- Ты глотай, милая... А теперь вставай... И пошли, пошли... Держись за
меня... И-и, раз ножкой... И-и, два другой...
Ее поддерживали с двух сторон, ей помогали шагать. Она была как
пьяная - мысли путались, ноги заплетались, перед глазами все плыло,
качалось, дрожало - и это было очень смешно.
- Улыбается, красавица... Вот и правильно. Посмейся, посмейся...
Ее привели в теплое и светлое место. Раздели. Заставили сесть.
- Ручку, ручку подними... Теперь ножку давай сюда... Вот, хорошо. Вот,
умница...
На нее лили горячую воду, ее окунали, оттирали, намыливали. Потом ее
завернули в нечто большое и мягкое, сунули в рот что-то вкусное и
рассыпчатое.
Ей хотелось спать.
Но чужие руки неустанно тормошили ее, а добрые голоса все что-то от нее
требовали:
- Жуй... Одевайся... Пей... Встань... Ляг...
Потом она долго куда-то падала и слушала, слушала, слушала дурманящий
ласковый голос:
- Невеста... Ну чистая невеста...
* * *
К утру буря стихла.
Накинув на плечи мужнину фуфайку, баба Маша вышла посмотреть на липу.
Несколько раз обошла она колодец и поваленное дерево, а потом заметила в
траве у корней два слабеньких ростка с листьями-сердечками. И на душе разом
потеплело.
- Вот как славно-то! Теперь уж Иван Иванович о вас позаботиться, не
даст пропасть...
Натужно проскрипели ворота соседского двора - Любаша выпускала кур.
Баба Маша направилась к ней, крикнула издалека, едва миновав ржавый остов
комбайна:
- Не пора ли?
- Пора! - откликнулась соседка.
Утро выдалось чистое и звонкое - словно фужерное стекло. Солнце еще
только собиралось показать из-за деревьев выгнутый бордовый край, и по
светящемуся небу будто слабый марганцовый раствор растекся, обильно напитав
рыхлую вату облаков. За околицей щедро считала чьи-то годы жизни кукушка, в
огороде трещали налетевшие из леса сороки, а на дворе бабы Маши надрывно и
неумело пробовал голос молодой петушок...
Они встретились у дровяного сарая: баба Люба вела Наташку под руку.
- Как она? - тихо спросила баба Маша.
- Хорошо...
Одетая в долгую белую рубаху Наташа едва переставляла ноги. Глаза с
огромными зрачками словно мутной пленкой были затянуты.
Баба Маша взяла девушку под локоть, прижала к себе.
- Пойдем, что ли? - неуверенно зачем-то спросила баба Люба.
- Пойдем...
Медленно шли они по росистой траве через тихую деревню: мимо кривенькой
избы Васьки Лихачева, мимо завалившихся хорм Петра Петровича Варломеева,
мимо крепкого еще дома Федота Солдатенкова, мимо заросшего крапивой участка,
где когда-то было хозяйство братьев Нефедовых.
Шли к стоящей на пригорке сосне.
- А я тесто для оладий поставила, - тихо сказала баба Маша, крепко
держа расслабленную руку девушки. - В аккурат к обеду напеку.
- А я пирогов с грибами на ужин думаю сделать.
- И молочко парное будет, и сметана.
- Варенья два дня назад наварила.
- Будет, что на стол поставить.
- Найдем...
Они взобрались на пригорок и остановились, осматриваясь. Близкий лес
дышал туманом, зябко вздрагивал, сбрасывая с отяжелевших крон остатки
ночного дождя и утреннюю росу.
- Ты попридержи ее пока, - сказала баба Люба и, наклонившись, подняла с
земли обрезок стальной трубы.
Баба Маши кивнула и, зайдя Наташе за спину, крепко ее обняла.
Баба Люба шагнула вперед. Помедлила чуть, собираясь с духом, потом
широко размахнулась и ударила обрезком трубы по ржавому лемеху, висящему на
остром обломке соснового сучка.
Лязг разбил стеклянное утро.
Баба Маша почувствовала, как вздрогнула Наташа.
Вереща, сорвались с оград перепуганные сороки.
Осеклась, умолкла кукушка.
И снова баба Люба ударила металлом по металлу, заставляя эхо зайтись в
истеричном плаче.
И еще раз.
И еще...
- Тихо, девка, тихо, - увещевала задергавшуюся Наташку баба Маша. - Все
хорошо, и крестик я тебе сегодня же отдам, и покормим мы тебя, и помоем
опять, и спать уложим...
- Тихо, ты, тихо... - Шептала она девушке в ухо под отрывистый лязг. А
потом подняла голову, бросила взгляд в сторону леса и сама вздрогнула - как
всегда вздрагивала, завидя Иван Ивановича.
Так и не смогла привыкнуть, хотя сколько уж лет бок о бок прожили.
Огромный, за два метра ростом, густо заросший шерстью, замшелый, он
шагал, широко размахивая длинными мощными руками, и туман бежал у него
из-под косолапых ног, завиваясь вихрями, поднимаясь волнами.
Захрипела, застонала Наташка, разглядев приближающее лесное чудище.
Попыталась вырваться, но, опоенная зельем, быстро лишилась сил и обмякла на
руках бабы Маши. А та все приговаривала быстро, стараясь не смотреть на
близкого уже Иван Ивановича:
- Не бойся, дитятко. Не бойся. Ты, чай, и не с такими зверями
встречалась. Этот только на вид страшный, а так-то он ласковый. Не веришь? У
Любы, у Лешачихи нашей спроси, она знает, она скажет. Добрый он, и
работящий. Хороший мужик, не зверь какой-нибудь непутный. Ты уж будь с ним
ласкова. Ты уж с ним как-нибудь... И все хорошо будет. Все хорошо. Поживешь
тут у нас до лета, а там, глядишь, и сама останешься. Нельзя нам без мужика,
Наташа... Никак нельзя... Ох, никак...
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 20.03.2015 08:11
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг