его разберет.
Они постояли еще немного у горбатого. Рыжий заметил, что движок слегка
дымит, и посоветовал либо выставить зажигание, либо попробовать другую
картошку, черноземную, что ли. Дмитрию Степановичу не терпелось сесть за
руль своей внезапно ожившей игрушки. Рыжий понял его состояние и, не желая
задерживать, протянул мозолистую лапу:
- Ну, будь, здоров. Если что - заезжай. Мы ее бразильским способом
заправим.- И расхохотался.
Прошла осень, наступила зима. Дмитрий Степанович ездил на своем
горбатом вдосталь, но не чрезмерно, он ухаживал за ним и любил его, как
любят собаку или коня. Зажигание он, по совету рыжего, слегка
подрегулировал, и теперь на рыночной картошке горбатый совсем не дымил - по
морозцу из выхлопной трубы вырывалось облачко молочно-белого легкого пара.
Однако рыночные цены, сами знаете, больно бьют по бюджету, и топливо
обходилось Мостовому немногим дешевле того отборного бензина, что отпускают
на бензоколонках иностранцам и некоторым нашим соотечественникам по
спецталонам.
Мостовой перешел на картошку из магазина. Горбатый ответил на это сизым
шлейфом. Тогда Дмитрий Степанович с помощью дворовых умельцев поставил под
головку болта особую, сделанную на заказ прокладку из мягкой латуни. Шлейф
исчез. Пакетадругого картошки вполне хватало на дневные разъезды. Но тут
ввели сезонные цены и какие-то надбавки, и та же картошка, что прежде, стала
называться по-иному и стоить здорово дороже.
Разъезды пришлось умерить. Однако Дмитрий Степанович продолжал поиски
экономических решений, и не впустую.
Так случилось, что на районной плодоовощной базе работал водителем
электрокара знакомый знакомого Мостового. За более чем скромное
вознаграждение знакомый знакомого согласился подвозить к бетонному забору
контейнер с гнилой, можно сказать, бросовой картошкой и сваливать ее не где
придется, а как раз в том месте, где неизвестные лица проделали в бетоне
брешь, через которую выносились на волю овощи и фрукты - как для личного
потребления, так и с целью наживы. Конечно, гнилая картошка не представляла
интереса для общества, и все же операция по ее переброске относилась к числу
сомнительных. Впрочем, охрана не досаждала ни электрокарщику, ни Дмитрию
Степановичу, поскольку акт передачи происходил на том участке, который по
негласному соглашению всех заинтересованных сторон признавался
экстерриториальным.
Возле бреши в стене Мостовой и стал заправляться по мере надобности. Из
выхлопной трубы снова потянул дым, пришлось положить вторую прокладку.
Горбатый мчался по зимним улицам наперекор стихиям, и сердце водителя
Мостового наполнялось чувством гордости. "Мы парни бравые, бравые,
бравые..." - напевал он. В зеркальце заднего вида таяли безнадежно
отставшие, робкие, слабенькие таксомоторы. В такие минуты он ловил себя на
непроизвольном движении - опять и опять Мостовой тянул к себе рулевую
колонку. Откуда только берутся такие привычки? Ведь не стал же он сталинским
соколом, не пустили.
Тот бритоголовый из районного ДОСААФа долго вертел в руках его
заявление, читал и перечитывал автобиографию - жизнь только начиналась и
казалась бесконечной, и вся она укладывалась тогда в пять фиолетовых строк,
написанных пером © 86, тусклым желтым пером, которое писало с правильным
нажимом.
-- Отец где? - спросил бритоголовый.
- Нет отца.
- На фронте погиб?
- Не на фронте.
- А где?
- Мне не сказали. Где другие, там и он.
- Дела,- сказал бритоголовый инспектор и замолчал. Мостовой все понял и
встал, чтобы уйти. Инспектор посмотрел на него исподлобья и крикнул: - Сядь!
И что вы такие обидчивые? Всем летать хочется, да не всем можется. Мне вот
тоже полетать бы, а я вместо этого заявления читаю. Ты в каком техникуме?
- В финансовом.
- Ну и считал бы себе деньги. Так нет, ему в небо надо. Кончилась
война, понимаешь, кончилась, не станешь ты трижды героем Покрышкиным!
Всю жизнь, до самой пенсии, Дмитрий Степанович считал деньги, большей
частью чужие. Он не раз говорил себе - мне просто повезло, что я не попал в
летную школу. Мне просто повезло, что бритоголовый не стал дурить мне
голову, а сразу определил на вечерние курсы водителей. Правда, у меня всю
жизнь не было своего автомобиля, но я иногда ездил на чужих. И что из того,
что я так много растерял, пока добрался до шестидесяти, зато теперь у меня
есть горбатый...
При этой мысли все былые заботы растворялись в сиюминутной радости.
Дмитрий Степанович отпускал руль, руки его расслаблялись, и он лишь слегка,
одними пальцами, подправлял рулевое колесо, чтобы машина верно держала
дорогу.
На овощной базе картошку перебирала бригада, присланная из шефской
организации. Нашему читателю об этом рассказывать не надо, сам собаку съел;
но, глядишь, переведут рассказ на зарубежные языки, и посыплются вопросы:
как это так? что за шефская организация? Положим, что это за организация в
данном конкретном случае, мы все равно не скажем, вывески у нее нет, адрес в
справочниках не обозначен; а в общих чертах, что за шефство, как оно
выглядит,- это можно.
Представьте себе большой зал, сырой и холодный, в котором стоит - то
есть в том смысле, что на полу, стоит всегда, а в том, что не работает,-
большей частью,- так вот, стоит громоздкая машина, от которой отходят в
стороны два заляпанных грязью транспортера. Время от времени подъезжает
электрокар - осознали связь с сюжетом? - и сыплет в бункер машины картошку.
Приходят в движение транспортерные ленты, неторопливо несут на себе темное
месиво с вкрапленными в него картофелинами. Вдоль ленты стоят те самые
шефы - большей часть женщины в заношенных пальто, поверх которых самые
аккуратные надевают клеенчатый фартук. Руками в резиновых или тряпочных,
совсем никудышных перчатках они брезгливо снимают грязь и гниль и швыряют в
стоящие рядом контейнеры. Целые же клубни вместе с тем, что брезгливые
женщины не успели выкинуть, сыплются в мешок. Его оттаскивают от машины тоже
шефы, но не женщины, а мужчины. Мешки отвозят обратно в хранилище, где
картошка снова потихоньку гниет и по прошествии времени опять поступает на
конвейер. Возможно, некоторая часть клубней попадает также в магазины, но
поручиться за это нельзя.
Недобровольные помощники работают кое-как. Хорошо тем, кто курит.
Курение вредно для здоровья, но про курящего никто не скажет, что он
бездельник: он занят курением. Лишь с Приближением райкомовского
уполномоченного - чисто одетого, шумливого, к практическому делу не
приспособленного человека - шефы начинают изображать деятельность.
И вот что еще мы обязаны сообщить нашему зарубежному читателю, а может,
и отечественному, из числа тех, которые, что называется, не от мира сего.
Будучи завсегдатаями баз, мы заметили, что в каждой партии горожан, идущих
на переборку овощей и картофеля, находится энтузиаст, которому до всего есть
дело. Он хочет отделить зерна от плевел, поставить с головы на ноги, навести
порядок там, где властвует хаос. Обычно энтузиаста хватает ненадолго.
Осознав тщетность своих попыток, он включается вместе с другими в
иррациональную деятельность по раскладыванию и разделению.
В тот день, до которого докатилось наше повествование, на базе тоже
оказался энтузиаст - немолодой грузный человек в очках, берете и заляпанной
грязью дутой куртке. Он ретиво, с не нужной никому скоростью, оттаскивал
мешки и лез к рабочим базы с советами. Его посылали куда принято, однако
энтузиаст не сдавался.
Он смазал машинным маслом визжащие шестерни транспортера, оживил
умолкший навеки автопогрузчик и, главное, шепнул несколько слов
райкомовскому погоняле, после чего тот тихо и навсегда ретировался.
Конечно, если бы мы с вами лезли в чужие транспортеры и давали
рекомендации разным начальникам, нас, вполне возможно, могли бы неправильно
понять. Но энтузиаст, в отличие от нас с вами, был доктором наук, лауреатом
разнообразных премий, завотделом института без вывески. Его авторитет вкупе
с манерой поведения оказывали должный эффект на деятелей разного ранга.
К тому же он умел не только распоряжаться, но и работать.
Наладив дело по своему разумению, доктор и лауреат встал к транспортеру
и принялся вместе с женщинами отделять годную картошку от сгнившей. К этому
занятию, как, впрочем, и всякому другому, он относился серьезно, потому что
знал по опыту, что от всякой несуразной малости могут произойти большие
неприятности или же, напротив, существенные успехи. Он придирчиво осматривал
каждый клубень, который попадал в его цепкие руки, и ни одного испорченного
не пропускал.
Набрав в большие ухватистые ладони горсть картофельного мусора, доктор
и лауреат отбросил его в контейнер с отходами.
Что-то блестящее соскользнуло с ладони и ударилось со звоном о стенку.
- Ты поосторожней,- назидательно сказал водитель электрокара. В
ожидании, пока наполнится контейнер, он стоял рядом и покуривал.- Набросаешь
железа, двигатель запорешь.
Электрокарщик склонился над контейнером, вытащил какой-то болт и
отшвырнул его подальше.
- Разъясните, товарищ,- обратился к нему лауреат,- вот это, что здесь,-
оно идет на корм свиньям?
- Будут тебе свиньи жрать такое. Это для технических надобностей.
Чем отличается ученый человек от обывателя? Прежде всего тем, что не
пропускает мимо ушей информацию, а откладывает ее в дальних уголках своей
лобастой головы, чтобы потом, при удобном случае, использовать в научном
поиске. Случай же подвернулся очень скоро. Можно сказать, в тот же день.
После смены доктор и лауреат задержался - ему выписывали справку,
которая подтверждала то очевидное обстоятельство, что профессор с бригадой
трудились на переборке картофеля. Все уже разошлись, и профессор шел вдоль
забора к проходной в одиночестве. Фонари светили скудно, однако вполне
достаточно, чтобы разглядеть брешь в бетонной ограде, а за ней - нашего
давнего знакомого Дмитрия Степановича, который лопаткой накладывал в ведро
картофельную гниль.
Упомянутое свойство ученого подмечать разные факты заставило доктора и
лауреата замедлить шаг и присмотреться к действиям незнакомого человека.
Разумного объяснения им не находилось, и лауреат, движимый исключительно
научным любопытством, осведомился, предварительно сняв ондатровую шапку:
- Прошу простить, если мой вопрос покажется вам неуместным, но для чего
вам такая, с позволения сказать, картошка?
Дмитрий Степанович застыл. Он не испугался - не впервой было ему
встречать разных людей у пролома в стене, никакого криминала он не совершал,
это гнилье все равно на выброс,- нет, он не испугался, а изумился.
Уставившись на голову лауреата, Дмитрий Степанович спросил:
- Вы все еще хотите летать?
У лауреата была бритая голова и выражение лица точь-в-точь, как у того
инспектора, который читал заявление в ДОСААФе и кругом был прав - не стал
Дмитрий Степанович трижды героем, единожды тоже не стал, куда там. Но разве
можно сказать, что ему не повезло в жизни? И если даже можно, то кому
сказать - где тот человек, который будет слушать...
- Я никогда не хотел летать,- ответил бритоголовый, посмотрел
внимательно на Мостового и не стал его ни о чем спрашивать. Они были
примерно одного возраста, просто лауреатов в такие годы на пенсию не
отпускают.
Бритоголовый надел шапку, еще раз поклонился и двинулся к проходной.
- Постойте! - закричал Дмитрий Степанович.- Я сказал глупость. У меня в
голове все перепуталось. Это же было сорок лет назад, даже больше...
Бритоголовый остановился, обернулся, подошел. И Дмитрий Степаноич вдруг
взял да и рассказал ему странную историю, с ним происшедшую. Он не скрыл
ничего и только время от времени делал широкий жест в сторону горбатого,
призывая его в свидетели.
И опять сыграло свою роль замечательное свойство настоящего ученого
ничего без доказательств не отвергать и не отбрасывать.
Бритоголовый залез по уши в багажник, пощупал руками мешок, обнюхал
картошку, самолично засыпал ее внутрь и запустил двигатель. Поднял капот,
посмотрел с минуту, как работает мотор, нажал на тягу дроссельной заслонки,
отчего мотор взревел и затих, потом вытер руки большим платком и обнял
Дмитрия Степановича за плечи.
Дмитрий Степанович почувствовал, что стоит на пороге исторического
события.
Поглядывая то на Мостового, то на тарахтевший автомобиль, лауреат
произнес:
- Вы не понимаете, на каком сокровище ездите. Это же революция в
энергетике! У нас в стране неиссякаемые запасы такого сырья! - Тут профессор
убрал одну руку с плеча Дмитрия Степановича и широким жестом указал на
овощную базу, тонувшую в зимней вечерней тьме.- На этих складах таится
энергия, сравнимая разве что с энергией Солнца! И мы добудем ее с вашей
помощью, дорогой мой...
Дмитрию Степановичу ничего не оставалось, как назвать свои имя и
отчество, а заодно и телефон, каковой был тут же записан в блокнот. От
предложения подбросить до дому бритоголовый отказался - у проходной его
ждала казенная машина.
Утром Дмитрия Степановича разбудил телефонный звонок. Некто по
поручению руководства приглашал уважаемого товарища Мостового вместе с
принадлежащим ему транспортным средством прибыть по следующему адресу...
Дмитрий Степанович, еще не совсем отошедший ото сна, решительно отказался.
Его не прельщала перспектива тащиться куда-то поутру, когда так приятно
поваляться в постели. И к тому же - зачем гласность в столь деликатном деле?
Дойдет история до ГАИ, там сейчас нравы строгие, того и гляди, снимут
номера.
Через полчаса позвонил лично бритоголовый. Еще через полчаса Дмитрий
Степанович, съев на ходу бутерброд с сыром, отбыл по указанному адресу.
На испытательной площадке института Мостовой в присутствии собравшихся
дозаправил автомобиль, сделал два круга, заглушил мотор и был приглашен в
кабинет директора. По дороге бритоголовый подарил ему свою книгу
"Альтернативные источники энергии и их применение в народном хозяйстве", на
которой уже имелась дарственная надпись, намекающая на дальнейшее
плодотворное сотрудничество.
Разговор в кабинете был долгим и утомительным. Вертелся он вокруг того,
что горбатого в интересах науки и всего нашего общества необходимо передать
на баланс института, а владельцу, то есть Мостовому, будет выплачена
компенсация с учетом износа, в общем, как оценит комиссия.
Дмитрий Степанович кивал головой, когда речь заходила о
государственных, интересах, но отдать машину? - дудки. Ему снова
втолковывали про ценность альтернативного топлива, намекали на нужды
оборонной техники - сами понимаете, в какую копеечку обходится,- а со
временем, надо полагать, гражданскую авиацию переведем, ну и, понятно, если
какая премия, не исключено, что и самая главная...
Мостовой оставался непреклонным. Не отдаст он горбатого ни на чей
баланс, не отдаст чужим людям ковыряться в двигателе.
Вот сосед оставил своего "Москвича" на станции техобслуживания, так ему
новенький карбюратор взяли и подменили. А что до народного хозяйства и нужд
оборонной техники, то для того существует целый институт с его докторами и
кандидатами. Посмотреть - это пожалуйста. И премию-то, премию за что?
Разошлись недовольные друг другом. На следующий день позвонил директор
и предложил взамен горбатого новенького жигуля, даже "Волгу" - министерство
как-нибудь да уломаем, но прежде нужно согласие самого Дмитрия Степановича.
И на сей раз Дмитрий Степанович ответил отказом. Знаете, его можно понять:
на эти "Волги" бензина не напасешься, да и "Жигули", если между нами, машина
устаревшая и довольно прожорливая.
Прошла неделя. Институт не снимал осады. Мостовой не сдавался. И тут в
бритую голову лауреата пришла замечательная идея. Не хотите продать, не
хотите меняться - не надо. Лучше идите-ка вы к нам работать, товарищ
Мостовой, вместе со своим любезным автомобилем. Дадим вам помещение, дадим
оклад приличный, не в пример пенсии, а вы уж позвольте нам приглядеться к
горбатому, снять рабочие чертежи. Глядишь, создадим устройство не хуже.
Когда надо было, и не такое делали.
Дмитрий Степанович задумался. Честно говоря, ему уже начинала надоедать
пенсионная жизнь, он понимал, что дальше слаще не будет. Не быть ему уже
трижды героем, и единожды не быть, а вот лауреатом глядишь да и станет,
хотя, конечно, если подумать, нет в этом личной заслуги Дмитрия Степановича,
а только счастливое стечение обстоятельств. Но разве в том мудрость, чтобы
обстоятельствами не пользоваться?
Подумал Мостовой, взвесил все и согласился.
Жалеть о решении не пришлось. Горбатого загнали в просторный бокс на
яму, выложенную кафелем, словно это и не яма вовсе, а ванная в
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг