Долине Четырех Крестов...
Черкешин - командир корабля, лейтенант... Опытный моряк, отличный
навигатор, уже принимавший участие в нескольких арктических плаваниях; но
особенно, с некоторой тревогой подчеркивал Жильцов следующие его свойства:
умен, смел, настойчив и заносчив, требователен до жестокости, сторонник
крутых мер, неприязненно относится к младшим чинам и якутам.
Мазурин - научный сотрудник, астроном... Человек мягкий,
доброжелательный, легко подпадающий под чужое влияние, но прекрасный знаток
своего дела; в полярной экспедиции участвует впервые.
Коноплев - научный сотрудник, этнограф, зоолог... Величайший энтузиаст
своего дела, человек ясного ума и большого сердца, склонный во всех людях
видеть своих братьев; Жильцов сделал небольшую дополнительную приписку:
часто бывает излишне резок в разговорах с командиром корабля.
Характеристика Зальцмана вполне совпала с мнением, сложившимся у нас
после ознакомления с дневниками; чуть шутливо Жильцов называл его "совестью"
экспедиции.
Говоров - помощник командира корабля... Молод, горяч, честен, ревностно
относится к службе, но большого опыта не имеет.
Ни боцмана, ни матросов Жильцов в своем дневнике, к сожалению, не
охарактеризовал; ни слова не было сказано специально и о Розанове; имя его
всплыло неожиданно на других страницах дневника.
Вскоре после выхода в океан командир шхуны лейтенант Черкешин приступил
к осуществлению далеко идущего плана. Сначала все выглядело естественно:
командир требовал строгого соблюдения дисциплины, жестоко взыскивал за
малейшие явные или кажущиеся провинности. Матросы, да и все участники
экспедиции работали на совесть, но Черкешина это мало интересовало; он ввел
на шхуне режим военной казармы, добивался, чтобы люди работали как автоматы,
слепо выполняя его распоряжения, глушил всякую инициативу, идущую не от
него; презрительное отношение к нижним чинам делало обстановку особенно
гнетущей, тяжелой... Неизвестно, как развивались бы события, не будь на
шхуне политического ссыльного Розанова, человека, посвятившего свою жизнь
борьбе с угнетателями всех мастей. Он быстро сплотил вокруг себя команду, и
когда Черкешин попробовал ввести на шхуне телесные наказания, матросы во
главе с Розановым выступили против него.
Первоначально Розанов один явился к Жильцову и от имени всех матросов
высказал ему свои требования. Жильцов не удивился и не возмутился -
оказалось, что он давно уже разгадал планы Черкешина и готов пойти на
обострение конфликта, чтобы пресечь их. Причина конфликта четко
сформулирована самим Жильцовым: в море за судно отвечает командир корабля,
или капитан, и Черкешин, ловко используя это, решил оттеснить начальника
экспедиции на второй план и захватить всю власть в свои руки; умный человек,
Черкешин понимал, что осуществить это он сможет лишь при безропотной
покорности всей команды, поэтому он и стремился забить, запугать людей. Но
попытка совершить экспедиционный переворот не могла застать врасплох и
обескуражить Жильцова. И не только потому, что он был достаточно
наблюдателен, чтобы вовремя заметить опасность, и достаточно решителен,
чтобы не растеряться в трудный момент, но и потому, что однажды такие
события уже происходили на глазах у Жильцова...
Увы, история повторяется. В экспедиции Толля в 1902 году командир
"Зари" лейтенант Коломейцев попытался сделать то же, что и лейтенант
Черкешин. "Заря" стояла тогда у берегов Таймыра, и Толль, проявив
достаточную энергию и решительность, сместил сторонника телесных наказаний и
властолюбца Коломейцева, отправил его с почтой в Енисейский залив, а на его
место назначил Матисена...
Вот почему Розанов и Жильцов стали союзниками в борьбе против
Черкешина. Ждать им пришлось недолго: как все авантюристы, Черкешин быстро
зарвался, и тогда против него выступили все: и начальник экспедиции, и
матросы, и научные сотрудники. Переворот не удался. К сожалению, Жильцов не
имел возможности избавиться от Черкешина: судно находилось в открытом море.
Но Черкешин признал, что поступал неправильно; новых попыток захватить
власть или ввести палочный режим он не делал. Жильцов с искренней радостью
записал в дневнике, что Черкешин глубоко осознал свои ошибки и, конечно,
больше не повторит их...
Эпизод этот прояснил нам причину разногласий между Жильцовым и
Черкешиным из-за Розанова; Жильцов, предвидевший осложнения с Черкешиным,
нуждался в Розанове, как в человеке, способном противостоять командиру
шхуны; а Черкешин, замышляя переворот, понимал, что Розанов может помешать
ему... И Жильцов, и Черкешин были умными людьми и не ошиблись в своих
предположениях.
Вскоре после этих событий с борта "Зари-2" заметили на севере "водяное
небо" - на облаках лежал мутно-серый отсвет чистой воды. Черкешин предложил
пробиться к полынье. Жильцов дал согласие, и шхуна начала трудный путь среди
льдов. Внезапно переменившийся ветер увеличил разводья, "Заря-2" забиралась
все дальше и дальше, как вдруг ветер снова изменился - и ледяные поля стали
сдвигаться... Жильцов сделал в дневнике лаконичную запись:
"Герой нынешнего дня-Черкешин; лишь его искусство избавило экспедицию
от больших неприятностей".
К концу арктического лета шхуна "Заря-2" подошла к острову Беннета -
самому крупному в архипелаге Де-Лонга, гористому, необитаемому... За
тринадцать лет до этого с острова Беннета по непрочному ноябрьскому льду
ушел в последний поход полярный исследователь Толль, так и не дождавшийся
своей шхуны "Зари"... "Заря" догнивала на берегу бухты Тикси, а у скал
острова Беннета стояла другая шхуна - "Заря-2", экипаж которой продолжал
дело, начатое Толлем...
Несколько участников экспедиции переправились в шлюпке на остров и,
разделившись на две партии, занялись его исследованием. Коноплев, Зальцман и
Мазурин пошли в одну сторону, а Жильцов с якутами Ляпуновым и Михайловым и
матросом-гребцом Розановым отправился искать хижину, построенную Толлем.
Небо помутнело незаметно, и лишь когда внезапный порыв ветра хлестнул
Жильцова по лицу, он понял, что надвигается буря и необходимо срочно
вернуться на шхуну. Жильцов, Розанов, якуты Ляпунов и Михайлов поспешно
двинулись обратно, к месту высадки. Жильцов шел первым. Они переходили
небольшой, круто спадающий к морю ледник, когда сильнейший порыв ветра сбил
Жильцова с ног. Начальник экспедиции покатился к обрыву, и лишь трещина
спасла его от гибели. И Розанов, и якуты кричали сверху, но Жильцов не
отзывался и лежал неподвижно... Буря все усиливалась, шквальный ветер не
давал подняться, людей вот-вот могло сбросить в море. Но никому и в голову
не пришло покинуть Жильцова в беде. Розанов и Ляпунов остались наверху
страховать, а маленький ловкий Михайлов спустился на веревке к Жильцову. Он
был жив, но сам идти не мог. Ежесекундно рискуя жизнью, выбиваясь из сил,
якуты и Розанов вытащили начальника экспедиции и на руках понесли его туда,
где надеялись еще застать шлюпку... Шлюпку они застали, и всех остальных
высадившихся на берег-тоже, но "Заря-2" исчезла: она не могла оставаться в
бурю у скалистых берегов острова...
Уже через несколько часов на море появились льды. Ветер продолжал
бушевать, но волны утихли. Никого ото не обрадовало. Льды ползли с севера и
неодолимой преградой вставали на пути между островом и шхуной, штормовавшей
где-то в открытом море... И тяжело пострадавший Жильцов, и все другие
участники экспедиции, оставшиеся на острове, понимали, что их ждет
неминуемая гибель, если "Заря-2" не пробьется сквозь льды за ними. Толль,
оказавшийся в таком же положении, имел теплую одежду, питание, все его
спутники были здоровы... И все-таки они бесследно исчезли среди льдов... А у
людей, сидевших в маленькой палатке вокруг Жильцова, где не было ни запасов
еды, ни теплой зимней одежды... И конечно же, каждый из них в эти дни думал:
пробьется Черкешин или отступит, как отступил Матисен?...
Прошел первый день, второй, третий. Вокруг острова лежали льды, и даже
на горизонте не было видно "водяного неба"... Здоровье Жильцова не
улучшалось. Мысленно он готовился к смерти, хотя Зальцман уверял его, что
ушибы не опасны. Но Жильцов думал о другом; он думал, что ему придется
самому уйти из жизни, чтобы не отнимать у товарищей последней надежды на
спасение-Неизвестно, чем кончилось бы двухнедельное пребывание на острове,
если бы не удачная охота якутов на оленей... А потом на горизонте появился
едва заметный дымок: это "Заря-2" пробивалась к острову. Черкешин не
подвел... К самому острову шхуна подойти не смогла, и пострадавшие по льду
пошли к ней. На полпути их встретили товарищи, и вскоре экспедиция в полном
составе собралась на борту шхуны... Осунувшийся, измученный бессонными
ночами Черкешин сдал вахту помощнику и, не слушая благодарностей, ушел к
себе в каюту спать.
"Заря-2" продолжала плавание...
"Мы все, и я в особенности, обязаны жизнью Черкешину", - записал в
дневнике выздоравливающий Жильцов.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
в которой содержатся некоторые рассуждения о "Земле Санникова",
извлекается из земли тетрадь, спрятанная Зальцманом, а также рассказывается
о дальнейшей судьбе экспедиции Жильцова
...Погода портится. Сухая снежная крупа стучит по туго натянутому тенту
палатки. Не слышно свиста евражек - они попрятались в норы. Низкие, но
неплотные облака проносятся над нами на юг. Откуда-то прилетела крупная
полярная чайка; она кружит над Долиной Четырех Крестов и жалобно кричит -
обижается, что нет поблизости моря или озера; потом она круто взмывает вверх
и уносится на юго-восток. Мы тоже могли бы взмыть вверх и улететь на
юго-восток, в Марково. Но и мне, и Березкину кажется, что хроноскоп еще
может пригодиться нам здесь, в долине, и что вообще мы используем его мало и
неумело...
- Между прочим, еще не доказано, что хроноскоп правильно раскрыл
историю с этим человеком, - говорит Березкин, имея в виду погибшего в
поварне, и смотрит то на штурмана, то на пилота.
Штурман и пилот протестуют, а Березкина охватывает приступ
самобичевания: упрямо склонив крупную тяжелую голову, он нудно перечисляет и
действительные, и выдуманные недостатки хроноскопа. Меня это раздражает, но
потом я начинаю понимать, что Березкин устал. Я тоже устал. Уже несколько
месяцев мы идем по следам экспедиции, ищем, сопоставляем, думаем. Мысли об
экспедиции не покидают нас ни днем, ни ночью. И вот теперь, когда мы близки
к цели, наступила вызванная утомлением реакция. Надо бы отвлечься,
поговорить о чем-нибудь постороннем или побродить с ружьем по горам, но
говорить о постороннем не хочется, а бродить по горам - значит бродить там,
где за сорок лет до нас прошла экспедиция Жильцова...
Я вышел из палатки. Ветер усиливался, снежная крупа секла лицо. Тополя
натужно гудели, вершины их упруго клонились к земле, а каждый листик рвался
вверх, стремился улететь, но улететь удавалось лишь немногим, и те падали
неподалеку - либо в реку, либо на сухие россыпи щебня, где уже скапливались
белые линзы снежной крупы... Заблудший лемминг, маленький, бурый, с
тоненьким писком шмыгнул у меня между ног и юркнул в норку. А мне вдруг
захотелось найти место, где Зальцман спрятал какую-то тетрадь. Находки в
поварне на некоторое время отвлекли нас от Зальцмана, но теперь мои мысли
вновь и вновь возвращались к нему. Почему он так странно вел себя? Ведь
часть экспедиционных материалов была сознательно оставлена в поварне. Почему
же он прятал свою тетрадь?... Я перебрался через реку к поварне, встал лицом
на северо-запад и, отсчитывая шаги, упрямо пошел навстречу ветру; за рекой
углубился в леваду и, когда количество шагов приблизилось к ста сорока,
подошел к старому поваленному дереву. Ствол могучего тополя еще сохранился -
на севере деревья гниют медленно, - и я остановился как раз там, где
Зальцман прятал тетрадь... Потом отправился за лопатой.
В палатке шел разговор о "Земле Санникова". Пока меня не было, штурман,
еще молодой и недавно работающий на севере парень, высказал предположение,
что экспедиции Жильцова все-таки удалось найти "Землю Санникова". Штурману
очень хотелось, чтобы так было, и поэтому казалось, что так могло быть.
Березкин и пилот смеялись над ним, но штурман не сдавался.
- Эх вы! - не без презрения говорил он, когда я подошел к палатке. -
Жильцов почти полвека назад жил, и то верил в людей, в их честность верил, а
вы... - штурман махнул рукой и отвернулся.
- Спроси у Вербинина, если нам не веришь, - сказал слегка задетый
Березкин. - Если б "Земля Санникова" существовала, ее бы давно нашли. Весь
тот район и ледоколы избороздили, и самолеты облетали... Ее ж специально
разыскивали.
- Значит, врали и Санников, и все другие?
- Ошиблись люди, - сказал пилот. - С кем этого не случается. Особенно в
Арктике.
Штурман с надеждой посмотрел на меня.
- Я тоже верю всем, кто видел "Землю Санникова", - сказал я. - И самому
Санникову, и эвенку Джергели, и Толлю. Жильцов глубоко прав - то были люди,
которые писали, что наблюдали, а чего не наблюдали - не писали. Подумайте
сами, с какой целью Санников мог врать? В надежде получить царскую
милость?... Нет, он не рассчитывал на нее, он и не подумал сообщить в
Петербург о своих открытиях, как сделал, например, купец Иван Ляхов; ведь
сама Екатерина Вторая дала его имя двум островам - Большому и Малому
Ляховским - и предоставила предприимчивому купцу монопольное право на добычу
мамонтовой кости!.. Или возьмите эвенка Джергели. Его желание побывать на
"Земле Санникова" было очень велико, и однажды он сказал Толлю, что готов
отдать жизнь за право хоть один раз ступить на эту землю!.. Нет, такие люди
не могли кривить душой!
- Патетично, но неубедительно, - возразил Березкин. - Нельзя же увидеть
то, чего нет...
- Мираж, - сказал пилот.
- Нет, не мираж, - возразил я. - "Земля Санникова" существовала, а если
и не существовала, то все-таки... все-таки ее могли видеть...
Пилот фыркнул, и даже штурман, мой союзник, улыбнулся.
- Короче говоря, существуют две гипотезы, объясняющие загадочную
историю с "Землей Санникова". Помните, в дневниках Жильцова упоминается
остров Васильевский?
- Помним, - сказал пилот.
- Верите вы, что Жильцов видел этот остров?
- Конечно!
- А между тем, нет такого острова на белом свете - Васильевского...
- То есть как?
- Очень просто. Нет, и все. Проверьте по картам, если хотите.
- Не мог же Жильцов соврать!
- А Санников мог? - вставил торжествующий штурман.
- Остров Васильевский видели и якут Михаил Ляхов, и участники Русской
гидрографической экспедиции на "Таймыре" и "Вайгаче", и Жильцов со своими
спутниками... Но в 1936 году советское судно "Хронометр", получившее задание
еще раз обследовать остров, не нашло его... Остров растаял. На его месте
оказалась банка глубиной всего в два с половиной метра. А совсем недавно,
уже в сороковых годах, точно так же исчез остров Семеновский...
- Растаял, - недоверчиво повторил пилот.
- А вы забыли, что он был сложен ископаемым льдом и глинисто-песчаными
отложениями?... Арктика сейчас охвачена потеплением, ископаемые льды тают
и... острова исчезают. Первая гипотеза и утверждает, что "Земля Санникова"
существовала, но растаяла. И анализ морских грунтов к северу от
Новосибирских островов будто бы подтверждает это.
- А вторая гипотеза? - спросил штурман.
- Вторая гипотеза объясняет все иначе. Более десяти лет назад в
Северном Ледовитом океане были открыты дрейфующие ледяные горы - гигантские
айсберги. Они дрейфуют по эллипсам и время от времени заходят в район
Новосибирских островов.
- Какая же из них правильна?
- Вероятнее всего, по-своему обе правильны. Не исключено, что к северу
от Новосибирских островов раньше существовали небольшие островки, которые
потом растаяли. Но все, кто видел "Землю Санникова", утверждают, что она
гориста. И поэтому мне кажется, что за землю были приняты именно айсберги...
Их видели, когда они приплывали, и не могли найти, когда они уплывали.
- Значит, Жильцов так и не открыл "Землю Санникова", - вздохнул
штурман; мой рассказ его разочаровал.
- Увы...
Я взял лопату и двинулся к выходу.
- Ты куда? - спросил Березкин.
- За тетрадью Зальцмана. Надо ее выкопать.
Все отправились следом за мной, а у полусгнившего тополя пилот и
штурман быстро оттеснили нас с Березкиным, и наше участие в раскопках
свелось к руководящим указаниям. Пока пилот осторожно снимал слои грунта, а
штурман торопил его, требуя лопату, я пытался угадать, сохранилась ли
тетрадь и если сохранилась, то в каком состоянии. У меня были серьезные
основания для опасений. Весь север Сибири, как известно, охвачен вечной
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг