Спешила, торопилась баба Маша, гнала трактор по дорожным ухабам, не
жалея ни себя, ни машину. Скорчившись, вцепившись в обмотанный изолентой
руль, цепко смотрела на разбитую лесовозами дорогу, глохла от дизельного
рокота. Рассеяно думала о житье-бытье, прикидывала, сколько денег с пенсии
отложить на покупку дров, решала, а не проще ли будет втихую вытянуть
трактором из леса несколько поваленных берез, да самой их и разделать.
Самой - с помощью Ивана Ивановича.
Не чужой, чай. Не откажет теперь. Не уйдет, не бросит.
Ох, не дай Бог!
Вспоминала баба Маша брата своего Федора и мужа Петра, вспоминала и
заменившего их Ивана Ивановича...
* * *
В деревню привела его Люба году, наверное, в девяносто пятом - через
несколько лет после смерти Петра. В тот день, помнится, бестолковая овца
Поля свалилась в выгребную яму заброшенного дома. Вытащить ее оттуда
оказалось непосильным делом для двух пожилых женщин, но, глядя, как
убивается Марья Петровна, слушая, как диким голосом орет завязшая в грязи
скотинка, баба Люба не выдержала:
- Ладно, приведу помощника. Только ты, Маша, дома сиди, и носа из него
не показывай.
Просидела баба Маша в избе целый день, снедаемая любопытством. Где ж
это Люба помощника нашла? В Лазарцеве, что ли? Так ведь далеко! И что это за
помощник такой, что от него прятаться надо?..
Люба пришла под вечер, стукнула в стекло, крикнула:
- Вытащили твою Польку, пасется у колодца под липой. Ты дай мне
молочка, расплатиться с помощником надо.
- А как звать-то его? - спросила баба Маша, передавая в окно крынку.
- Иван, - чуть замешкавшись, ответила Люба. - Иван Иванович.
С той поры и повелось: едва появлялось какое неподъемное дело, баба
Маша бежала к соседке:
- Ты бы уж позвала Иван Иваныча, Люба. Никак нам без него не
управиться. А я бы отблагодарила, чем смогла. Тесто, вон, с утра замесила...
Не отказывала ей Люба, видно, шибко нравилось Иван Ивановичу угощение,
видно, сам с охотой делал он крестьянские дела. Столбы новые для забора
вкопал, терновник вырубил, старую яблоню выкорчевал, покосившийся двор
выровнял, в баню новый котел заместо старого затащил.
А вскоре довелось бабе Маше увидеть загадочного помощника. Шибко она
тогда удивилась, испугалась даже сперва до икоты, а потом вспомнила, что про
Любашу всегда говорили, и, вроде бы, поуспокоилась, посчитала, что ничего
особенного, как бы, и не произошло.
Главное, что мужик есть.
А уж какой он весь из себя - это дело десятое.
* * *
В Матвейцеве баба Маша не задержалась ни на одну лишнюю минуту. Жил у
нее здесь брат - седьмая вода на киселе. Не жаловала его баба Маша, хотя и
сама не могла объяснить, почему. Общались они редко - по необходимости;
встречались в основном на похоронах общих родственников.
- За долгом я! - крикнула баба Маша копающемуся в огороде брату. Она
даже трактор не стала глушить, только дверь открыла, да опустила ногу на
заляпанную грязью приступку. - Здравствуйте!
Загорелый высокий мужчина медленно выпрямился; прищурясь против солнца,
из-под руки посмотрел на нагрянувшую сродственницу, широким жестом вытер со
лба пот. Неторопливо, в раскачку, подошел ближе, приоткрыл калитку:
- Зашла бы в дом, что ли, Марья Петровна.
- Некогда, Василий Степанович. Спешу. Вернешь ли деньги, что полгода
назад брал?
- Денег у меня сейчас нет, Марья Петровна.
- А мне надо бы... Может, перезаймешь у кого?
- Да, вроде, не у кого перезанять... А не возьмешь ли долг золотом? -
брат Василий наклонил голову, прищурился хитро.
Ох, не любила баба Маша такого вот прищура.
- Шутишь, никак?
- Нет, не шучу. Поповское золото, старое, настоящее.
- Откуда?
- Знамо, откуда... Клад я нашел.
- Это где это?
- Все тебе расскажи... Каменный дом на том краю деревни помнишь ли?
- Председателев?
- Он самый. Нет больше того дома. Рассыпался... Только ты это... -
Василий спохватился, зыркнул по сторонам. - Не шуми про золото-то. Ни к чему
нам это.
- Неужто и вправду клад?
- Говорю же: золото поповское в председателевом доме схоронено было.
Возьмешь ли вместо денег?
- Ты неси, а я погляжу.
Василий кивнул и, не торопясь, вразвалочку, ушел в дом. Пропал он
надолго - баба Маша уж трактор глушить собралась, жалея солярку. Вернулся
Василий какой-то притихший, будто бы даже съежившийся. На левом плече его
висела паутина - то ли на чердак, то ли в подпол лазил брат за припрятанным
золотом.
- Вот, гляди, - Он подошел у трактору, протянул руку, разжал
поцарапанный кулак. На ладони лежал золотой крестик с маленьким зеленым
камешком в серединке.
- В городе, небось, бешеные деньги за него дадут, - тихо сказал
Василий. - Камушек-то, наверняка, изумруд.
- Ладно, - сказала баба Маша. - Возьму.
* * *
Примерно через час трактор выехал на асфальт. Дорожный указатель
подсказывал, что до райцентра осталось три километра, но сегодня баба Маша
туда не собиралась, и потому сразу повернула налево. Оставшийся путь отнял у
нее еще двадцать минут.
Придорожная забегаловка "Ромашка" была единственной закусочной на всей
трассе, связывающей райцентр с областным городом. Потому заведение это
пользовалось большой популярностью, - и не только у водителей
дальнобойщиков. Тем не менее, именно дальнобойщиков здесь было больше всего.
Огромные машины с длинными, будто вагоны, фурами стояли на обочинах; редкие
"москвичи" и "жигуленки" смотрелись среди них будто лодчонки, затертые
торосами.
Первым делом баба Маша заехала на заправку, где выяснила, что дизельное
топливо подорожало почти вдвое. Потратив на солярку все деньги, она вывела
трактор на дорогу, остановила его в стороне от прочих машин, заглушила и
выбралась из кабины.
Неподалеку молодой парень в оранжевом, запачканном маслом жилете
сосредоточенно пинал колесо грузовика. Появление бабы Маши отвлекло его от
этого занятия; он с интересом и, пожалуй, с удивлением посмотрел на ветхую
старушку, быстро глянул в сторону трактора, спросил:
- Тебе, мать, может, помочь чего надо?
- Сама управлюсь, - живо откликнулась она.
Он одобрительно хмыкнул:
- Ну, гляди.
Она глядела: на троицу мужиков, собравшихся за столиком под навесом
возле мангала, на скучающую официантку в сером больничном халате, на
зевающего в дверях летней кухни мужчину в поварском колпаке и брезентовом
мясницком фартуке, на собак, чутко дремлющих возле мусорных баков, на
выбирающегося из высокой кабины одетого в джинсу водителя, на дремлющую в
"Жигулях" женщину, на голоногую простоволосую девчушку, прохаживающуюся
среди машин.
Еще две-три такие же девчушки, наверняка, были сейчас внутри "Ромашки",
жадно что-нибудь жевали, или просто сидели в углу, присматриваясь к
заходящим внутрь водителям, ожидая, что кто-нибудь из них поманит одну за
собой.
- Погоди, дочка... - Баба Маша догнала девчонку, пошла с ней рядом, не
зная, с чего начать разговор, теряясь и смущаясь.
- Чего? - Жвачный пузырь лопнул на ярко накрашенных губах.
- Как звать-то тебя?
- Наташка. А что?
- Сколько лет-то тебе?
- А тебе, бабуль, какое дело? Воспитывать станешь? Не надо. Иди лучше
себе, куда шла.
- Так к тебе я и шла, - заторопилась баба Маша. Она суетливо достала из
кармана приготовленную на такой случай "Школьную" конфету, протянула
девчонке, чувствуя себя страшно неловко. - На вот, возьми. И послушай меня,
старую, что сказать хочу...
Девчонка с сомнением посмотрела на конфету. Взяла. Развернула. Сунула в
рот:
- Ну и?..
- Ты ведь, это... С мужиками... за деньги... Да?
- Бывает и не за деньги. Жизнь такая. А что?
- Ты на-ко вот, погляди... - Золотой крестик с зеленым камушком в
серединке блеснул на иссушенной, почти черной ладони. - Золото, настоящее,
старинное. И изумруд. До революции еще сделано... В городе за такую вещь,
знаешь, сколько дадут?
В глазах девчонки блеснул интерес.
- Сколько?
- Десять тыщ! - назвала баба Маша первую пришедшую в голову цифру. И
тут же испугалась, что не поверит девчонка в такую сказочную сумму. - Десять
тыщ. Если поторговаться. Настоящее золото, поповское, старое! И камушек еще.
Десять тыщ, точно говорю, никак не меньше.
- И чего ты хочешь?
- Да-да, - закивала баба Маша, радуясь, что теперь можно перейти к
делу. - Мужик у меня есть знакомый. Хороший мужик, работящий, добрый. Ты бы
уж ублажила его. Чай, знаешь, как. А то у нас в деревне с девками-то трудно,
остались только две бабки. А он ведь в силе еще, мужик-то. Ему без этого
дела никак нельзя.
- Десять тысяч? - Золотой крестик светился в черных глазах девчонки.
- Да. Мы и накормим тебя, как следует, в баньке попарим. Может,
понравится тебе у нас, так и вовсе решишь остаться.
Девчонка с сомнением хмыкнула.
- А далеко деревня?
- Не очень. Ты не волнуйся, я отвезу тебя. Вон, трактор мой стоит.
- Десять тысяч?
- Десять, десять.
- Я и не видела никогда денег таких.
- В городе продать можно. Можно и в райцентре, но тогда меньше дадут.
- А мужика-то как звать?
- Иван Иванович он. Добрый. Работящий.
- Десять тысяч, - девчонка покачала головой. - Ладно. Только крестик ты
мне сразу отдай.
- Конечно. Как в деревню въедем, так сразу и отдам.
Они одновременно кивнули, довольные друг другом, и направились к
стоящему в стороне трактору.
* * *
Двоим в железной кабине было тесно.
Девчонка сидела боком, прижималась холодным бедром к сухому колену бабы
Маши, угловатым плечом упиралась в пыльное стекло. Ссутулившаяся,
подобравшая свои длинные худые ноги, она походила сейчас на иззябшую
болотную цаплю. Закинув тонкую руку за спину пожилой женщины, она крепко
вцепилась в спинку единственного здесь кресла и отрешенно смотрела на
дорогу.
О чем она думала?
Баба Маша представить не могла, как должна сложиться жизнь, чтобы такая
вот молоденькая девчонка, бестолковая сикушка, бросила все, что у нее было,
и пошла по рукам. Ну разве могла она понять, что творится в голове у этой
Наташки?
- Ты сама-то откуда?
- Из Коворчино.
- А живешь где?
- Где придется, знакомых много. Думаю, в город податься. Может, в
Москву даже... Только там деньги нужны будут... А у вас еще что-нибудь вроде
этого крестика есть?
- Найдем...
Трактор скатился с насыпи шоссе и, подпрыгнув, въехал в глубокую колею
грунтовой дороги.
- Долго нам еще ехать?
- До темна успеем.
Солнце только клонилось к западу. По лугам и заброшенным полям ползли
тени облаков, а из-за зубастой полосы леса медленно выбиралась огромная
иссиня-черная туча.
- Опять дождь будет, - вздохнула баба Маша и, помолчав, неожиданно для
себя принялась рассказывать историю о липе, посаженной братом Федором перед
уходом на фронт. Рык дизеля глушил ее слова; она почти кричала, чтобы быть
услышанной, и оттого обычный рассказ ее сделался похожим на отчаянную
жалобу.
Гроза началась, когда они въехали в лес. Совсем близко сверкнула
молния, оглушительно рявкнул гром, грянули по крыше жесткие струи ливня. За
считанные секунды трактор погрузился в густую тьму и будто бы даже увяз в
ней.
И баба Маша кричала, надрывая уже севший голос:
- Места у нас глухие, особенные! И лес этот не простой. Даже по дороге
чужой человек может не пройти! Заплутает! Тут у нас недавно сбежавшие
бандиты без следа сгинули!..
Трактор размеренно покачивался и будто плыл вне времени, вне
пространства, переходя из одного мира в другой.
По сторонам двигались едва угадываемые черные фигуры: то ли кажущиеся
живыми кусты и деревья, то ли замороженные волшебством лесные чудовища. Свет
фар и вспышки молний выхватывали из иссеченной струями мглы тянущиеся к
машине уродливые сучья-лапы и клонящиеся к ней стволы-туловища.
Наташка вдруг вспомнила, что вот так же - погружаясь в шевелящуюся тьму
под грохот электрических разрядов - работала машина времени в каком-то
старом фантастическом фильме, который она видела однажды по телевизору. Ей
стало жутко.
Очередная вспышка молнии на миг высветила размытую дорогу. Наташка
взвизгнула: ей показалось, что на обочине, прислонившись к призрачно-белой
березе, стоит огромное, фигурой похожее на человека чудище и размеренно,
словно машина, машет рукой трактору.
Вцепившаяся в руль баба Маша быстро глянула на девчонку, крикнула,
широко разевая неровный беззубый рот:
- Ты не бойся! Это Иван Иванович с нами здоровается! - Ее морщинистое
лицо, подсвеченное снизу тусклым светом приборной доски, казалось уродливым
и мертвым, словно резиновая маска.
Наташка зажмурилась, запищала и тихо поползла вниз, на холодное дно
кабины.
* * *
Остальное было как во сне: непонятная суматоха, шум, темнота, чьи-то
руки, ласковые голоса:
- Экая красавица... Конфету-то ты ей сразу дала?
- Да.
- Когда подействовала?
- Недавно, должно быть.
- Голову, голову ей придержи... Пей, милая, пей...
Что-то сладкое и пахучее лилось в горло, текло на подбородок.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг