперь иди подзарядись, - сказал Костя.
- Я получил энергии на весь рейс. Подзарядка в шесть тридцать пять, -
невозмутимо ответил робот и продолжал, уставившись на нас желтым глазом: -
Туалетные комнаты находятся в хвосте корабля, там же расположены кабины с
ионным душем и роботами - массажистами и парикмахерами.
- Мы все это знаем, старина, - сказал Костя, - можешь идти на свое
место.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг