Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
интуристовской гостинице. Прямо из бокса дверь вела  в  лабораторию.  Там  в
несколько этажей стояли приборы, совершенно непонятные  Мостовому,  а  также
письменные столы, и компьютер с дисплеями, и  еще  такая  хитрая  штука,  на
которой можно чертить световым лучом. Когда на этой штуке никто не  работал,
Дмитрий Степанович, чтобы не выглядеть бездельником при современной технике,
рисовал лучом разные картинки, которые быстро стирал, если кто-нибудь к нему
приближался.
     В лаборатории поселились два самоуверенных молодых человека в джинсах и
лаборантка по имени Ниночка. Представления  Дмитрия  Степановича  о  научной
работе сложились под влиянием кинематографа. В лабораториях время от времени
что-то вспыхивает и взрывается, а в остальное время ученые пьют чай и горячо
спорят. Ничего подобного не  происходило.  Мальчики  в  джинсах  целый  день
что-то  считали,  измеряли  и  чертили,  ни  о  чем  не  спорили,   а   чай,
приготовленный Ниночкой, пили  быстро  и  молча,  не  отрываясь  от  работы.
Мостовому это нравилось.
     Ему нравился и слесарь Николай Никитич,  который  хозяйничал  в  боксе.
Поначалу он был грубоват с Мостовым, полагая его начальством, которое в деле
не понимает, а командует. Однако, уяснив, что Дмитрий Степанович командовать
не собирается, а в случае чего не брезгует испачкать руки  машинным  маслом,
стал называть его Степанычем.
     Еще одним членом коллектива была тетя Шура; впрочем, она  числилась  по
другому ведомству. Тетя Шура сидела  с  вязаньем  за  маленьким  столиком  у
дверей и требовала у всех приходящих, даже у  Дмитрия  Степановича,  даже  у
бритоголового, предъявить пропуск с  особой  отметкой.  Она  звалась  бойцом
вооруженной охраны, из-под ее шерстяной кофты  выглядывала  темно-коричневая
кобура. Что было  в  кобуре,  того  Дмитрий  Степанович  не  знал,  но  знал
доподлинно, что раз в квартал тетя Шура ходит на учебные стрельбы и поражает
мишени на оценку "отлично". Все в  институте  понимали,  что  альтернативное
топливо может быть использовано в разных целях, поэтому к миссии  тети  Шуры
относились  с  уважением.  Если  случалось  по  какому-то  поводу  съесть  в
лаборатории торт, то  с  тетей  Шурой  обязательно  делились,  приносили  ей
угощение на столик, потому что бойцу с поста отлучаться не положено.
     Дмитрия Степановича поставили старшим научным сотрудником,  провели  по
конкурсу,  выделили  библиотечный  день.  По  средам  он  честно   сидел   в
библиотеке, пытаясь разобраться в  терминах,  которыми  запросто  сыпали  не
только джинсовые сотрудники, но и слесарь Николай Никитич.  Вскоре,  однако,
Дмитрий Степанович осознал, что библиотечный день  можно  рассматривать  как
дополнительный выходной, и стал распоряжаться им по своему усмотрению. Но  в
остальные дни - не столько из чувства долга, сколько по  свойству  натуры  -
пытался отрабатывать свою зарплату, хотя бы отчасти, помогал, чем  возможно,
.Никитичу.
     После некоторого колебания Мостовой вызвал к себе всех  сотрудников,  и
они составили план работы. Дмитрий Степанович обсчитал его по всем  правилам
финансового  искусства.   Бритоголовому   план   понравился,   директор   за
проявленную  инициативу  объявил  старшему  научному  сотруднику   Мостовому
благодарность в приказе.
     Горбатого тем временем поставили на беговые барабаны, он мчался на  них
во весь опор, не сходя с места. К выхлопной трубе прицепили кишку, другой ее
конец подвели к непонятному  прибору,  который  вычерчивал  дерганую  линию,
вроде гребенки. Парни объяснили, что по этой гребенке можно прочесть  состав
выхлопных газов на разных режимах движения и с разным горючим.
     Испытали  таким  образом  и  гнилую  картошку  с  базы,   и   приличную
магазинную, и рыночный "лорх". Как и предполагалось,  горбатый  лучше  всего
переваривал "лорх", на нем рабочие характеристики  были  просто  загляденье.
Впрочем, и на других сортах все системы автомобиля работали нормально.
     Месяц спустя Ниночка положила перед Мостовым  напечатанную  на  машинке
статью.  Она  называлась  "К  возможности  использования   в   автомобильном
двигателе растительного горючего,  получаемого  из  многолетних  травянистых
клубненосов семейства пасленовых (Solanum  tuberosum)".  Дмитрий  Степанович
мало что понял, но этого и не требовалось. Нужна была  только  его  подпись,
потому что в списке авторов он стоял на третьем месте, сразу после директора
и бритоголового. Джинсовые ребята значились дальше.
     Ниночки и Николая Никитича не было вовсе. Мостовой заколебался  -  надо
ли ему впутываться,- позвонил бритоголовому. Тот сказал - надо,  не  нарушай
традицию. И Дмитрий Степанович подписал. В конце концов, его машина или нет?
Где была бы эта статья, если бы не горбатый?
     Позже был написан и гораздо более подробный отчет, содержание  которого
разглашать не положено. Отчет переплели, пронумеровали страницы и  сдали  на
хранение в особую комнату, из которой  извлечь  что-либо,  даже  собственной
рукой написанную бумагу, неимоверно трудно.
     Дальше по плану надлежало разобрать двигатель горбатого,  с  тем  чтобы
изготовить рабочие чертежи. Дмитрий  Степанович  всячески  пытался  отдалить
этот этап исследований, но больше тянуть было нельзя.
     Николай Никитич поднял капот и  положил  поудобнее,  под  правую  руку,
сияющие хромом гаечные ключи. Час спустя он осмотрел разложенные  на  чистой
холстине снятые с двигателя железяки и заявил недвусмысленно:
     - Эта хреновина работать не может.
     И  в  самом  деле,  когда  убрали  с  движка  разные   причиндалы,   то
обнаружилось,  что  от  пыльного  мешка  с  картофелем  к  самому   обычному
запорожскому карбюратору тянется газоход, составленный из  обрезков  труб  и
консервных банок. Больше ничего не было - ни  реактора,  ни  ферментера,  ни
другого аппарата, который ожидали увидеть технически грамотные юноши.  Каким
образом на столь коротком пути, болтаясь между  жестяными  стенками,  гнилая
картошка превращалась в горючее, мало-мальски пригодное для мотора,- того не
понял никто.
     Вызванный  по  такому  случаю  бритоголовый  пощупал  трубу   пальцами,
заглянул внутрь и сказал:
     - Дела!
     Мостовой хотел прокомментировать, но сдержался.
     - Теорию отложим на потом,- произнес бритоголовый и строго посмотрел на
мальчиков в джинсах.- С преобразованием энергии мы  еще  разберемся.  Сейчас
важнее разобрать двигатель. - И он не менее строго посмотрел на  Никитича  и
Ниночку. Мостовому он молча пожал руку и ушел.
     Ничему уже не удивляясь, Никитич разобрал двигатель до конца.  Юноши  с
помощью Ниночки обмерили, зарисовали и сфотографировали все детали вместе  и
каждую по отдельности. Потом  они  занялись  обработкой  данных,  а  Дмитрий
Степанович, почувствовав себя при  деле,  стал  помогать  Никитичу  собирать
движок, следя внимательно, чтобы ни одна шайбочка, ни  одна  прокладочка  не
затерялась.
     Они затянули все болты, подсоединили все контакты и  включили  стартер.
Двигатель не запускался.
     В заляпанных маслом,  протертых  на  коленях  комбинезонах  они  часами
копались в чреве горбатого. Тетя Шура протестовала, поскольку  на  вверенном
ей объекте грубо нарушались правила внутреннего распорядка.. Мостовой  писал
служебные записки  с  просьбой  разрешить  работу  в  выходные  дни.  Они  с
Никитичем разбирали  и  собирали,  чистили,  продували,  промывали,  сушили,
протирали, зачищали и снова собирали. Двигатель молчал.
     Месяц спустя Дмитрий Степанович взял  отгул  за  работу  в  выходной  и
отправился в пригородный  поселок  к  рыжему,  чтобы  узнать  у  него  адрес
чистопольского шурина.  "Не  дадут  командировку,-  размышлял  в  электричке
Дмитрий Степанович,- возьму за свой счет. Или даже уволюсь. Сдалась  мне  их
зарплата".
     Он ничего больше не хотел в жизни, лишь бы горбатый завелся.
     Во дворе, где жил рыжий, за  зеленым  забором  колол  дрова  незнакомый
верзила. Он нехотя объяснил, что о рыжем знать не знает,  что  покупал  этот
дом совсем у другого человека, а рыжий здесь жил  на  птичьих  правах,  так,
снимал комнату. И где он теперь - неизвестно. Может, в Якутске, а  может,  в
Батуми.
     Дмитрий Степанович впал в  отчаянье.  Он  исправно  ходил  в  институт,
здоровался с тетей Шурой, отсиживал за столом положенное время,  прощался  с
тетей Шурой, возвращался домой, ужинал, смотрел программу "Время" и  ложился
спать. Сны ему не снились.  Не  то  чтобы  с  полетами,  вообще  никакие  не
снились. Один раз, правда, он увидел себя в воздухе и хотел  взмыть  повыше,
но тут понял, что сидит в телеге без лошади, а в руках у него вожжи, которые
ни к чему не привязаны, и, как только он потянул за них, телега рассыпалась,
с визгом отвалились колеса, и Дмитрий Степанович рухнул с малой  высоты.  Он
проснулся, встал, выпил воды, посмотрел бессмысленно в темное  окно,  лег  и
уснул мертвым сном, до будильника.
     Уже стояло лето. В  ближайший  библиотечный  день  Дмитрий  Степанович,
повалявшись от души в постели, напился чаю и отправился на рынок  за  свежей
зеленью. По пути его подхватил сосед на "Москвиче".
     - Что пешком-то ходишь? - спросил сосед.- В ремонте твоя, что  ли?  Мою
тоже на той неделе заколдобило, и ни  в  какую.  Не  заводится,  хоть  умри.
Хорошо  еще,  добрый  человек  посоветовал  -  проверь,  говорит,   контакты
прерывателя, дела на пять минут, проще пареной репы. Не поверишь - завелась?
     Дмитрий Степанович слушал его  болтовню  вполуха,  и  только  один  раз
помимо воли насторожился, как будто слово, случайно оброненное,  зацепило  в
нем какую-то струну. Он напрягся, чтобы вспомнить. Проще пареной репы... Что
тогда говорил ему рыжий, после того как они  отправили  восвояси  соседа  на
"Москвиче"? Конечно, горбатый может ездить  на  чем  угодно,  не  только  на
картошке, и мало ли почему картошка ему разонравилась!
     Он относился к горбатому как к родному.
     Дмитрий Степанович выскочил у рыночных ворот, скорым шагом прошел вдоль
летних открытых рядов и, не прицениваясь, накупил гору овощей, набил ими две
вместительные пластиковые сумки. Потом поймал такси и  назвал  шоферу  адрес
института.
     Тетя   Шура   обрадовалась   его   приходу,   но,   будучи   работником
дисциплинированным, сказала только:
     - Предъявите пропуск.
     В боксе никого не было. Горбатый выглядел скверно.  Капот  был  опущен,
дверцы открыты.
     Дмитрий Степанович прислонил сумки к  каменной  стене  и  отправился  в
лабораторию. Там было шумно. Орало радио, свистел чайник,  джинсовые  ребята
сидели на подоконнике и обсуждали шансы "Спартака" на выход в  финал  кубка.
Ниночка раскладывала на большой тарелке булочки с повидлом. Николай  Никитич
курил. Все в точности как в кино.
     Мостовой понял, что на горбатом поставили крест.
     Он тихо прикрыл дверь и пошел в бокс.  Открыл  багажник,  вытряхнул  из
мешка остатки картошки и насыпал в  него  отборной  репы,  по  рублю  пучок.
Команда стояла за его спиной, но он делал вид,  будто  никого  не  замечает.
Никитич протянул ему ключ зажигания...
     Проще пареной репы бывает только в присказках. Машина молчала.
     Потом они проверили по очереди все овощи, принесенные с  рынка.  Машина
молчала.
     От  Ниночкиного  подношения  -  связки  бананов  -  Дмитрий  Степанович
отказался. Предположим, заведется двигатель на бананах - ну и что?  Огромный
автопарк страны импортными бананами не накормишь, а свои у нас не растут.
     Бананы разделили поровну и съели.
     В самом конце дня пришел бритоголовый.
     - Наслышан о ваших трудностях,- сказал он, косясь в сторону горбатого.-
Право, не знаю, как быть. Боюсь, что тему снимут с финансирования...
     - Меня уволят? - безразлично спросил Дмитрий Степанович.
     - Зачем же так... Но  эксперимент,  сами  видите,  не  воспроизводится,
следовательно...
     - А зачем его разбирали? - спросил Дмитрий Степанович, пытаясь  поймать
взгляд бритоголового.- Разве так можно?  Если  бы  у  вас  вынули  из  груди
пламенный мотор,  растащили  на  кусочки,  а  потом  опять  зашили,-  вы  бы
запустились?
     - Вряд ли.- Бритоголовый даже не улыбнулся.- Мне такое и  в  голову  не
приходило. Вы думаете, он - живой?
     - Он не живой! - закричал Дмитрий Степанович.- Он  железный!  Это  я  -
живой!
     Он хотел еще сказать, что у них с горбатым одна  судьба,  что  оба  они
воспитаны на картошке, исправно вкалывали, когда им не лезли в душу,  и  что
возраст тоже дает  себя  знать,  но  ничего  этого  не  сказал,  потому  что
встретился взглядом с бритоголовым. Глупо ему это говорить, у  него  судьба,
может,  еще  круче  завернута,  а  если  лезет  в  душу,  то  ради  утоления
ненасытного научного любопытства.
     Только от этого не легче.
     Дмитрия Степановича не тронули. Даже  после  того  как  из  лаборатории
вынесли приборы, после того как ребят и Ниночку перевели в другой  отдел,  а
Никитич ушел в институтский гараж механиком. Осталась только  тетя  Шура,  у
нее такая работа.
     Бритоголовый пришел лишь однажды. Поговорил о том о  сем,  справился  о
здоровье, подарил еще одну свою книжку - "Популярно об энергетике" и сказал,
что Дмитрия Степановича никто не торопит, но  если  он  придет  к  какому-то
решению, пусть даст знать ему или непосредственно в  дирекцию.  Бритоголовый
выждал паузу, будто надеялся,  что  Дмитрий  Степанович  сразу  и  придет  к
решению, которое от него ожидалось, но тот промолчал.
     Теперь он приходил на службу когда придется. Подходил к горбатому, клал
ему в мешок что-нибудь вкусненькое, всякий раз безуспешно, садился  рядом  и
принимался рассуждать, будто горбатый мог его слышать. Оба они  недополучили
кое-чего в своей жизни, но терпели и не жаловались,  тянули  свою  лямку,  и
теперь, на старости лет, когда ничего не вернуть и не  исправить,  только  и
оставалось, что поговорить.
     До тети Шуры доносился негромкий голос, она качала головой и  вздыхала.
Ей было жаль Дмитрия Степановича, но, чтобы его не обидеть, она ему этого не
говорила.
     Иногда Дмитрию Степановичу казалось, что горбатый заболел, что  у  него
переутомление или,  может  быть,  нервное  расстройство,  что  ему  душно  в
помещении. Дмитрий Степанович открывал настежь окна,  включал  вентиляцию  и
легонько поглаживал горбатого по лобовому стеклу.
     Осень наступила рано, она  была  слякотной  и  темной.  Однажды  утром,
собираясь на службу, Мостовой отдернул занавеску  и  понял,  что  никуда  не
хочет идти, нечего ему делать в кафельном боксе и  хватит  возиться  с  этим
горбатым, надоело, все надоело. Он набрал номер бритоголового.
     - Пон-имаю,-  сказал  бритоголовый.-  Жаль,  что  вы  уходите  от  нас.
Конечно, от неудач никто не застрахован, но если вы...
     - Какие неудачи? - перебил его Мостовой.-  Это  все  тщеславие.  Глупо,
наверное, но иногда хочется быть героем.  Теперь  уже  не  хочется.  Верните
машину.
     - Хорошо, через неделю. Поставим новый двигатель и  вернем.  Это  будет
по-честному.
     - Не надо двигателя,- попросил Мостовой.- Верните как есть.
     Он лег и лежал, не двигаясь, с закрытыми глазами. С постели его  поднял
шум во дворе.  Встал,  посмотрел  сквозь  мокрые  стекла,  как  двое  парней
закатывали на руках его машину поближе к крыльцу. Горбатый стоял впритирку с
газоном, крыша присыпана жалкими серыми листьями, за голубой  бок  уцепилась
колючая ветка боярышника.
     Дмитрий Степанович отошел от окна, вызвал по  телефону  врача  и  снова
лег.
     Он лежал день, и два, и три, не думая ни  о  чем  и  ничего  не  желая,
только изредка шел на кухню, чтобы заварить себе чаю.
     Пришел Никитич, принес пакет апельсинов - вот, Степаныч, машина их  все
равно не ест, поешь сам, для поправки. Дмитрий Степанович съел один апельсин
из вежливости, остальные положил в холодильник и забыл про них.
     На другой день в дверь позвонила тетя Шура. Она  прошла  на  кухню,  не
обращая внимания на хозяина, и стала разгружать кошелку. В кошелке  оказался
термос с горячим борщом, отварная рыба в кастрюльке и куча картошки, еще  не
остывшей, завернутой в толстую байку.
     - Хватит в стенку глядеть,-  сказала  тетя  Шура.-  Иди  поешь.  Лучшее
средство от всех болезней. Твой горбатый тоже здоровый был, пока на картошке
сидел.
     Дмитрий Степанович пошел в ванную,  умылся,  надел  костюм,  пораскинул
мозгами немного, вышел в переднюю, набросил плащ и всунул ноги в ботинки.
     - Рехнулся? - спросила тетя Шура.- Поел бы в тапочках.
     Дмитрий Степанович взял на кухне байковый  узел  с  картошкой,  завязал
потуже и пошел в переднюю.
     - Ты куда? - закричала тетя Шура.- Тебе нельзя, ты больной!
     А сама шла следом и придерживала дверь, чтобы сквозняком не захлопнуло.
     Мостовой подошел к  машине,  достал  из  плаща  запасные  ключи,  отпер
дверцу, поднял крышку багажника и сыпанул от души  теплой  чистой  картошки.
Через опущенное стекло повернул ключ в замке зажигания -  и  вдруг  горбатый
дернулся. Он вздрогнул раз и другой, застучал невпопад, захлебываясь,  цокая
клапанами,  взвизгивая  на  высокой  ноте,  замолк  на   мгновенье,   словно
раздумывая, что ему делать дальше, и ровно, без  натуги,  затарахтел  -  так

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг