уничтожить производящих опыт людей, будь то седой, всеми уважаемый ученый или
полная жизни и любви девушка...
Дорогие коллеги, товарищи ученые, я имею честь заверить вас, что
теоретически нет никакой возможности предохранить проводник от проникновения в
него магнитного поля! Точно так же как нельзя пропустить по нему ток больший,
чем допускает его атомная структура. Нет такой возможности! Всякая попытка
обречена на такую же неудачу, как и стремление получить явление
сверхпроводимости при обычных температурах.
Резюмируя свое выступление, я позволю себе сказать, что представленная
работа порочна как в своей основе, так и в отношении намечаемых вредных
перспектив, обрекающих людей на ненужный риск и горькие разочарования. Работа
соискательницы не продумана, сыра, недостаточно выношена, не обоснована,
мелка, легкомысленна и, самое главное, неправильно ориентирована. Приходится
пожалеть о напрасном труде и потерянном времени. Будем надеяться, что это
послужит хорошим уроком юной соискательнице и повернет ее честолюбивые
стремления на другой, более реальный и эффективный путь, что я имею честь ей
рекомендовать...
Профессор кончил и быстрой подпрыгивающей походкой направился в аудиторию.
Слышно было, как залетевшая в окно ночная бабочка билась крылышками о
матовый колпак лампы.
Профессор, шаги которого гулко раздавались в притихшей аудитории, подошел
к седоволосому соседу министра и сел рядом с ним. Тот демонстративно встал и,
извинившись перед Василием Климентьевичем, прошел в задние ряды.
Профессор, растерянно улыбаясь, смотрел ему вслед прозрачными голубыми
глазами.
У него дернулась щека. Он заморгал ресницами и опустил голову, потом,
раздвинув острые колени, облокотился на них, зажав ладонями виски.
В течение всего времени, когда выступали ученые, пожелавшие изложить свои
взгляды на использование сверхпроводимости, министр все приглядывался к
старому профессору. Посматривал он и на Марину. Заметил, как выбежала она в
коридор сразу после окончания речи неожиданного оппонента, как вернулась
оттуда с красными глазами.
На защите диссертации Марины Садовской разразился научный спор.
Столкнулись разные течения и забурлили яростные штормы волновых теорий,
квантов, магнитных вихрей и мириад электронов. Защита превратилась в диспут,
которому не видно было конца.
Но вряд ли слышал эти выступления старый профессор. Наконец он встал и
неровной, спотыкающейся походкой направился к выходу.
Министр поднялся и тоже вышел в коридор.
В коридоре у окна стояла Марина и кусала до крови губы.
Министр подошел к ней и сказал:
- Так.
Марина не подняла глаз.
- Провалилась я, Василий Климентьевич!
- Этого я пока еще не знаю...
- Но ведь он говорил прекрасно! Я совершенно уничтожена...
- Да, - сказал министр и помолчал. - Он говорил прекрасно, даже с излишней
страстностью, пожалуй, но об уничтожении говорить преждевременно.
Марина выпрямилась и постаралась улыбнуться.
- Конечно, я понимаю, что это не может повлиять на решение Ученого совета,
но все же обидно, Василий Климентьевич...
Последние слова она прошептала одними губами, без дыхания.
Министр все же услышал, но, кроме того, он услышал звук чьего-то грузного
падения.
Когда Марина подняла глаза, то увидела широкую спину бегущего министра.
Резким движением она бросилась за ним.
Поперек коридора, неуклюже согнув колени и уткнувшись лицом в толстый
ковер, лежал профессор.
Из аудитории доносилась монотонная речь выступавшего.
Как ни спешили министр и Марина, кто-то, все же опередив их, уже склонился
над профессором.
- Я попрошу помочь мне поднять больного, - сказал, не оборачиваясь,
низенький человек.
Втроем они с трудом подняли профессора и посадили на диван.
- Пульс очень плох! Этого следовало ожидать... Ведь у вас, наверно, есть
машина? Надо его доставить домой.
- Я уже дал распоряжение отвезти профессора.
- Вот и чудесно! Он, знаете ли, такой чудак, никак не хочет иметь
прикрепленной машины.
- Знаю, - сказал министр.
Пока доктор говорил, руки его были в деятельном движении. Он поймал
пенсне, расстегнул профессору ворот и жилетку, достал из своего кармана
стерилизованный шприц в упаковке и что-то впрыснул больному.
Положив шприц обратно в коробочку, доктор потер ладонь о ладонь, потом
обеими ладонями - лысину, наконец, быстрыми и нежными движениями стал делать
профессору массаж. Увидев, что министр наблюдает за его руками, доктор сказал:
- Товарищ министр, есть древняя индийская поговорка, что врач должен иметь
глаз сокола, - доктор поправил пенсне, - сердце льва, - доктор прижал обе
ладони к груди, - и руки женщины! - С этими словами доктор принялся снова
растирать профессора.
Марина стояла молча, наконец сказала тихо:
- Позвольте мне отвезти его.
- Нет, ваше место здесь. Я сам поеду с ним, - сказал министр.
Марине показалось, что министр хочет еще что-то сказать ей. Она
выжидательно смотрела на него.
- Я предвижу исход сегодняшней защиты, - сказал он.
- Предвидите? - насторожилась Марина.
- Каков бы ни был этот исход, я хочу взять с вас слово.
- Готова, Василий Климентьевич.
- Прошу вас остаться стойкой.
- Вот как?
- Лучше всего вам поехать куда-нибудь. Ненадолго. К друзьям,
родственникам...
- У меня бабушка в Бресте.
- В Бресте? Совсем хорошо. Побываете там в крепости.
- Непременно.
- Поклонитесь там праху героев. И от меня... - И министр повернулся к
доктору, который осторожно помогал профессору подняться.
Почти повиснув на руках доктора и министра, профессор, едва передвигая
ноги, прошел к автомобилю и послушно сел в него.
Он все время робко и виновато улыбался, как будто сделал что-то страшно
неприличное.
Стоя на крыльце, Марина смотрела, как увозили беспомощного человека, час
назад уничтожившего ее.
Наконец она обернулась.
Перед нею стояла Надя с округлившимися глазами.
- Какой ужас! - пролепетала она. - Ты знаешь? Они не присудили тебе
степени доктора! Какой ужас! Что же теперь делать?
- Я уезжаю.
- Куда?
- В Брестскую крепость. Потом к бабушке.
- В Брестскую крепость? Какой ужас!
Марина даже не зашла в институт, чтобы узнать официальное решение Ученого
совета, она прямо проехала домой, послав Надю за железнодорожным билетом до
Бреста.
Автомобиль министра вез больного профессора в его квартиру. Старик
привалился в углу, маленький доктор держал его за руку и все время вполголоса
что-то говорил.
Министр внимательно смотрел на странного старика и пытался вспомнить, где
мог видеть его раньше. Он твердо знал, что до сих пор они никогда не
встречались. Конечно, он мог видеть портреты знаменитого профессора, но не
внешние черты казались ему знакомыми. Знакомы были какие-то неуловимые жесты,
манера говорить, двигаться...
Еще думал министр о провале диссертации Марины. Он чувствовал себя
ответственным за этот провал, ибо именно он навел ее на мысль пойти по
принятому в диссертации пути.
Неужели он ошибался? Имел ли он право портить научную карьеру девушки ради
проверки своих давно забытых снов?
"Имел", - в конце концов решил министр. Должно быть, он стал стареть. Во
время гражданской войны он не ставил перед собой вопроса, имеет ли он право
послать в разведку... любимого человека.
Министр вздохнул. Доктор удивленно обернулся к нему.
- Да, это разведка, - неожиданно вслух сказал министр.
- Вот именно! Я всегда говорю, что диагноз - это то же самое, что
разведка. А лечение - это уже атака. Наши пилюли - снаряды, наши советы -
дурманящие газы, а наши операции - штыковой бой! Я всегда это говорил.
Министр не мог сдержать улыбки. Доктору удалось отвлечь его мысли от той
разведки, в которую он когда-то послал свою жену...
Глава VIII
МИРНАЯ ОХОТА
Приглашенные главой мирового военного концерна мистером Фредериком Вельтом
военные эксперты крупнейших капиталистических стран ночевали в Ютландском
замке.
Будить гостей начали рано. Заря в это утро была серая, без красок, словно
карандашом нарисованная на небе. Просто часть неба стала менее темной, будто
на нее легло меньше карандашных штрихов.
Когда постучали к англичанину, он уже брился. Через несколько минут,
свежий, затянутый в новый френч, надушенный и надменный, он вышел в коридор.
Навстречу ему шел Бенуа:
- Бон жур, мон ами! Как провели вы ночь?
- Плохо, - поморщился Уитсли.
- Почти уверен, что вам снились огненные облака.
Англичанин холодно усмехнулся:
- Признаюсь вам, об этих летающих массах огня мы имели донесения еще в
1914 году.
- А, вот как! - изумился француз.
Англичанин пожал плечами;
- Они были замечены в Америке, в Аппалачских горах. Однако после
происшедшей там катастрофы все следы пропали.
- Так-так-так... - задумчиво проговорил Бенуа. - А я, знаете, тоже плохо
спал. Мне почему-то приснился наш хозяин в виде владельца парижского модного
магазина. Он приказывал хорошеньким девушкам демонстрировать мне новые модели
платьев.
- Словом, вы хотите сказать, что даже во сне он продолжал вам
демонстрировать свои модели.
Они молча пошли по каменным плитам коридора.
"Золотой генерал", как завистники прозвали генерала Копфа после выхода в
отставку, которую он очень тяжело переживал, отвык вставать рано. Поэтому его
бывшему адъютанту, сопровождавшему своего старого патрона в эту поездку,
пришлось долго будить почтенного военного эксперта.
Проснувшись, Копф потрогал на ночной рубашке орден, который он ценил
больше всего на свете и никогда с ним не расставался, выполняя старую клятву,
данную фюреру при его получении. Это был простой, суровый, железный орден.
Копф погладил грудь и зевнул:
- Неужели пора? А мне казалось, что я не успел еще заснуть.
- Около пяти часов.
- Точнее, адъютант! Точнее! Надо быть абсолютно точным.
- Без семи с половиной минут пять.
- О-хо-хо! Будем, как викинги!
Однако, попробовав ногами пол, Копф покачал головой:
- Наш радушный хозяин мог бы растрясти свою скупость и купить коврик за
семнадцать марок! А? Как вы думаете, адъютант?
- Совершенно верно, ваше превосходительство.
Копф снова зевнул:
- А что верно? Ничего вы не понимаете! Знаете ли вы, молодой человек, что
наш хозяин ничего не смыслит в коммерции?
От удивления адъютант чуть было не потерял своей выправки, которой так
гордился.
Копф спустил на пол вместо ковра одеяло и стал делать гимнастику. Хитро
поглядывая на адъютанта, он сказал:
- Разве это коммерсант? Зачем он собирает военных экспертов разных стран?
Очевидно, он хочет продавать свои изделия. Ну что ж, хорошо, против этого
трудно возражать. Американцы всегда продают свою военную продукцию. Это у них
основной вид экспорта, как для Бразилии кофе. С рекламными целями он
демонстрирует военным экспертам замечательные модели, разработанные на его
заводах. Очень хорошо! Но согласитесь, что бессмысленно, мой дорогой,
демонстрировать такое средство истребления, которое превосходит, а может быть,
и исключает все до того показанное. О нет! Коммерсант не должен был бы так
поступать!
Генерал в отставке кончил свою гимнастику.
- У него что-то на уме! Сегодня он устраивает охоту... - Копф выглянул в
окно. - Ха-ха! Клянусь Вотаном, я ничего не вижу, кроме лугов! Не хочет ли наш
хозяин охотиться на полевых мышей?
- Совершенно верно. Я полагаю, что ваше превосходительство не будет иметь
возможности убить здесь рогатиной своего восемнадцатого медведя.
- Или триста сорок шестого кабана.
- Совершенно верно: или триста сорок шестого кабана.
- Давайте шкатулку.
Величественный Копф, тщательно соблюдая очередность, стал надевать ордена.
Не уместившиеся на его груди он оставил в шкатулке.
Пять минут спустя, откинув назад красивую седеющую голову, он вошел в
полутемный холодный зал со стрельчатыми окнами.
Со стен тускло смотрели почерневшие портреты храбрых рыцарей, когда-то
поддерживавших в стенах этого замка славный дух войны, в столь своеобразной
форме возродившийся здесь вновь. С потолка зала, по непонятной прихоти
владельца, свисали провода высокого напряжения. Под портретами и проводами,
разбившись на небольшие группки, прогуливались военные эксперты крупнейших
капиталистических стран, приглашенные архимиллионером Вельтом для участия в
великосветской охоте.
В зале среди военных были также и дамы. Одна из них, высокая брюнетка,
непринужденно беседовала с седобородым японцем. Бросалась в глаза
неестественная бледность ее лица.
В двух шагах от нее в позе высшей готовности выполнить любой приказ стоял
атлетического вида человек, не спускавший с нее глаз. Иногда она мило
улыбалась ему, беседуя с японцем и кивая другим гостям.
Копф, еще более откинув назад голову, подошел к ним и с достоинством
приветствовал японского генерала и его даму.
Японец блеснул стеклами своих золотых очков и ответил длинно и витиевато.
Брюнетка едва кивнула и сразу заинтересовалась другими гостями, но так же
быстро повернулась обратно.
Это была жена владельца замка, блистательная итальянская аристократка
Иоланда Вельт.
А при ней состоял, чтобы угадывать ее желания, любимец ее мужа и его
секретарь мистер Тросс.
"Золотой генерал" направился теперь к другой даме, полной блондинке, еще
издали улыбавшейся ему. Подойдя к ней, он приложился к пухлой ручке с
позолоченными ногтями.
Эго была подруга Иоланды, Шарлотта, жена одного из директоров концерна
Вельта.
Блестящее общество оживленно болтало. Звуки голосов, мешаясь под сводами,
превращались в гулкий и нестройный шум.
Вдруг все разговоры разом стихли. В зал вошел владелец будущих вооружений
армий мира Фредерик Вельт. Как и при посещении Ганса Шютте, у него были желтые
гетры на тонких ногах.
- Господа! - объявил он гортанным голосом. - В знак стремления к миру всех
здесь собравшихся мы сейчас превратимся в охотников! Машины ждут нас.
В зале появилось несколько лакеев, одетых в шкуры. Они принялись раздавать
гостям луки и колчаны со стрелами.
Ими неслышно руководил Тросс.
Генерал Копф повертел в руках лук и оглянулся на адъютанта:
- Что вы скажете? А?
- Это лук, ваше превосходительство.
- Ну я знаю, что лук! Оружие нибелунгов. А это?
- Колчан со стрелами, ваше превосходительство.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг