- Мне кажется, - добавил Барсуков, - что на черном костюме был
какой-то полосатый рисунок. Светлая полоса вот здесь, - Ивар поднял руки к
плечам. - Что-то блестело, как погоны.
- Да, - подтвердил Реваз, - этот блеск я приметил еще в воде. Будто
фосфорки... на светящихся часах.
Подъехал "газик" из погранотряда. Вышел подполковник и подозвал Ивара.
- Ты не сможешь встретиться с отцом, - заговорил он, пряча глаза, - в
санатории, где капитан Барсуков отдыхал... В общем, Иван Петрович один ушел
на яхте и... Да, Ивар, его больше нет. Твой отец был опытным моряком... Не
яхта подвела. Капитан убит.
3
Рядом села чайка. Света пошарила в кармане, нашла сухарик, бросила,
боясь, что птица испугается ее движения и улетит. Но чайка по-хозяйски
подковыляла к лакомству, хищным клювом уверенно подхватила добычу.
- У тебя ничего нет? - Света оглянулась на мужа.
- Птицы не знают чувства меры, брось голыш, тоже съест, - голос
штурмана Баранова был бесцветным.
Он опять в своих мыслях. Или это... начало отчуждения? Сколько они не
виделись, а если встречались, то в обстоятельствах, не располагающих к
радости. Света печально глянула вдаль. Не надо было ехать на море. В горы!
В Кисловодск, на Домбай, только не на море! И как можно дальше от всех, кто
связан...
Как только закончилась та автономка, Баранова пригласили в Рим, в
прокуратуру Итальянской Республики, для дачи показаний по расследованию
обстоятельств гибели акустика Вивари. Света прилетела к мужу в Рим из
Флоренции. Кто знал, что они встретятся в Италии, когда она уезжала на
стажировку во Флоренцию работать в галерее Уффици!
- Что я мог сказать им? - вырвалось у него после долгого молчания, уже
в номере отеля. - Что? Это было похоже на школьный опыт, когда через картон
магнит ловит иголку. Игла начинает двигаться, а магнита не видно. Но
выражение лица Вивари... Оно не дает мне покоя. Я попытался рассказать... -
он отчаянно махнул рукой.
Больше они не возвращались к этой теме. Света прервала стажировку, и
они поехали домой. Баранову дали путевки в этот санаторий на Черном море,
где отдыхал почти весь советский экипаж подводной лодки "Академик Ширшов".
Барановы гуляли, ходили в горы, загорали, купались... Свели знакомство с
симпатичной супружеской парой, сидевшей за общим столиком в столовой. Новый
знакомый, известный московский журналист Кирилл Жуков, не раз пытался
вывести Баранова на разговор об экспедиции. Но Баранов повторял
общеизвестное, и Света видела, как муж страдает, вынужденный лгать. Только
однажды, когда Жуков сказал: "Хоть бы вы, Светлана Всеволодовна,
разговорили супруга. Сейчас у кабеля другое судно, потом, вероятно, в
плавание опять уйдет "Академик Ширшов". Какие прогнозы может сделать
штурман?" - только тогда Баранов раздраженно бросил:
- Боюсь, это только начало... Будто предсказал гибель Барсукова.
Когда капитан ушел на яхте, день был ясный, на море - полный штиль.
Потерявшую управление яхту нашли рыбаки. Капитан лежал на палубе с синим
лицом. Из горла, чуть выше распахнутого ворота рубашки, торчала рукоятка
кинжала, который некогда называли "Все для Германии".
Они ездили на похороны, после которых Баранов никак не мог выйти из
отрешенного состояния. Будто на целом свете он один и никто ему не нужен.
- Я все не соберусь рассказать тебе, - Света заглянула в его лицо, -
кажется, небо проясняется. - Они сидели под тентом, прячась от быстрого,
теплого обильного дождя. - Все хочу тебе рассказать, - повторила Светлана,
- я обнаружила этюды Корреджо с неканоническим изображением Христа. Честное
слово. Вот вернусь скоро во Флоренцию и попытаюсь доказать, что это именно
Христос. Может быть, совершу открытие. - Света ласково улыбнулась мужу.
- Очень хорошо, - только и сказал он.
"Он ведет себя так, будто говорить нам не о чем", - огорчилась
Светлана. Вдруг подумала: "Может, как раз и не стоит обходить те тягостные
события?"
- Вчера снова приезжал сын Барсукова... - несмело начала она.
- Да, - с неожиданной горячностью перебил ее Баранов. - Да, именно!
Все связано! Понимаешь, выражение лица! У покойного капитана в лице было то
же выражение растерянности, недоумения, что и у Вивари. Безусловно, они оба
столкнулись с чем-то непонятным и страшным. И это непонятное и страшное
убило их. Точно такой же кинжал, к тому же... - Он дернулся как от боли и
замолчал.
Светлана не знала, как помочь мужу, что сказать. Рассеянно оглядывала
пляж, с удивлением увидела у самой кромки прибоя фигуру в эластичном,
облегающем костюме.
- Смотри, конькобежец, что ли? - усмехнулась она. - Откуда он здесь? -
И вдруг судорожно схватила мужа за рукав.
Человек повернулся к ним спиной: на черном глянце как живая шевелилась
большая белая свастика. Человек с размаху бросился в воду. Свастика большой
медузой поднялась над волной и скрылась. Еще раз мелькнула над мелководьем
и скрылась, исчезла.
- Неужели померещилось? - Светлана посмотрела на побелевшее лицо мужа.
И вздрогнула от голоса Майи Жуковой:
- А, вот они, голубчики! Уютно устроились... - Майя осеклась, глядя на
Барановых. - Что еще случилось?
- Вы никого сейчас не видели? На пляже? Жуковы настороженно
переглянулись.
- Человека в черном спортивном костюме?
- Аквалангиста? - переспросил Кирилл. - Он шел навстречу нам.
- Значит, свастику на его спине вы не видели. - Фраза Баранова
прозвучала скорее утверждением, чем вопросом. - Я еду в Москву сегодня же,
сейчас же!
4
Плетнев вернулся из лаборатории в свой кабинет только к концу рабочего
дня. Предстояла встреча с сотрудником госбезопасности, для консультации,
как вежливо попросили его по телефону. Главный океанолог подумал, что это
снова по поводу рейса подводной лодки, в котором он участвовал.
Но Андрей Поеров заговорил о другом:
- Мне позвонил мой однокашник по мединституту. Он психоневролог. К
нему попали маленькие иностранные пациенты. С Крита. Бедняги побывали в
катастрофе морского катера. Наше судно сняло их с крохотного островка.
Доставили в Одессу. Конечно, истощенных. Шок. Потеря памяти, речи. Лечили
их у нас. И вот детишки заговорили. И сказали детишки такое, что мой
приятель думал-думал, да и позвонил мне. Он знает, где я работаю...
- Что же его насторожило?
- Уж больно необычные вещи говорят дети. Поначалу он принял их слова
за бред или галлюцинации. Но в медицине пока случаев массового или
группового бреда не описано. Наркотиков, как вы понимаете, в данном случае
не было.
- Ну и?...
- Дети говорят, когда начали тонуть, появились дельфины, которые их
потащили к тому островку. И пока наши моряки не сняли детей с острова в том
нервно-паралитическом состоянии, дельфины к ним приплывали, играли с ними,
чуть ли не съедобные моллюски приносили. Но это не все. Еще там был "дядя".
Полудельфин, получеловек. Во всяком случае, лицо у него человеческое.
Дельфины же к нему, как утверждают дети, относились враждебно, преследовали
его, от спасенных детей отгоняли. С одной стороны, все это попахивает
сказкой, но зачем моему приятелю, серьезному мужику, рассказывать мне
басни, да еще по служебному телефону. Охота травить, так ради бога, жене на
кухне...
- Так вы ему и сказали?
- Точно. Но он поклялся, что не придумал и не преувеличил ничего. За
переводчика он ручается. Вот я с чем к вам, Леонид Михайлович.
Плетнев прошелся по кабинету.
- Дело произошло в акватории Крита, говорите?
- Точнее пока не знаю.
- Подобное, если верить греческим мифам, случалось в древности, -
задумчиво произнес Плетнев. - Есть и более поздние свидетельства, что
дельфины спасали людей. Но нужно многое уточнить. Вы ведь медик по
образованию?
- Да.
- Полезно, думаю, вам самому пообщаться с детьми, с врачами, их
наблюдающими. Дальше видно будет, как дело повернется. Договорились? -
Плетнев взглянул на часы.
Поеров легко поднялся и простился.
"Ну и ну!" - глядя вслед, подумал Плетнев. Впрочем, если бы он сам вот
гак, накоротке, рассказывал кому-то о происшествиях на подлодке, свидетелем
которых был, что о нем бы подумали? Не сказали бы - "ну и ну!", как только
что он сам? Или выразились бы иначе, учитывая солидный возраст рассказчика?
"А вообще, - упрекнул себя Плетнев, надевая плащ, - пожалуй, я не
сказал Поерову главное. Надо отсекать мистику. В самом деле,
получеловек-полудельфин! Эдак до инопланетян договориться можно. Скорее
всего был аквалангист. Пытался помочь детям. Тут дельфины. Начали играть,
как у них водится. А детям показалось, что дельфины защищают их от
страшного дяди, который вылез из моря".
С этими мыслями Плетнев вышел из института. Светлая от огней широких
магазинных витрин, улица суетилась, невзирая на поздний час. "Десяток яиц,
песок и масло", - повторил про себя утренний наказ жены и толкнул
стеклянную дверь гастронома. Еще через витрину заметил: "дают" бананы. И с
удовольствием подумал, что возьмет сейчас килограммчика три для внуков.
Пластиковая сумка оказалась увесистой У кромки тротуара огляделся.
Идти к метро не хотелось. Пройтись? И Плетнев направился к "зебре"
перехода.
- Леонид Михайлович! Товарищ Плетнев! Океанолог обернулся. Вот так
встреча! Штурман...
Откуда он здесь?
- Здравствуйте!... - на лице Баранова сияла улыбка. - А я к вам. С
обеда пытаюсь вас найти, но вы неуловимы.
Плетнев, кивнув Баранову, спросил:
- Проездом в Москве?
- Провожал жену. Она опять в Италии.
- Вот и отлично, что нашел меня, - сказал Плетнев. - Пойдем поужинаем
и поговорим. У меня, правда, многолюдно, да не можем от внуков уехать.
Первоклассник Вадик и маленькая Женечка будто ждали деда под дверью.
Повисли, защебетали, затискали.
- Маша! - крикнул Плетнев в простор квартиры, - я не один. Накорми и
организуй, ради бога, полчаса тишины.
Вышла моложавая женщина - легкая, стройная, но седина у корней волос
выдавала, что она все же бабушка. Спровадила ребятишек в комнату, сняла
пару плечиков, приняла плащ мужа, куртку Баранова.
- Дай им, - Плетнев протянул ей сумку с бананами, - пусть поедят... А
студенты где?
- Родители на учебе, - доложил Вадик.
- Сын у меня адъюнкт, а вот сноха действительно студентка. В общем,
учащаяся молодежь, - пояснил Плетнев Баранову.
Они поужинали под возню и воркотню детей. За чаем штурман рассказал о
гибели капитана Барсукова, о кинжале "Все для Германии" и о человеке со
свастикой, которого видел на берегу. Рассказал скупо, осторожно, словно
боясь вызвать недоверие. Но Плетнев внимательно слушал.
- Ну ладно, я понимаю, - делился Баранов своими мыслями, - где-то там,
у них, можно разгуливать свободно с фашистским знаком. Деница хоронили, так
Гесс из тюрьмы венок прислал. И на те же похороны с крестами Железными, в
старых мундирах мышиного цвета последний долг друзья и ровесники
гросс-адмирала явились. Никто и слова не сказал. Ладно, это там. Но у нас?
Свастика! Этого аквалангиста видел Жуков, Кирилл Жуков из...
Плетнев кивнул.
В кухню снова прорвались дети. Они уже знали, что дедушкин гость -
штурман подводной лодки, вошли с умоляющими глазами и засыпали Баранова
вопросами. Плетнев не мешал им. Он думал.
Разрозненные факты, неожиданные совпадения, полумистические явления.
Вот и рассказ Андрея Поерова, казалось Плетневу, перекликается с рассказом
штурмана. Он рассеянно слушал рассказы Баранова про подлодку, думая, как
увязать все эти факты и совпадения, как объяснить появление подводных
загадок. Интересно, Поеров знает о событиях на южном берегу?
Мария Гавриловна позвала детей спать. Баранов засобирался.
- Ты в Ленинград отбываешь завтра? - остановил его Плетнев. - Там
далеко не исчезай. Думаю, вызов в Рим придет скоро.
... Баранова поднял стук в дверь. Проснувшись, он едва сообразил, что
его окликает дежурная по этажу.
- У вас нет телефона в номере, - заспанно извинилась она, когда он
открыл дверь. - Пройдемте, там срочно.
Когда горничная протянула Баранову телефонную трубку, он услышал голос
Плетнева:
- Из Италии дурные вести. Светлана исчезла. Я послал за вами машину.
Жду!
МОНОЛОГ I
Хальт ошибается - дело не только в средствах. Дело в том, чтобы было
кому их передать. Суммы, о которых заикнулся Хальт, - не деньги по
сравнению с тем, чем владею я. Пока есть я, есть мы. Пока есть я, есть
группенфюрер, есть рейхсмаршал, есть наша вера и наша борьба. Жаль, что не
сказал этого Хальту. Может быть, он начал забывать? Я не позволю... Ни ему,
ни другим.
Если бы только не это чертово племя! Как много я мог бы сделать! Они,
проклятые, знают, что я не выношу их ультразвукового визга и готов бежать
хоть под ледяной панцирь! Знают! И гонят, гонят... Отдышаться бы в родном
Пиллау, на родной Балтике... Да, Балтика - она моя, и земля возле нее моя,
черт с ними, с новыми границами! Хоть мне и пришлось уйти... А еще есть моя
Италия. Там мои последние друзья. Хальт знает. И когда-нибудь я получу
благодарность. Рейхслейтер запретил вести дневник, и сколько ценных мыслей
уйдет вместе со мной! Но они стоят того, чтобы их знал мир! Я больше, чем
человек, - я наивысшая ступень разумного. Протянули кабель? Скоро забудут,
о чем хотели поговорить по этому кабелю. Они трещат, что мы проиграли. Нет!
Мы уповали на сверхчеловека. И мы создали сверхчеловека, стопроцентного
арийца, которому подвластен мир. Это я. Меня нельзя опровергнуть. Пусть
скажут, что это не я, моей Анне, она рассмеется. Я положу к ногам Анны не
только жемчуга - вот они, черные, желтые, зеленые, голубые, розовые, таких
нет ни в одной короне. У нее они будут. Я короную ее сокровищами инков. Как
она хороша, моя Анна! Те же светлые волосы, и легкая походка, и глаза,
только они слегка потемнели, в них нет уже прелестной голубизны - посерели
за эти долгие годы. Она узнает меня, несомненно. Обрадуется. Как же ей не
обрадоваться! Я жив, я помню ее. И какой дворец я возвел для нее! Только бы
дельфины не пришли туда. Дуче с зятьком готовили для себя, а вышло - для
моей Анны. Вот так, побеждает тот, кто остается. Фюрер, как всегда, прав.
Завтра Хальт передаст туда деньги. Это не какие-то устаревшие египетские
фунты, которые завещал им Гиммлер, это золото, конвертируемая валюта, как
говорят сегодня. Я не привидение из прошлого, я правлю сегодняшней
политикой. Я перерезал кабель - нет, я перерезал ниточку взаимопонимания, и
они схватят друг друга за лацканы.
А, вот и мы... Вы хотите, чтобы я ушел из этой лагуны? Нет, герр
главный дельфин, я не уйду. Я не дуче, который позволил себя вздернуть...
Это моя лагуна и лагуна Анны. И вход в катакомбы первых христиан. Идите,
герр дельфин, герр язычник, по своим делам, здесь для вас мелковато, я
знаю. Прекрати, проклятая рыба! О... О... Тысячи голосов, давят, душат...
Что он хочет? Чтобы я всплыл? Кто мог меня предать? Почему над кабелем
теперь дежурят подводные лодки? Хальт?
Хальт не мог этого сделать. Зачем? Если ему нужны деньги, я могу дать
сколько угодно. Я могу дать все. Но не всем. Только своим. Тем, кто верит
фюреру и мне. Кто понимает, что спасает мир от большевизма. Хальт не мог
меня предать. Анна? Но она меня еще не видела. Пока. Я осторожен, когда
любуюсь ею. И потом, она же любит меня. Конечно, любит. Разве могло что-то
измениться в моей Анне? Наш лес, наши сосны, она не могла их забыть. Тогда
кто же? Дельфины? Их сигналы расшифровали, а я этого не знаю? Но пусть
попробуют выследить меня! Это даже дельфинам не всегда удается. Дельфины
знают мои гроты. Но этот грот я им не отдам. Здесь моя Анна. Анна, я иду к
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг