потом на железе. Дмитрию ничего не стоило смести десятника на одной силе,
но он предпочитал оттачивать мастерство, ежели уж судьба подкинула ему
такого партнера. Появились, впрочем, и другие партнеры, пожелавшие
скрестить с ним оружие, - так он выяснил, что общий уровень владения
клинком, как ни странно, в это время не столь уж высок.
И ун-баши, и его десяток заставили его призадуматься. Они, похоже, не
были мусульманами - не топырили по пять раз на дню зады к небу, творя
намаз. И не одни они были такими - находились и другие. Следовательно, у
Тамерлана войска были, что называется, с бору по сосенке. Компания
собралась разношерстная - только слепой мог бы не заметить: у одних -
широкие физиономии с монгольскими плоскими скулами и раскосыми глазами с
тяжелым, нависающим веком; у других - "восточные" лица, с миндалевидными
карими очами. Первых для себя он окрестил "монголами", вторых - "набобами".
Причем "набобов" было заметно больше.
Его десяток состоял из "монголов". Среди низкорослых и раскосых
соратников Дмитрий торчал, как груздь среди опят. А им было все равно, дэв
он или не дэв. Похоже, им даже приятно было иметь в десятке такое
"чудовище", как он.
Он не собирался становиться пехотинцем - рассчитывал, что великанский,
по здешним меркам, рост, сила и умение владеть мечом не пройдут мимо
внимания Тамерлана. И не прошли, но не так, как он предполагал. Тамерлан
решил иначе.
Но это еще не самое страшное.
Самое страшное - не долгий марш, не изнурительный переход через горы,
когда ноги людей и лошадей проваливаются в подтаявший снег. И даже не бой -
там инстинкт самосохранения подавляет остальные чувства. А то, что
начинается после боя, когда перебит гарнизон и лишь отдельные уцелевшие его
солдаты пытаются либо пробиться из крепости и уйти, либо продать свою жизнь
подороже, прихватив с собой на тот свет побольше врагов. Когда начинается
избиение мирных жителей, не пожелавших сдаться на милость победителя, когда
убивают всех подряд без разбора - мужчин, женщин и детей. Когда женщин
вытаскивают за волосы из укрытий, куда они попрятались, и насилуют тут же,
среди развалин и трупов, а потом перерезают горло или ударом ножа
вспарывают живот и оставляют корчиться и умирать. Когда ставят ребенка, в
глазах которого ненависть или страх - все зависит от возраста, - и ударом
меча сносят ему голову, и та катится по земле с открытыми еще глазами, и
беззвучно кричит от боли... Когда выдирают серьги вместе с мочками ушей,
когда отрезают пальцы вместе с перстнями, когда...
Дмитрий был на грани срыва: человек не может так просто убивать! Надо
иметь какую-то вескую причину, оправдывающую убийства: защита родины, то да
се... Хреновый из него вышел наемник...
Он не раз возвращался мыслями к далекой ночи, когда принимал решение,
как будет обживаться в мире, куда его забросило. Сейчас тот обалдевший
человечек был ему смешон своими нелепыми и растерянными рассуждениями: мол,
с места в карьер он удивит всех и вся и возьмет в оборот рыжебородого
хромого монарха. Независимости ему захотелось, видите ли... Новая ветвь
эволюции - из инженеров в феодалы. Раз - и готово.
У судьбы тоже есть юмор, но чаще всего - черный.
На ун-баши Мансура Дмитрий наткнулся случайно, блуждая по перепутанным
улочкам безымянной крепостцы. Он не участвовал в общем мародерстве, вернее,
успокаивал себя мыслями, что не участвует, - солдат был обязан собрать
добычу и принести в общий котел для дележа: жалование-то выплатят после
похода, а продукты у маркитантов закупать надо. Грабеж мог продолжаться
несколько дней. Дмитрий приносил мало - что находил оброненным на улице или
в пустом, разрушенном жилище. Отдавал десятнику и стремился поскорее
вернуться в лагерь.
Ун-баши и десяток молча мирились со странным нежеланием Дмитрия
набивать мошну. Его ценили за силу, умение и за тот нюх, который у него был
на всякие неприятные неожиданности. А он и сам не понимал толком, откуда у
него эти предчувствия.
Дмитрий заметил появление "комариного писка" в ушах еще в самом начале
военных действий, когда пехота перевалила через хребет и вышла в маленькую
долину к живописному селению, чтобы не оставить от него камня на камне.
Тогда невидимый "комар" впервые спас его от затаившегося на дереве лучника.
В какую-то долю секунды Дмитрий вдруг понял все: и где засел лучник, и куда
он целит, и как полетит стрела. Он отбил ее рукой в полете. Вернее, он не
знал, что это именно лучник, просто вдруг понял, откуда грозит опасность и
что надо делать, чтобы ее избежать.
Десяток нежданная стрела, отбитая рукой, сразила наповал.
"Комариный писк" появлялся регулярно - и ни разу не дал осечки.
Дмитрий задумался над этим странным чутьем и пришел к выводу: с его головой
творится что-то неладное. И сразу же успокоился: даже самые крепкие мозги
вряд ли без осложнений перенесут то, что произошло с ним. Так что все в
порядке - просто крыша едет. Главное, не во вред.
Дмитрий кружил по путаным улочкам, отыскивая путь к разбитым воротам,
через которые и вошел в крепость. Резня подходила к концу: жители крепости
уже не пытались сопротивляться. В большинстве они забивались по щелям, как
тараканы, и молили о милости своих богов. Но кое у кого еще оставался порох
в пороховницах и следовало проявлять осторожность. Как-то раз на него
напали трое сразу, каждый из своего темного угла, где затаился. Дмитрий
убил - всех троих. Мог, конечно, просто обезоружить и прогнать ко всем
чертям - пусть кто-нибудь другой режет им глотки, но не остановил меча на
полпути. Бессмысленно проявлять милосердие, которого не поймут. А чуть
позже он убил старуху - простоволосую и растрепанную, бросившуюся на него
из-за угла с копьем, зажатым в темных паучьих лапках. Он мимоходом вырвал у
старухи копье и жестом показал: "Убирайся!" Но та не ушла, осталась стоять
перед ним. Что-то дрогнуло в старушечьих выцветших глазках. Стояла,
кланялась в пояс и что-то лопотала, показывая дрожащим пальцем то на его
меч, то на свою морщинистую шею, и он прямо-таки читал в ее глазах мольбу:
"Убей меня, пожалуйста... Я все равно не выживу... Убей меня, чудовище..."
Он не выдержал, взял ее за седую голову и одним резким движением сломал
шейные позвонки. А она все это время благодарно улыбалась. Ей, возможно, и
вправду было не выжить, но старуха его доконала...
Сначала Дмитрий увидел красный цвет своей сотни и не подумал, что это
Мансур. Воин сидел, прислонясь к стене полуразрушенного дома. Затем он
заметил значок на правом плече - начальник. За пренебрежение к раненым
начальникам следует наказание. Наказания Дмитрий не боялся, но к чему?
Подойдя ближе, он узнал Мансура, подбежал и присел на корточки рядом. Грудь
ун-баши была залита кровью, кольчуга прорублена слева крепким ударом. Рана,
судя по всему, глубокая - задето легкое: на губах ун-баши красными
пузырьками вскипает кровь. Голова бессильно склонилась к левому плечу.
Дмитрий осторожно поднял ее за подбородок и заглянул в побледневшее лицо.
Мансур открыл мутные раскосые глаза. И улыбнулся.
- Гуль... - прошептал он.
- Молчи, - сказал Дмитрий. - Молчи...
- Э-э... - сморщился ун-баши. - Предки зовут... Знаю...
Он уцепился за Дмитрия и потянулся рукой к правому плечу.
- Лежи... - рявкнул Дмитрий, собираясь поднять Мансура на руки.
- Значок... твой... - прохрипел Мансур, слабо дернулся и повалился
набок.
Дмитрий посадил мертвое тело, в прежней позе прислонив к стене. Снял с
плеча значок десятника, покачал в руке, а затем решительно приколол его на
свое. Если сотник будет против, он отдаст значок, а пока пусть. Мансур
удивил его: Дмитрий и подумать не мог, что десятник решит сделать его
преемником. Закрывая ун-баши глаза, он впервые заметил, что ножны десятника
пусты. Дмитрий поднялся с корточек и огляделся. Меч лежал на земле чуть
поодаль. Дмитрий подобрал его, чтобы вложить в пустые ножны десятника, а
затем уж отнести мертвеца в лагерь. Мансур заслуживал подобной посмертной
чести, хотя Дмитрий никогда не думал, что сможет питать уважение к
отморозку, каким был покойный ун-баши. Впрочем, с таким уважением
относишься и к вышколенному боевому псу, без раздумий бросающемуся в драку
по приказу хозяина, а прикажешь сидеть - сдохнет, но с места не двинется.
Когда он уже поднимал мертвое тело, пальцы на что-то наткнулись - на
поясе ун-баши болталась сзади набитая сума. Дмитрий откинул кожаную крышку:
тусклой желтизной там мерцало золото. Да, Мансур своего не упустил...
Дмитрий отвязал сумку от пояса покойника и нацепил себе. Пригодится.
Он завязывал кожаный ремень сумы, когда улочку огласил душераздирающий
визг. Дмитрий поднял голову.
Из-за угла появился пехотинец в синем мундире, он волок за волосы
отчаянно отбивающуюся молодую женщину и оглядывался, словно разыскивая
что-то. Дмитрий собрался отвернуться - и так ясно, чем все кончится:
поимеет и прикончит. Надо убираться от греха подальше. Хватит с него и той
старухи... И вновь всколыхнулось в душе сожаление, что он не решился
убраться в глухомань и жить, ни во что не влезая. Побоялся свихнуться... Да
он и так уже на грани того, чтобы спятить: еще немного, и сам станет не
лучше всех этих средневековых вояк, какими бы сказками себя ни утешал. А то
и хуже: берсерком станет. Он уже становится.
Солдат повалил женщину и навалился, раздирая платье. Оголились
шоколадного цвета ноги. "На кой хрен тебя сюда принесло", - с тоской и
злобой подумал Дмитрий. И тут женщина повернула к нему лицо. Заплаканное,
детское, с пухлыми губами девочки-подростка, искаженное гримасой боли и
ужаса.
Он сам не понял, как оказался рядом. Солдат наполовину разодрал на
девчонке платье, наполовину задрал его и теперь торопливо стаскивал с себя
штаны. А она, увидев над собой Дмитрия, подавилась криком и выпучила глаза,
словно увидела собственную смерть.
Дмитрий наклонился над ничего не подозревающим солдатом, схватил за
ворот и пояс, поднял и швырнул в сторону. "Зачем? - спросил он себя. -
Думаешь, что-то изменить?" И вдруг словно раздвоился: был один Дмитрий, а
стало два, отчаянно спорящих между собой. "Я так больше не могу, - ответил
он себе. - Я вытащу только одного. Одну. Пока. Хватит и этого. Иначе..."
Отброшенный солдат обалдело поднялся на ноги. Увидев, что Дмитрий
стоит над девочкой, он разъяренно завопил, подвязал штаны и кинулся на
обидчика. Правда, в драку не полез - остановился и выплеснул на Дмитрия
поток яростных ругательств. Тот молча выслушал, а потом ткнул пальцем в
девчонку и сказал:
- Моя.
- Почему - твоя? - вскинулся солдат. - Ты нашел?
На его крики из-за того же угла выбежали еще шестеро: пятеро в синем и
один в красном - из сотни Дмитрия, но не из его десятка.
Дмитрий почувствовал слабый рывок под левой ногой и опустил взгляд на
девочку. Оказывается, он не заметил, что наступил на подол платья, и теперь
девчонка стремилась высвободиться и удрать.
"Куда ты, дура? К смерти торопишься?" - подумал он и цыкнул, скорчив
свирепую рожу. Та закрыла лицо ладошками. Острые девчачьи локти било
крупной дрожью. Дмитрий покрепче прижал подол к земле подошвой, а потом
вернулся к солдату, который продолжал поносить его, апеллируя к нежданным
зрителям.
- Куплю ее, - сказал Дмитрий. - Продай.
Солдат прервал ругань на полуслове.
- Купишь? - спросил он.
Дмитрий потянулся к суме Мансура. Вот и пригодилась. Он запустил руку
и вытащил, что попалось первым, - золотое ожерелье: тонкий обруч, а на нем
множество мелких золотых лепестков. Показал солдату:
- Хватит?
- Мало, - отрезал тот.
Дмитрий усмехнулся. Ему не жалко было бы отдать всю суму, но поступить
так - значит сделать откровенную глупость. Итак заплатил втридорога.
- Хватит, - возразил он и кинул ожерелье солдату. Затем снова показал
на девочку: - Худая. Некрасивая. Моя. Я купил.
- Ладно, - буркнул солдат, но сделкой был явно доволен.
Дмитрий отвернулся и опустился на колено перед "покупкой", которая
по-прежнему закрывала лицо руками. Взялся за тонкие запястья и развел руки
в стороны. Девчонка смотрела на него дикими, ошалелыми от страха глазами
цвета черной смолы.
Надо было ее успокоить. Дмитрий ободряюще улыбнулся: мол, повезло
тебе, дурочка, - все у тебя теперь будет в порядке. И вдруг глаза девчонки
закатились, а голова безвольно упала набок. Потеряла сознание. Ощущение,
будто ударили под дых. "Ничего не выйдет, - подумал он. - Забыл, где ты
находишься..." Он заскрипел зубами от бессилия. Зачем вмешался, дурак?
И вновь в ушах запел, затянул зудящую песенку невидимый комарик.
Дмитрий выхватил боевой нож и на развороте парировал предательский
удар меча, нацеленный в шею. Не потеряй девчонка сознания, он бы, наверное,
сбил солдата с ног, вырвал оружие и поинтересовался, какая моча ударила
тому в голову. А тут, не раздумывая, нанес удар в живот, пропарывая
закаленным ножом кольчугу. И лишь потом поднял взгляд.
Солдат, продавший ему девочку, выронил меч и схватился за руку
Дмитрия. Зрачки расширились от боли.
Дмитрий вырвал нож и ударил еще раз - почти снизу вверх, прямо в
перекошенный рот, кроша зубы. Раздался громкий щелчок:
пятидесятисантиметровое лезвие пробило черепную кость на затылке. И шлем.
Солдат конвульсивно дернулся и обвис. Дмитрий стряхнул труп с клинка и
воткнул нож в землю, счищая налипшие кровь и мозг.
Второй удар, каким бы жестоким он ни выглядел со стороны, был всего
лишь актом милосердия. Рана в живот - смертельна, а тут все мучения
обрываются разом.
Девчонка все еще лежала в обмороке. Дмитрий поднялся и обвел хмурым
взглядом свидетелей. Из пятерки в синих мундирах вышел вперед один.
- Я Музафар-бахадур. Ты убил моего родича. Я убью тебя, Гуль, знай
это. Я не боюсь твоей силы.
- Он напал, - сказал Дмитрий. - Я убил его. Нападешь ты - убью тебя.
Знай это.
- Я хочу забрать тело.
- Бери.
Обошлось без каверз. "Синие" подняли мертвого товарища и ушли. Остался
только солдат в красном мундире. Он подбежал к Дмитрию.
- Здорово ты его, - сказал он. - У тебя что, глаза на спине? Научишь?
Дмитрий не ответил. Он поднял бесчувственную девочку на руки и понес
туда, где лежал мертвый десятник. Солдат побежал следом. Дмитрий положил
девочку рядом с Мансуром. Разорванное платье разошлось, открыв выпуклый
живот цвета молочного шоколада и темный треугольник волос на лобке.
У него вдруг слегка закружилась голова. Не отрываясь, Дмитрий смотрел
на тело девочки, ее уже вполне оформившуюся, налившуюся упругой плотью
грудь, которая выглядывала из-под обрывков платья. В себя его привел смешок
за спиной.
- Чего смотришь? - спросил солдат. - Ты же ее купил!
Дмитрий медленно повернул голову к непрошеному советчику. Солдат
поперхнулся и отступил на шаг.
- Ты чего, а... - промямлил он.
Дмитрий вздохнул, остывая, поднял девочку и взвалил на плечо.
Прихватил труп Мансура за ворот кольчуги и примерился.
- Помочь? - участливо осведомился солдат, все еще маячивший рядом.
- Нет, - отрезал Дмитрий.
Он забросил мертвеца на другое плечо и пошел из крепости, неся
единственную свою добычу - мертвого десятника и купленную девчонку.
Мансура он похоронил неподалеку от лагеря, выкопав яму тем же ножом,
которым убил солдата. Снял с десятника пробитую кольчугу, наручи и оружие,
а затем спихнул тело в неглубокую яму. Сложил мертвые руки ун-баши на груди
и произнес надгробное слово:
- Прощай, отморозок...
Завалив покойника землей, Дмитрий принес с десяток крупных камней и
навалил на могилу невысокой пирамидой. В лагере он скажет, где лежит
мертвое тело Мансура, чтобы сородичи ун-баши могли похоронить его по своему
обычаю.
Девчонка пришла в себя и теперь ужом елозила по земле, пытаясь скинуть
веревки - Дмитрий связал ее, справедливо полагая, что первым делом
пленница, очнувшись, попытается удрать. И тем самым огребет полный комплект
приключений на свою округлую девичью задницу.
Он повернулся к ней. Та разом замерла, притворяясь, будто все еще без
сознания. Дмитрий смотрел на нее и решал: может, и вправду отвести подальше
от лагеря, а там развязать и дать хорошего шлепка, чтоб бежала быстрее.
Только куда? Позади за войском не осталось ничего живого - словно
гигантская саранча прошла. Что с ней будет? Уйти вместе с ней?
Дезертировать... Случаи дезертирства уже бывали. Он представил себе, как
они вместе с девчонкой уходят подальше в горы.
Нет. Это все глупость. Она удерет при первой же возможности. Господи,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг