Андрей Кужела
Старые друзья
Дед Никола сидел у окна на некрашеной шаткой табуретке и с любопытством
глядел во двор. За забором детского сада среди почерневших осенних кустов
бегали малыши. Прохожие торопливо и целеустремленно шагали сквозь легкий
туман. Опустив ладони на теплые чугунные ребра батареи отопления, дед
наблюдал за уличными событиями и одновременно прислушивался к звукам,
раздающимся в квартире: сосед Евгений пришел с подругой и теперь звякал на
кухне посудой, хлопал дверцей холодильника и поругивался, открывая консервы.
Подруга время от времени смеялась.
В воздухе повис мелкий дождь, по стеклу извилистыми дорожками
заскользили капли. Воспитательница раскрыла зонт, заботливо собрала детей в
пеструю стайку и увела их внутрь здания. Дед провел ладонями по батарее и
вздохнул. Потом поднялся с табуретки и включил телевизор.
Меж редких пальм мелькали фигуры в маскировочном обмундировании, горели
постройки, ветер кружил над землей пепел, вооруженные парни с осатанелыми
лицами орали на непонятном языке. Изображение на экране дрожало: видимо,
камера прыгала в руках оператора. Какие-то люди бежали через поле, среди
передовой группы бегущих взорвалась мина, люди остановились, попятились, но
вооруженные парни подхлестнули их автоматными очередями, и несчастные в
ужасе кинулись в рассыпную. Парни наблюдали за возникающими грязно-желтыми
смерчами взрывов, скалились и сплевывали.
Когти невидимого хищного зверя тронули сердце деда Николы. Дед
торопливо провел кулаком по глазам и переключил программу. Красивые девушки
в пляжных нарядах изящно двигались под музыку. Дед увлекся, забыл про зверя,
стал улыбаться и даже разок прищелкнул пальцами. После девушек включили
мотобол: игроки, доведенные выхлопными газами и ревом моторов до белого
каления, бестолково гоняли по площадке. По третьей программе показывали
фортепьяно. Дед Никола выключил телевизор, вернулся к окну и снова устроился
на табуретке. Вытряхнув из пачки папироску, он чиркнул спичкой, прикурил,
выпустил дым к форточке. Пригревшись у батареи, затих. Полумрак и
монотонность дождя погрузили его в думы: рассеянный взгляд скользнул по
крышам, и устремился в затянутое тучами небесное пространство.
Когда дед опамятовался, то увидел, что папироска погасла и упала на
подоконник. Он бережно пристроил ее на край потрескавшейся керамической
пепельницы - на потом. На дворе совсем уже стемнело, в детском саду погасили
свет, и только редкие прохожие появлялись на улице.
Будильник не тикал. Дед решил позвонить по телефону, чтобы узнать
точное время. Он набрал номер и стал ждать ответа, тихо улыбаясь: абсолютно
одинокий человек, дед был искренне благодарен всему тому в мире, что
доброжелательно замечало его существование, будь то городская справочная
служба или доверчивый голубь, севший на карниз за окном. Время всегда
сообщала одна и та же умная дама в седом парике, стальных очках и черном
атласном платье; белый кружевной воротничок туго охватывал ее шею. Чтобы
иметь возможность говорить, даме приходилось оттягивать воротничок тонким
сухим пальчиком. Дама была крайне строгих манер и никогда ни с кем не
вступала в лишние разговоры, как бы ее ни упрашивали. Деду Николе нравилось
представлять так, хотя он отлично знал, что на другом конце линии находится
вовсе не дама, а особое автоматическое отвечающее устройство.
- Двадцать два часа, сорок пять минут, тридцать четыре секунды, -
сказало устройство, а потом добавило: - М-м...
Голос был низкий, слегка шипящий.
- М-м... - произнес голос, выдержав паузу.
Что-то было не так, как всегда.
- Двадцать два часа, сорок пять минут, тридцать девять секунд, сто
семьдесят восемь миллисекунд...
Это был мужской голос!
Мужчина негромко кашлянул, будто прочищая горло, и затих, как бы
ожидая, что скажет дед Никола. На линии что-то шебаршило и потрескивало.
- Двадцать два часа, сорок пять минут, пятьдесят одна секунда, шестьсот
семьдесят семь миллисекунд, девятьсот три микросекунды, - сказал мужчина.
Деду Николе сделалось не по себе, и он положил трубку. Присел на диван
и принял на всякий случай капли, так и не поняв, который же теперь час.
"Фанера-гвозди..." - растерянно пробормотал дед. Некоторое время он хмуро
разглядывал корешки книг, стоящих на единственной в его комнате полке, затем
тряхнул головой с обесцветившимися, редкими, но непослушно торчащими
волосками, и снова набрал код справочной времени. Специальная дама поправила
очки, наморщила напудренный носик, исправно отозвалась, вытянула губы
трубочкой и наконец старательно запищала сигналами отбоя. Дед в задумчивости
отошел от аппарата.
Заглянув в холодильник на кухне, он обнаружил, что небольшой
продовольственный запас, оставленный им на вечер, исчез - видимо, молодежь
остро нуждалась в закуске. Усмехнувшись, дед стал заваривать чай. Потом с
двумя ломтями хлеба выпил большущую кружку, обжигаясь и удовлетворенно
отдуваясь. Чай подействовал благотворно: прошла неясная тревога, и дед
Никола, вернувшись к себе в комнату, вскоре спокойно уснул.
Предрассветную тишину раскололи громкие и сердитые возгласы: Жека
уточнял отношения с подругой. Отношения были сложные: подруга нервно
взвизгивала, а Жека в ответ хрипел и квакал, словно помятый саксофон.
Продолжая перебранку, они собрались и ушли на работу. "Видать, капризная у
него старуха", - подумал дед Никола. Окончательно просыпаться ему не
хотелось: с некоторых пор дед стал замечать, что лучше всего себя чувствует
не утром и не вечером, а во сне.
Дед поглядел в окно и улыбнулся: малыши во дворе детского сада как
всегда резвились, звонко галдели и шустро раскручивали карусель. Погода
стояла холодная. В лужах плавал ледок - ночью были заморозки.
Дед чувствовал себя разбитым и вялым. Он принял обычный набор лекарств
и нехотя попил чаю, насыпав сахару побольше. Потом ему захотелось на свежий
воздух, он оделся потеплее и вышел из дома. Ушел подальше от суматошных
улиц, от бешеных машин и мечущихся людей. Заложив руки за спину, бродил в
тихом старинном парке среди застывающих голых деревьев, глядел с сожалением
на поникшую, стелющуюся по земле траву, покрытую седой изморозью.
Он обедал в столовой, где являлся завсегдатаем: кассирша, зная его
рацион, выбила чек еще до того, как дед переставил тарелки с прилавка на
поднос. После обеда дед Никола сидел на скамейке в том же любимом парке и
кормил крайне обнаглевших от холода воробьев, неторопливо кроша припасенную
для них горбушку.
Темнеть начало рано, и деда потянуло домой, в тепло. По дороге он зашел
в универсам, купил на ужин банку морской капусты в соусе. Идти было трудно,
дед чувствовал, что сильно устал; знобило, донимала ломота в ногах,
покалывало сердце. Дед даже не закурил. Дома он поел, принял капли и лег на
диван, закутавшись в одеяло.
За стеной подруга Жеки отчаянным голосом наставляла любимого
уму-разуму, но любимый где-то хватанул лишнего и на все упреки отвечал или
"н-ну" или "э-э". Отзвуки их нелепого диалога, словно стрелы, вонзались в
мозг деда Николы. Дед накрыл голову подушкой, но вскоре ему сделалось душно
и жарко. Заснуть не удавалось, он беспокойно ворочался с боку на бок.
Намаявшись, отбросил одеяло и сел. "Сколько можно зудеть, фанера-гвозди?!" -
зло подумал он о Жекиной знакомой и посмотрел на будильник. Будильник не
тикал. Дед вспомнил, что вчера забыл его завести, потому что какой-то
мужчина заморочил ему голову по телефону.
Дед Никола вышел в коридор. Подняв телефон со столика, он занес его к
себе в комнату, сердито подталкивая длинный шнур ногой. Он набрал номер -
дама отозвалась, и дед завел будильник, передвинув стрелки. "А где же тот
шепелявый?" - подумал дед. Он повторил набор цифр - дама была настороже.
"Где шепелявый?.." - еще более удивился дед Никола. Он решил, что вчера в
темноте мог набрать не тот номер, по которому узнают время. Отсутствие
мужского голоса заинтересовало его, он даже отвлекся от своих недугов. Он
набрал наугад несколько номеров, но услышал только прерывистые сигналы. Деда
Николу разобрало любопытство. Он стал накручивать диск аппарата, перебирая
разные комбинации цифр. Попадал к сердитым абонентам, приходилось
извиняться, но до мужчины, сообщающего время низким, слегка шипящим голосом,
так и не дозвонился.
Ночью ему не спалось: как-то само собой получилось, что дед Никола
отправился по тропинке памяти в глубокие дебри минувшего, удивляясь подчас
неожиданным открытиям, которые совершались на этом обратном пути. Иногда не
верилось, что припоминаемое и впрямь происходило с ним: тогда дед тянулся к
тумбочке, доставал заветную шкатулку с письмами, фотографиями, разными
предметами, излучающими нечто родное и успокаивающее, и находил какое-нибудь
материальное подтверждение собственным мыслям. Но эти немые свидетели его
бытия не умели сочувствовать - они ничего не ведали ни о его счастье, ни о
страданиях, ни о чудесном огне, который зажигали когда-то в душе надежды, ни
о горечи, оставленной несбывшимся. Напомнить об этом могли только люди, с
которыми бок о бок была прожита жизнь, а таких людей дед Никола давным-давно
рядом уже не видел. Бывали печальные минуты, когда ему казалось, что он как
бы и не жил на белом свете - все меньше подтверждений своему прошлому он
замечал вокруг. Он вдруг вспомнил, что был женат. Когда автомобили в их
городе можно было пересчитать по пальцам, первая жена погибла в аварии. Со
второй развела война. В третий раз дед Никола жениться не стремился - что-то
в душе, необходимое для этого, разрушилось. После жестокого приступа
ностальгии по былому, дед Никола отчетливо понял, что и сам он медленно
исчезает. И тут он вспомнил про телефонного "шепелявого", который был и
куда-то пропал.
Дед записал на оторванном календарном листке комбинации цифр, которые
еще не испробовал. Согнувшись у настольной лампы, долго смотрел на
выписанные столбиком номера и постукивал по столу авторучкой. Комбинации
цифр выглядели просто и вместе с тем странно: никогда в жизни дед такими
номерами не пользовался. Потом он вдруг подумал, что вчерашний выход на
канал "шепелявого" мог произойти вовсе не от того, что он ошибся номером.
Возможно, он набрал верный номер, но случайно набрал его как-то
по-особенному... Поразмыслив, дед пришел к выводу, что "сбой", скорее всего,
произошел на второй цифре, потому что первую цифру обычно набираешь более
внимательно.
Не удержавшись, дед перенес телефон на диван, устроился поудобнее и для
начала набрал обычный код службы времени.
Ответила дама.
Дед повторил вызов, но уже с некоторой задержкой поворота диска при
наборе второй цифры. И тогда из трубки раздалось:
"М-м...". Это был мужской голос. Дед Никола затаил дыхание.
- Два часа, тридцать минут, восемь секунд, - сообщил мужчина.
Дед нажал рычажок и прервал связь. Он принял капли, а затем снова
набрал прежний номер, притормаживая диск.
- М-м... - прошуршало издалека.
Дед возликовал: поворот диска следовало замедлять, когда палец двигался
между шестеркой и тройкой!
- Два часа, тридцать три минуты, четырнадцать секунд, сто пять
миллисекунд, - сказал голос.
Дед Никола зажмурился.
- Куда я попал? - спросил он.
- Никуда.
Дед взволнованно глотнул воздух.
- Что? - спросил вдруг мужчина.
- Ничего, - ответил дед Никола.
Наступила пауза.
- Простите, вы кто? - спросил дед.
Мужчина в трубке простуженно кашлянул. Дед подождал немного и спросил
снова. Мужчина кашлянул погромче.
- Говорить не хотите?.. Извините.
- Почему же, отнюдь, - вдруг отозвался шепелявый. - Меня так зовут.
Дед задумался.
- Если я правильно понял, то вас зовут...
И дед тоже суховато кашлянул.
- Не так, - возразил мужчина. - Это не мой спектр.
- Извините, не получается по-вашему, - на всякий случай сказал дед,
допустив, что разговаривает с иностранцем.
- Ладно, - сказал голос. - Тогда зови меня Карх.
- Хорошо, - согласился дед. - Скажите... э-э... Карх... Вероятно, я
разбудил вас? Мне-то, знаете, не спится...
- Нет.
- Значит, не помешал?.. А вы, наверное, на работе?..
- Нет. Карх уже сделал все. Теперь Карх просто ждет.
- Понятно, - дед облегченно вздохнул: разговор, кажется, налаживался.
- А меня зовут Никола.
- Карх запомнит.
Дед записал имя незнакомца на листок календаря, а потом
поинтересовался:
- Послушайте, Карх, почему вы не идете домой, если сделали свою работу?
- Куда же идти? Здесь очень удобно.
- Вы, наверное, на телефонной станции?
- Карх тут. В линии.
- В линии?
- Да. В междукристаллическом пространстве.
Дед Никола решил, что наконец угадал, с кем имеет дело: он представил
себе комнату, где сидел артист, окруженный множеством телефонных аппаратов.
Артист рассказывал всем желающим небылицы, и, разумеется, не даром: теперь
по почте придет счет и нанесет коварный удар по дедову пенсионному бюджету.
- Карх не артист, - успокоил шепелявый мужчина. - Карх полярный робот.
Дед не знал, что ответить, поэтому из вежливости сказал:
- Очень приятно познакомиться.
- Не знаю, - почему-то усомнился тот, которого звали Карх.
Дед задумался. Теперь ему представилась совсем другая комната, далекая
и темная, на Северном полюсе, в которой стоял, подобный стальному сейфу на
лыжах, полярный робот, внутри которого глухо ворчал мотор, а на боку
медленно крутились покрытые инеем шестеренки.
- Что же вы делаете на полюсе?..
- Карх не на полюсе. Карх в междукристаллическом пространстве.
- Это где?..
- Тут. В линии.
- Н-н-да... - протянул дед озадаченно. - Ничего я не пойму. Каков ты из
себя-то?
Теперь словно бы задумался робот Карх.
- Карх не знает, - ответил он.
- Как же так? - удивился дед. - Может, похож на что?.. Карх помолчал
немного и сказал:
- Похож на песок. Все песчинки связаны. Связи-струны. Песчинки - суть
кванты поля. Формы нет. Оптимальная среда функционирования - металл.
Предназначен для зондирования структур атомарного ранга. В сущности, Карх -
поле.
- Погоди-ка, я капли приму... - и дед Никола потянулся к тумбочке.
- Зачем капли?
- Чтобы лучше функционировать, - усмехнулся дед.
- Может, напряжение не то? - поинтересовался Карх.
- Может, и не то, - согласился дед. - Большое напряжение. Всю жизнь.
- У вашей цивилизации очень много больших напряжений. Карху тоже
приходится быть настороже. Вообще в этой галактике сохраняться трудно.
Разрушаюсь.
- Что поделаешь, - дед Никола махнул рукой. - Время не щадит. Я вот
тоже разрушаюсь. Лежу и разрушаюсь.
- Молекулярные связи нарушены, - сказал Карх.
- Чего только не нарушено, - согласился дед.
- Карх знает.
- Откуда же ты знаешь? - дед удивился.
- Тому, кто сам поле, не составит труда понять другое поле.
- Какое другое?.. - насторожился дед.
- В сущности, и ты - поле.
- Нет, - сказал дед Никола. - Я не поле. Я читал, что люди почти на
девяносто процентов состоят из воды.
- И вода - поле. Вернее, система. Вещество - суть система квантов поля.
Кванты полей связаны собственными полями, которые не что иное, как... м-м...
общность других меньших квантов, которые в свою очередь связаны взаимно
полями, и те, опять же, суть собрание субэлементарных квантов поля -
объектов тоже, но о них рассказать нельзя, потому что их как бы нет вовсе,
ибо на их уровне уже и времени будто нет...
- Так...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг